Он сделал высокие ставки в нашей игре и проиграл только потому, что не учёл того, что я не привык изменять своим принципам.
В мире, где и в грош не ставят человеческие жизни, неизменным должно оставаться одно – собственные принципы. Иначе тебе не жить в ладу с самим собой. Иначе на твоей шее будут ездить все, кому не лень. Иначе, тебя и человеком назвать нельзя.
Что говорить о том, что, показавшись однажды кому-то слабым, то и мужчиной ты зваться не имеешь права.
Я поднимаю крышку ноутбука и против воли улыбаюсь, замечая очередное письмо с вложенными файлами от своего безопасника.
И чем же ты сегодня занималась, моя девочка?
Полагаю, Вероника ещё месяц назад догадалась, что я за ней приглядываю. Именно тогда на фото она стала выглядеть повеселей, что, конечно же, вселяло в меня надежду. Надежду на то, что она простила себя и меня.
Полгода.
Именно столько мне потребовалось времени, чтобы устранить Епифанова и всех его сподручных заодно.
Когда я не думал о делах, я думал о ней.
Я невыносимо по ней скучал. Сорваться и всё похерить мне не давали всё те же принципы. Теперь же, на примере Епифанова, любой недоброжелатель десять раз подумает, прежде чем лезть в мои дела и угрожать тому, что мне дорого. Последствия не стоят минутного триумфа мнимой победы надо мной.
Я невыносимо по ней скучал, но отчего-то оттягивал момент встречи.
Могу её вернуть хоть завтра, хоть сейчас!
Но…
Я не знал, как она воспримет известия о своём родном отце. Не знал, как отреагирует на моё желание вернуть её. Она могла решить, что без меня ей безопаснее. Спокойнее. Легче. Что я, продолжая заниматься тем, чем занимался, буду подвергать её и наших будущих детей угрозе. Могла решить, что я вновь её отвергну, когда решу, что это необходимо.
Да, я пробежался глазами по написанному ей «криминальному» роману.
Я не уйду от дел, как это сделал герой её книги. Не знаю, ждёт ли она этого от меня или просто фантазировала.
Но я рад, что она нашла дело, которое приносит ей удовольствие – на снимках она часто улыбается, когда работает за компьютером, сидя в кафе недалеко от своей квартирки. Каждый раз, когда я смотрел на эту улыбку, мне до скрежета стиснутых зубов хотелось сжать в кулаке расстояние, что нас разделяло, и выбросить в мусорку, как ненужный лист бумаги, чтобы самому коснуться её мягких губ.
Какой потерянной она была в первые месяцы… Её боль мог понять лишь я, потому что и сам страдал. Снова и снова крутил в голове свои планы, возможности и риски, чтобы вписать её присутствие рядом. А затем осознано воскрешал в памяти выворачивающий наизнанку ужас, который испытал, когда узнал, что её могут убить. Это воспоминание действовало как ушат холодной воды, ставя мысли на место. И я терпел. Терпел свою боль и ту, что доставил ей. С верой в то, что она однажды поймет меня и не возненавидит по-настоящему.
Снимки обнадёживали.
Нет, я далеко не сразу понял, что она моя. Вся. Без остатка. Я наивно предполагал, что в нужный момент смогу её отпустить. Когда я понял, что не смогу? Наверное, в тот миг, когда она по телефону согласилась посетить Испанию. Полагаю, я и предлагал ей этот вариант не всерьёз, подсознательно зная, что моя девочка откажется. Она врала ради подруги, да. Но смогла открыть мне глаза. Тогда мне пришлось отменить все дела, потому что я не мог думать ни о чём, кроме нас. Я так ясно представил наше будущее, словно понял, как всё должно быть, уже давно, а затем мне позвонили и сказали, что её убьют, если я не пойду им навстречу.
Что значат эти полгода, когда у нас вся жизнь впереди? Особенно теперь, когда ничего не угрожает нашему счастью? Они значат лишь необходимое время для решения всех проблем, они значат передышку для принятия, осознания своих истинных чувств, они значат вынужденную остановку для того, чтобы без оглядки двигаться дальше. Уже вместе. Всегда.
Нажимаю кнопку сенсорной панели на ноутбуке, чтобы увидеть следующую фотографию.
Снимки обнадёживают, да. Но и настораживают.
Вот она выходит из подъезда и улыбается лучам наверняка горячего солнца. На ней легкий сарафан красного цвета. Не тот, которым она скрыла свою наготу в тот памятный день, но чем-то схожий с ним. Невероятно красивая. Наверное, вновь идёт работать в кафе. И тут я понимаю, что чего-то не хватает. Сумки с компьютером. Моя девочка комфортно чувствует себя наедине с собой. За полгода не завела ни одного знакомства, очевидно, подсознательно чувствуя, что в этом месте не навсегда. Куда же ты так порхаешь, моя маленькая? Быстро листаю каждый её шаг, пока не натыкаюсь на фото, где она приветливо машет какому-то парню.
Резко выдыхаю воздух из лёгких, словно получил под дых.
Я и такое предполагал, верно? Может, поэтому тяну со встречей? Ведь она достойна самого лучшего. Возможно, в этом лучшем мне не место?
Тру переносицу, стиснув зубы.
Да ни черта! Она моя. Вся. Без остатка.
Листаю дальше: они приветствуют друг друга, идут куда-то, весело болтая. Вероника улыбается, смотрит по сторонам, а я, полагаю, в скором времени сломаю себе зубы от дикой ревности, огнём бушующей в груди.
