— Это запретное плетение, — сказал Эрик светским тоном. — А я не пустой, чтобы его не заметить.
— Ларс, Эгиль!
Двое сдвинулись за спиной командира. Эрик уставился на него, чуть склонив голову.
— И чего ты хочешь этим добиться?
Попытаются втроем скрутить его плетениями или схватятся за мечи? И так и этак ему не справиться. С обычными одаренными — возможно. Но не с чистильщиками.
— Заставить тебя говорить.
— Так чего так нежно? Не стеснялся бы, сразу начинал с каленого железа…
Наверное, зря он дал волю языку. С другой стороны, еще по опыту мальчишеских деревенских драк Эрик знал: просить пощады бесполезно, только сильней достанется. Беги — или бей. Бежать было некуда. Бить нельзя.
— … хотя знавал я одного парня, которому и оно язык не развязало, — продолжал Эрик.
Командир попытался ударить. Кулаком в челюсть, точно пустой. Эрик отступил на пару шагов, заставив его пошатнуться. Бить в ответ не стал.
— Я только и делаю, что отвечаю на вопросы. Просто и прямо, без уверток. Что еще тебе нужно? — Он снова порвал плетения, потянувшиеся к разуму. Подчинить его не получится, но позволить в этом убедиться — все равно что повесить на лоб табличку «беглый чистильщик». А еще у него на руке висит образец с кровью Ингрид. И это вторая причина не сдаваться.
— Это запрещенное плетение, — повторил Эрик. — Может быть, все-таки сядем и поговорим спокойно? Все устали, и я готов рассказать все, что ты хочешь…
— Что здесь происходит? — раздался из-за спины голос Хаука.
Быстро пустые потеряли терпение. Тварь мертва, но чистильщики, вместо того, чтобы убраться, машут кулаками… Зря Эрик не убрал светлячок. В темноте Хаук, глядишь бы, поостерегся идти проверять. Хотя был же еще командирский светлячок. А терпение, скорее всего, потерял не Хаук, а кое-кто другой.
Эрик мысленно застонал. Он знал, кого увидит, обернувшись. Его наниматель не дурак, и против одаренных с одними мечами не попрет.
И точно, за спиной Хаука стоял весь его отряд. Шестеро с мечами, если считать оруженосца и не считать самого благородного. Четверо со взведенными арбалетами, на таком расстоянии болтам все равно, одаренный или пустой.
И Ингрид, чтоб ее.
— Убери отсюда пустых, — сказал Колль. — Это не их дело.
— Ты не понял, — Хаук шагнул вперед, отодвигая Эрика в сторону. — Это я приказываю ему, а не он мне. И не ты.
Колль оглядел пришедших, медленно выдохнул, разжимая кулаки. Похоже, до него постепенно стало доходить, что с чистильщиками, конечно, не спорят, но спорить с ними и не собираются. Болт в лоб — довод бронебойный и неопровержимый.
Эрик отступил в сторону еще на несколько шагов. Подвесил светлячок так, чтобы чистильщики и пустые видели друг друга. Встретился взглядом с Ингрид, качнул головой — не лезь. Она едва заметно шевельнула плечами: как получится.
— Итак, попробуем с начала? — спросил Хаук. — Чем обязан, господа?
Командир чистильщика поклонился — как старший младшему. Хаук дернул щекой, оценив намек. Вернул поклон — как равный равным.
— Мы остановили прорыв, — сказал Колль. Коротко зыркнул на Эрика, дескать, с тобой потом разберемся. — И требуем платы согласно договору.
— Я не владелец этих земель, — нахмурился Хаук. — А ближайшая деревня в двух с половиной лигах к северо-западу. — Он махнул рукой, указывая направление.
Значит, Эрик предположил правильно: их лагерь был тем поселением, рядом с которым открылся прорыв. На миг он пожалел, что, просиживая дни в библиотеке ордена, не зашел к исследователям и не попросил рассказать, почему ткань мира всегда рвется неподалеку от живых, но никогда не в центре поселения. И что заставляет прорыв закрываться, когда тварь ослабнет. И почему… Он заставил себя поумерить любопытство. Орден хранил множество тайн, и не только от тех, кто к нему не принадлежал. Даже командиры знали далеко не все.
— Не сомневаюсь, староста отложил долю податей для вас, — продолжал Хаук. — Как предполагает договор. Как делал я на своих землях, и как буду делать, когда, наконец, окажусь в замке Предел, куда мы и направляемся сейчас.
