Глаза Ильи жадно проглатывают мой облик, взгляд вспыхивает огнём, а я начинаю сексуально танцевать… О, мне ужасно нравится, как он на меня смотрит, мне нравится следовать плавным переходам музыки именно под его взглядом, соблазнять, возбуждать очередным движением бедра.
И ему нравится, что тоже немаловажно. Я вижу это по приоткрытым губам, пальцам рук, стискивающих покрывало.
Вскоре я подхожу ближе, вынуждаю мужчину лечь на спину и фиксирую длину цепей, чтобы ему было сложней шевелится – вдруг не сдержится?
Вновь забираюсь на него сверху и продолжаю свой танец уже на его бёдрах. Его член трётся о мои ягодицы, Илья тяжело дышит, продолжая пожирать меня глазами, я же извиваюсь, глажу кожу его груди, живота и рук ладонями, иногда с силой сжимая на ней пальцы. И, наконец, усаживаюсь у него между ног, чтобы склониться над его членом и со смаком провести языком по нежной коже от основания к бледно-розовой головке. Илья выдыхает хриплый стон, когда я обхватываю головку губами и скольжу ими к основанию. Я ни на секунду не забываю об играющей мелодии, не упускаю плавного ритма. Кажется, я впервые делаю минет под музыку – будет что вспомнить.
В какой-то момент у Ильи начинает иссякать терпение: он дергает бёдра вверх, глухо рычит, потому что я извожу его своим танцем. Но он держится – молчит.
Я и сама возбуждена достаточно сильно…
Но прекращать сладкие мучения желания нет.
С характерным звуком выпускаю член изо рта и медленно перебираюсь выше, к его лицу. Очерчиваю языком линию его щетинистого подбородка, продолжая извиваться, тереться об него грудью в кружеве. А затем глубоко целую, но недолго – пару секунд и вновь припадаю к скулам, прикусываю кожу зубами, стремлюсь к мочке уха, чтобы и её втянуть губами, облизать языком. Илья на все мои экзекуции глухо рычит. Слышу сквозь музыку, как гремят цепи. Даже странно, что он всё ещё молчит.
Распрямляюсь и фиксирую его член у себя между ног, задыхаясь от желания, но держусь – хочу довести его до исступления. И себя, видимо, тоже. Скольжу вверх и вниз, не отрывая ладоней от его груди, а глаз – от его тёмного, горящего огнём взгляда. Кусаю губы. Выдыхаю совершенно развратные стоны. Слушаю музыку и даже умудряюсь попадать в такт.
Илья на грани – верхняя губа приподнялась, обнажая зубы.
Мой Зверь. Мой мужчина…
– Освободи мои руки, – глухо приказывает он.
Кокетливо отрицательно качаю головой, усиливая скорость скольжения.
– Вер-роника, – уже рычит он. – Освободи, я сказал. Ну же!
Понимаю, что он не шутит и спешу выполнить приказ. Остаётся признать, что из нас двоих настоящий доминант не я.
Как только я заканчиваю с путами, Илья с рыком сжимает меня в своих руках и садится. Он ловит мой взгляд, держит его и ожидаемо с треском рвёт белье. Сжимает в кулак волосы на моём затылке, второй вынуждая меня чуть приподняться. И, прежде чем насадить меня на свой член и жадно впиться в мои губы, рвано выдыхает:
– Потрясающая моя…
Внутри что-то рвётся, оглушительно ударяя по нервам. Его. Больше ни чья. И не стану когда-либо чей-то… Не смогу.
С каким-то остервенением жмусь к нему сильней, царапаю спину ногтями, кусаю его губы. Самые красивые на свете и способные сводить с ума, особенно тем, что срывается с них в порыве страсти.
Невозможно с ним расстаться. Не хочу. Я просто умру без него.
А с ним я живу. По-настоящему. Так, что буквально разрывает от ощущений. Накаляет до придела. И выбрасывает из собственного тела. Туда, где невозможно сладко и остро.
В себя я прихожу не сразу, понимаю, что лежу в его объятиях обессиленная и невероятно счастливая. Остаться бы в этом мгновении навсегда…
Кажется, я проваливаюсь в дрёму, когда Илья нарушает долгое молчание, за которое мы успеваем прийти в норму:
– Вероника, а ты не хотела бы жить где-нибудь за границей? У моря или океана?
– Почему ты спрашиваешь? – шепчу я, мгновенно напрягшись.
– Ты нигде не была. Уверен, тебе бы понравилось, например, в США, кажется, именно там зародилось байкерское движение, – усмехается он.
Шутит. А у меня сердце стучит у самого горла от нервов.
– Отправить меня в пятидесятые даже у тебя возможностей не хватит, – пытаюсь и я шутить.
– Может, для начала исследуешь Испанию? Вылет послезавтра.
– Что? – поднимаю я голову, чтобы заглянуть в его глаза. – Ты хочешь, чтобы я разделила с тобой благотворительный тур?
– Нет, – отводит он глаза. – Я хочу, чтобы ты туда полетела. Можешь взять с собой подругу.
– Спасибо, но мне достаточно того, что ты вынудил меня принять от тебя байк.
– Почему ты непременно хочешь остаться здесь? В этом городе? Что тебя держит? Явно не отец, ни тот и ни другой, кстати говоря. У тебя нет друзей, без которых ты не проживёшь. Зачем отказываться от возможностей, Вероника? Гордыня, между прочем, один из семи смертных грехов.
– А тебе уже не терпится от меня избавится, да? – взрываюсь я, подскакивая с места. – Так и говори прямым текстом!