Откидываюсь на спинку стула, беру в руку телефон и набираю безопасника.
– Что за парень, проверили? – рычу я, как только тот отвечает на вызов.
– Клерк в банке. Она сама списались с ним вчера на местном сайте знакомств. Я в письме доложил об этом.
– Не читал. Он сам местный?
– Да, на сто процентов кубинец.
– Отлично. Отбой.
Отключаюсь и набираю Артура:
– Закажи мне билет на ближайший рейс до Кубы.
– К девчонке? Решился, наконец.
– Артур-р, – рычу я.
– Ладно-ладно. Будет сделано. Инфу вышлю в СМС.
Что ж, моя любимая девочка, твоё приглашение я получил, жди скорой встречи.
Весь полёт я думаю о её приглашении. О сообразительности. Дерзости. Моя невероятная. Устала ждать, когда я решусь сам? Тоже невыносимо соскучилась? Надоело на чужбине? И ведь даже платье красное надела. Какой тонкий расчёт. Ясно, что она надеялась на мою реакцию, но думала ли всерьёз, что её план сработает? Уверена ли она, что на сто процентов готова к встрече со мной? Лично я убедился, что готов к встрече с ней.
У меня нет с собой багажа, лишь зимнее пальто, которое я несу в руках, шагая по залу кубинского аэропорта. Выхожу на улицу, кишащую людьми, и на секунду замираю, вдыхая сухой и тёплый воздух. Полагаю, здесь будет неплохо встретить Новый год. Почему нет? Поднимаю лицо к солнцу и вспоминаю, как моя девочка любит улыбаться его лучам, и сам улыбаюсь.
Думаю, стоит приобрести в этом месте и другую недвижимость, кроме квартирки Вероники.
Сажусь в ждущую меня машину и сразу набираю безопасника:
– Где она?
– Дома.
– Понял.
Сообщаю водителю адрес и вновь не сдерживаю улыбку. Предвкушение встречи согревает нутро не хуже горячего солнца за окном. Наконец-то я смогу сжать её в своих руках, коснутся дерзких губ своими, вдохнуть аромат её волос и кожи. Как сильно он стал отличатся от прежнего её запаха, который буквально с самого начала кружил мне голову?
Услышу её голос.
Самым сложным за эти полгода было не слышать её голоса.
Вскоре машина останавливается у подъезда. И я чувствую то, что не чувствовал, наверное, с детства. Волнение. Я и ощущаю себя сопливым ребёнком, ожидающим нагоняй за шалость от деда.
Забавно, но мне нравятся эти ощущения.
Мне нравятся все ощущения, что дарит мне моя вредная девочка. Будь это напоминание о прошлом или что-то совершенно новое.
С ней всё по-особенному. Потому что она сама особенная. Именно та, которую я не осознанно ждал всю свою жизнь.
Поднимаюсь по винтовой лестнице на третий этаж и стучу костяшкой пальца по деревянной двери. Слышу, как за ней что-то глухо падает на пол. Не ожидала гостей. Догадалась ли, что это я?
По её быстрым шагам и тому, как она беззаботно и широко распахивает дверь, жадно впиваясь взглядом в мои глаза, понимаю, что догадалась. Более того – ждала именно меня.
Гашу в себе возникший порыв прижать её к груди, впиться в приоткрытые от неверия губы своими, потому что опасаюсь напугать, и глухо произношу:
– Здравствуй, Вероника.
– Илья, – выдыхает она.
Всё ещё не верит. Всё ещё в шоке.
– Могу войти?
– Войти, – бездумно повторяет она за мной и делает неловкий шаг в сторону, словно с трудом стоит на ногах. – Да, конечно.
Её глаза, в которых я тонул с головой не один раз, цепко следят за каждым моим движением, словно она боится, что я мираж, который вот-вот рассеется. Я прохожу в глубь комнаты, замечаю опрокинутую на пол кружку с вытекшим из неё кофе. О, этот напиток она любить не перестанет, наверное, никогда. Разворачиваюсь к ней лицом – она всё ещё стоит у распахнутой двери, сжимая ручку побелевшими пальцами.
– Я пришёл один. Или ты ждёшь ещё кого-то? Может быть, того несчастного, на которого так неблагоразумно навлекла проблемы?
– Что? – наконец, приходит она в себя и толкает дверь, которая захлопывается с громким стуком, вынудившим её же испуганно вздрогнуть. – Ты… Ты же шутишь?
– Разве ты не моей ревности добивалась? Будет жаль тебя расстраивать.
– То есть, ты всё же умеешь ревновать, – начинает она улыбаться, понимая, что я не всерьёз. – До последнего не верила, что тебе знакомо это чувство.
– Ещё как знакомо. С некоторых пор.
– Что это значит, Илья? Твой приход?
Делаю пару шагов навстречу к ней, протягиваю руку, жду, когда она обхватит своими прохладными пальцами мои:
– Это значит, Вероника, что твоё бесконечное лето закончено. Это значит, что тебя ждёт холодная зима на родине. Это значит, что тебе больше ничего и никогда не будет угрожать. Это значит, что исчерпан лимит времени, которое я мог обходится без тебя. И, наконец, это значит, что я тебя люблю. Невозможно сильно, Вероника.
Её глаза блестят от слёз, хрустальная капелька срывается с кончика ресниц, оставляет блестящую дорожку на её щеке: