И, наверное, все эти дни было плевать.
– Всё в порядке? – интересуется Илья, вырывая меня из вакуума собственных мыслей, кажется, планируя проследить за моим взглядом. – Ты, словно приведение увидела, Вероника.
– Д-да, – глухо выдыхаю я, потому что в горле саднит. – Всё просто шикарно.
Я только что лишилась последней надежды на спасение, разве, должно меня это огорчать?
Глава 15
Пока Илья занят разговором с немцами, я украдкой наблюдаю за отцом. Хочу поймать его взгляд вновь, попробовать передать своим то, что я здесь не совсем по своей воле, что я не обманула его, что мне, правда, нужна помощь. Поймёт ли? Другой вопрос. А сейчас я сверлю его висок, не понимая, как он ещё не почувствовал эту дырку.
А вскоре он уходит – нам даже ещё горячее не подали…
Ни единого короткого взгляда в мою сторону. Абсолютно бесстрастное лицо. Он даже своему собеседнику не улыбается.
Потеряв и те крохи надежды, что ещё оставались во мне, я отвожу глаза от спины отца и понимаю, что Илья понял-таки, куда я смотрела, и тоже переводит свой взгляд с моего отца на немцев. Не успеваю прочитать выражение его глаз, чтобы понять заподозрил ли он что-то неладное.
Чувствую полное опустошение, словно усердно трудилась, например, над сложным переводом какой-нибудь статьи, старалась, подбирала самые похожие по значению слова, потратила на это не один день, а статья оказалась ненужной заказчику. Ни спасибо, ни вознаграждения.
Ещё через несколько минут приходит злость на саму себя – ведь могла потребовать наперёд аванс! То есть, могла же я что-нибудь придумать! Пройти, например, в туалет мимо его стола, дать понять, что хочу поговорить…
Почему я не подумала об этом раньше? Я всегда считала себя сообразительной, но в этот раз не придумала ничего лучше, кроме как просто пялится в его сторону. Выходит, не сильно-то и хотела думать? Не так уж и нуждаюсь в помощи? Действительно смирилась со своим положением?
Смотрю на Илью. Он улыбается, очевидно, какой-то шутке немцев. Либо же шутил сам, потому что те смеются. Он словно чувствует мой взгляд – в отличии от моего папули – и смотрит на меня, чуть сужая свои глаза, как будто хочет по моим прочитать, о чём я думаю. То есть, взгляд не а-ля: «что за очередную глупость ты замышляешь, несносная девчонка», а интересующийся, с тонкой, едва слышной, но определённо прозвучавшей ноткой заботы…
Проклятье.
Мне срочно нужно выпить.
Я залпом осушаю свой бокал вина – в конце концов Илья знал, что берет с собой пристрастную к алкоголю спутницу. Вот и пусть краснеет за меня. Хотя о чём это я? Ему не ведом стыд, он, скорее, сделает вид, что так и нужно, и все вокруг ему поверят. Даже подумать плохо в его сторону не посмеют. Такой он человек. Повелитель по жизни, устанавливающий собственные правила, не взирая на мнение остальных. Интересно, всегда он был таким или упорно шёл к этому состоянию долгие годы?
Вот и доказательство: на мой порыв мужчина лишь едва заметно вздёргивает бровь и подаёт знак официанту, чтобы пустая посуда не простаивала без дела.
Так что весь продолжающийся вечер я планомерно напиваюсь.
И Илья никак мне не препятствует, словно, чёрт возьми, понимает, что мне это необходимо. Настоящую причину этой необходимости он знать не может, а значит, придумал свою. Интересно, какую?
Нет. Не интересно. Мне не должно быть интересно то, что происходит у него в голове. Да.
В общем, я не сразу соображаю, что ужин закончен, а когда до меня это доходит, мы уже направляемся к машине. Чертовски крутой машине. В этом состоянии я могу позволить себе восторг, и признать, как мне повезло окунуться в мир, в который при обычных обстоятельствах мне вход заказан.
– Думаю, нужно что-то предпринимать с твоей тягой к вину, – произносит Илья, когда мы занимаем свои места.
– Например? – бездумно выдыхаю я и чуть разворачиваюсь на сидении к нему. – Да и зачем? Алкоголь делает нас добродушнее. Тебе обязательно нужно попробовать напиться. Вдруг и на тебя подействует магия под названием «пьяный дурман».
Мужчина скупо улыбается, а я смеюсь. Мне ужасно легко, словно грозовая туча, что долго висела над моей головой, в миг рассеялась.
– Ну правда! Проблемы отступают, и хочется обнять весь мир, – продолжаю я. – Тебе знакомо это ощущение? Никакого контроля над собой, хочется петь или танцевать. И чтобы все вокруг были счастливы, как и ты… Ну же! В машине должен быть мини-бар! Ты просто обязан это почувствовать!
– Успокойся, Вероника, – тормозит он рукой мой порыв подняться с места, обжигая кожу моего предплечья своими жёсткими пальцами. – Вполне достаточно того, что напилась ты.
– Ты сноб, Илья, – надуваю я губы, как самая настоящая кокетка и поддаюсь сиюсекундному порыву – перебираюсь к нему на колени, следом склоняясь к уху и томно шепча: – Значит, у моего господина есть другие предложения, чем заняться?
Его пальцы на моей талии сжимаются сильней, он выпускает воздух сквозь стиснутые зубы, а затем поймав мой хвост, тянет за него, чтобы отстранить моё лицо и тут же жадно завладеть моим ртом.