– Успокойся, – с некоторым холодом произносит он и сам садится. – Мне просто любопытно.
– Очень сомневаюсь, – усмехаюсь я уже спокойней. – Испания отличный повод отлучить меня от себя. А после неё – всё, конечная для нашего парусника, плывшего по течению.
Илья невесело усмехается, а затем долго смотрит на меня. Этот взгляд буквально рвёт мне душу, заставляет сжимать руки в кулаки, больно вонзая ногти в ладони. Я знаю, что прямо сейчас он принимает решение о том, что нас ждёт дальше. Обдумывает необходимость расставания. Возможно, сам он не хочет прощаться, но видит, что я по уши увязла в нём.
Я во всех красках показала свою влюблённость… Или я показала свою любовь?..
– Конечную остановку не миновать, Вероника, – произносит он тихо.
В груди ноет, по спине скользит липкий холод, заодно замораживая лёгкие, мешая сделать нормальный вдох. Мне плохо прямо сейчас, а как будет потом? В стократ хуже.
– Конечно, – зажмурившись, заставляю я себя выдохнуть. – Но обойдусь без Испании, ладно? Сразу вернусь к себе, если хочешь уже завтра.
Сначала я чувствую колебание воздуха, а уже потом сильные руки Ильи. Он прижимает меня к себе, гладит волосы и выдыхает в макушку:
– Не хочу. Придётся, конечно, но не завтра. Нет.
Глава 26
Мой Зверь эгоист.
Он прекрасно осознаёт, что наше расставание не дастся мне легко, что каждая минута промедления ухнется мне жестоким эхо, но отпустить меня не готов.
Для него же тоже всё началось необычно. Я изначально не походила на тех, кого он специально для себя подбирал. Ему нравится эта новизна ощущений, но ради неё он не отступится от своих принципов. Возможно, он просто ждёт, что новизна пройдёт, и тогда он с чистой совестью отправит меня домой.
Да, я ему нравлюсь, его забавляют мой характер и мои причуды, но он не чувствует того же, что чувствую я по отношению к нему.
Поэтому, возможно, мне самой стоит задуматься о возвращении в свою серую жизнь? Сорвать к чёрту этот пластырь за одно движение, а не изводить себя мучительной осторожностью? Чтобы потом тихонечко скулить от острой боли в тёмном уголке и молиться о скорейшем заживлении ранки.
Я не могу думать ни о чём, кроме этого, всё утро, вплоть до самого обеда. Сердце не на месте. В сознании просто ураган сомнений и противоречий. Если я решу уйти сегодня, то сегодня и начнутся мои мучения. А если я буду ждать, когда он попросит меня уйти, то изведу себя заранее – мыслями о расставании.
Я хочу остаться, остаться на столько времени, на сколько это возможно, но смогу ли наслаждаться этими минутами, постоянно думая о том, что по большому счёту я ему не нужна?
Зачем тогда тянуть? Зачем рвать себе нервы, думая о том, что очередной поцелуй, возможно, был последним? Зачем предполагать, какое из моих действий окончательно убедит его в том, что мы добрались, наконец, до конечной? Зачем?
Бой мой, я его ненавижу! Ненавижу и люблю одновременно!
Но мне приходится забыть о всех своих сомнениях, когда в один из мессенджеров на моём телефоне приходит фотография Кати.
Фотография привязанной к деревянному стулу Кати с кляпом во рту.
Сначала я ошеломлена. Пялюсь на фото, а в голове пустота. Затем, как вода из ржавого крана, капля за каплей, набегают вопросы. Что? Как? Почему?..
Я всё ещё смотрю на Катю и ничего не понимаю, когда на экране высвечивается входящий вызов с незнакомого номера. Бездумно отвечаю на звонок, голос дрожит:
– Да?
– Сделаешь, как я скажу, и твоя подруга не умрёт, поняла?
– К-кто вы?
– Это не важно. Важно то, хочешь ли ты спасти свою подругу. Хочешь?
– Да! Что угодно… – отмираю я, начиная усиленно соображать. – Что? Что вы хотите?
– Я хочу, чтобы ты приехала по адресу, который я тебе скину после нашей беседы. Делай, что хочешь, но ты должна приехать одна. Скажешь хоть что-нибудь нашему дорогому Илье Сергеевичу – твоя подружка труп. Как-то намекнёшь ему – труп. Заявишься не одна – что?
– Вы её убьёте.
– Умница. Даю тебе четыре часа, затем убиваю её, управишься?
– Я не… да. Да.
– Твоя подружка нам без надобности, поэтому мы с одинаковой лёгкостью отпустим её или убьём. Всё зависит лишь от тебя, Вероника. Помни, что никто не должен знать о нашем разговоре, усекла?
– Усекла.
Им не нужна Катя, им нужна я.
Абонент скидывает вызов сразу после моего последнего слова, я же чувствую себя ни живой ни мёртвой. Сознание никак не хочет принимать тот факт, что последние две минуты реальность. Что моя единственная подруга в опасности. И что она в опасности из-за меня. Из-за того, что я влюбилась в Зверя.
Очевидно, Илья был прав, когда предполагал, что недруги захотят действовать против него через меня. Только его враги не учли того факта, что ради меня Зверь не пойдёт у них на поводу. Зря они наивно думают, что я ему необходима. Зря предполагают, что он меня …любит.
Впрочем, мне это сейчас только на руку, верно? Я не могу позволить, чтобы кто-то умер по моей вине.