У меня и так не слабо кружилась голова от выпитого, а теперь я вообще теряюсь в пространстве. Но чувствую всё очень остро. Возбуждение нарастает за секунду, превращаясь в голодную страсть. Его невозможно не хотеть, у меня с самого начало не было шансов…
Я не понимаю, как оказываюсь вновь на своём сидении, но вот Илья отстраняется, обхватывает своими пальцами мои скулы и произносит глухо:
– У меня нет желания спать с девчонкой, которая ни черта не соображает. Усмири, пожалуйста, свои порывы.
– Это ты меня поцеловал! – возмущаюсь я.
Я непростительно смелая, я уже несколько часов не подвластна страху.
– Верно, – усмехается он так, словно сам удивлён. – Чтобы убедится, что желания нет.
– Лгун, – улыбаюсь я, пародируя его недавнюю реплику и цепляя пальцами стильный галстук, подаюсь чуть ближе к его лицу: – Знаю, что хочешь меня не меньше, чем я тебя.
– Вероника, ты, конечно же, сейчас олицетворяешь собой предел всех мужских желаний, – звучит насмешливо. – Доступная, раскрепощённая, страстная, готовая выполнить любую сексуальную фантазию. Идеальна для мужчины, который настолько же пьян, как и ты, или для того, кто не уважает ни тебя, ни себя. Я себя уважаю, и не пьян, как ты успела заметить. Так что расслабься и не ищи себе проблем.
– А меня? – выдыхаю я, как только он занимает своё место, отворачиваясь в сторону. Меня он тоже уважает, получается?
– Будь добра, помолчи, – бросает он сухо, не поворачивая головы от окна.
И я замолкаю. А что тут скажешь? Я пока не готова возвращаться ко всем своим изнуряющим размышлениям, несбыточным надеждам и проблемам. Не хочу. Сейчас мне плевать на всё.
К тому времени, когда машина останавливается, очевидно, у дома, меня развозит ещё сильней. Такое полусонное состояние, когда не хочется шевелиться, да и не особо можется, если честно.
Илье приходится ловить меня при выходе из машины. Я цепляюсь в его мускулистые плечи и смотрю на лицо, которое оттеняет свет уличного фонаря:
– Ты чертовски красивый, знаешь же. Зачем ты красивый?
– Затем, чтобы меня об этом спрашивали пьяные девицы, вроде тебя.
– Я такая одна. Нет таких больше.
– И то верно, – усмехается он. – Пойдём в дом.
Он очень удачно для целостности моих туфель подхватывает меня на руки, переворачивая мой и так нестабильный мир. Приходится обнять его за шею и уложить голову на изгиб плеча. Да, аромат у него просто крышесносный…
Понимаю, что мы добрались до спальни, когда тело проваливается в мягкость матраса. Илья снимает с меня туфли, платье, распускает мне волосы. Я не против, сама бы, наверное, не справилась. Кажется, он хочет уйти, и потому я ловлю его пальцы:
– Не уходи, пожалуйста.
– Мы в моей спальне, Вероника.
– Да? – открываю я глаза и пытаюсь осмотреться. Выходит плохо. – Хорошо.
Мужчина тихо посмеивается, а я пытаюсь забраться под воздушное и такое уютное одеяло. Вскоре моим провальным попыткам помогают, Илья и сам ложится, притягивая меня к своему обнажённому и горячему телу. Я тут же начинаю пальцами оглаживать его пресс, спускаясь всё ниже. Но он ловит мою ладонь и укладывает на грудь, так и оставив её прижатой своей.
– Спи.
Я не знаю, что на уме у этого мужчины. Не могу найти объяснений всем его поступкам. Возможно, это слишком сложно для моего слабенького умишки? К чему это всё? Чем в итоге закончится?
Я не знаю. Не знаю ни-чер-та.
А узнать хочется.
– Как умерли твои родители, Илья?
Он молчит очень долго, и то, что он всё же услышал мой вопрос, я понимаю по напрягшемуся телу. Потому терпеливо жду любого ответа.
– Автокатастрофа, – выдыхает он спустя несколько минут, расслабляясь. И я понимаю, что он готов отвечать на любые вопросы, ну или, по крайней мере, на многие.
– Сколько тебе было лет?
– Мне три года, сестре – семь. Так что я совсем их не помню.
– Грустно. А твоя сестра? Сколько ей было, когда и она…
– Восемнадцать.
– Что случилось?
– Наркотики, – выдыхает он, и я вдруг представляю, что ему больно об этом вспоминать. – Связалась не с той компанией. Сбежала из дома, когда за неё взялся дед. А вскоре её нашли скончавшейся от передозировки. Дед ещё долго винил себя, а я… – усмешка. Кажется, горькая, – я тогда решил, что однажды избавлю мир от наркотиков. Со всем миром не вышло, но и я ещё не сдался.
– Что? – усмехаюсь я, не веря своим ушам. – Ты борешься с распространением наркотиков? Серьёзно?
– Правильнее будет сказать, держу распространителей в узде, – тоже тихо посмеивается он.
– Ну ничего себе. И каким же образом?
Он вновь долго молчит, сжимает и разжимает пальцы на моём плече, а затем выдыхает:
– Каким придётся, Вероника. Всё. Спи.
Окончательно он меня шокирует тем, что почти невесомо касается губами моих волос на макушке. Я некоторое время не шевелюсь, пытаясь осознать всё случившееся, но голова ватная, получается плохо, поэтому я просто проваливаюсь в сон.