Эрик поймал его взгляд, прошептал одними губами «не спорь». Когда-то его командир убил городского голову за то, что тот пытался выторговать взятку. Разумеется, ни о каком суде и речи не шло. И четверо одаренных-телохранителей побоялись и пальцем шевельнуть, чтобы отплатить за его смерть. Колль не походил на Альмода ни внешне, ни повадками, но чистильщик — он чистильщик и есть. Тот, кто может предстать перед Творцом в любой миг, не боится ничего и привык получать немедленно все, что бы ни захотел, потому что следующего часа — не то что следующего дня — может и не быть.
Между бровей Хаука залегла складка — Эрика он понял, но все это явно ему не нравилось. А кому бы понравилось? Благородный тоже не привык к возражениям. Как бы не сцепились.
Колль меж тем не унимался.
— Не сомневаюсь, что старосты близлежащих деревень и владетель этих земель свято чтят договор. Но сейчас тварь угрожала не деревням и не замку, а вашим людям. И я вынужден настаивать.
— Прошу простить мне невежливость, — снова поклонился Хаук. — Вы спасли наши жизни, а я не отблагодарил даже на словах. Но такие вещи не обсуждаются стоя. К тому же вы наверняка устали и голодны. Прошу в мой шатер. Или к костру?
— К костру.
Эрик кивнул про себя. Он бы тоже не полез в шатер. Слишком легко тот может превратиться в ловушку. Поставь у прорезей, незаметных изнутри, все тех же арбалетчиков, и хозяину будет достаточно бровью повести, чтобы гостей нашпиговали болтами. Причем тех, кто в освещенном шатре, будет видно прекрасно, а вот затаившихся снаружи в темноте — нет. А что дыры в полотне останутся — так их и зашить можно. В отличие от дыры во лбу.
— К костру так к костру, — на стал спорить Хаук.
— Прошу прощения, — вклинился Эрик. — Господин, там раненый. С вашего позволения…
— Что ж вы сразу не сказали? — повернулся Хаук к чистильщикам. Мотнул головой Эрику. — Займись, конечно.
— Нет, — резко произнес Колль. — Бруни останется с нами. И будет у меня перед глазами.
На лице Хаука промелькнуло изумление, но, хвала Творцу, он быстро сообразил, что к чему.
— Зря. Он хороший целитель. Я в этом убедился.
— Я настаиваю.
— Воля ваша. Он был бы полезней вашему раненому, но с нами так с нами. — Хаук повернулся к оруженосцу. — Беги к остальным. Скажешь господам, что можно возвращаться в лагерь. Гарди пусть пошлет людей, чтобы позаботились о раненом. Фолки пусть побудет пока с госпожой. Ей передай, чтобы шла отдыхать, я вернусь к ней, как только гости нас покинут. Служанка пусть тоже от нее не отходит. Остальных слуг гони сюда, гостей нужно напоить и накормить. Незачем говорить о делах на пустой желудок.
Он повел рукой, указывая направление.
— Прошу, господа. О костре я позабочусь сам.
Хаук, а следом и чистильщики, двинулись в центр лагеря. Его воины разошлись, растворившись в темноте, куда не доставал светлячок, но Эрик заметил, что самострелы так и остались взведенными, и отдыхать никто не торопился. Люди встали поодаль, наблюдая. Любопытно, заметили ли это чистильщики. Должны бы, не дураки же совсем.
То, что лагерь ожил и зашумел, заметили наверняка, как и то, что в нем появилось куда больше людей, чем казалось поначалу — едва ли у чистильщиков было время разглядывать выстроившихся в темноте в паре сотен ярдов. Это Эрик их видел, потому что знал, куда и зачем смотреть. А Коллю с отрядом было не до того. И судя по напряженному лицу командира, то, как внезапно увеличилось население лагеря, ему не понравилось. Хотя едва ли он всерьез просчитывал пути отхода и варианты битвы. С чистильщиками не спорят даже самые отчаянные. За нападение на чистильщика судил сам орден, и тех, кто оказывался перед судом, в живых больше не видели. Защищаться не возбранялось — вроде бы. Но поди докажи, что это чистильщик зарвался, ни за что ни про что обидев добропорядочного горожанина, а не заядлый бандит покусился на жизнь того, кто не щадя живота своего защищает мир от тусветных тварей.
Хаук остановился в центре лагеря у кострища, где уже лежали свежие дрова — наверняка привезенные с собой. Откуда-то вокруг костра появились складные стульчики, домотканые коврики и выделанные шкуры. Хаук достал из кошеля на поясе огниво. Колль, усмехнувшись, сбросил с ладони язычок пламени, не дожидаясь, пока хозяин запалит трут, и не спрашивая позволения. Хаук стиснул зубы — услуга выглядела откровенной демонстрацией превосходства. Жестом пригласил Колля сесть, сам устроился рядом.
Эрик опустился на коврик неподалеку, стараясь держаться в тени. Но Колль зыркнул на него и жестом указал на место у костра, неподалеку от Хаука. Пришлось выбираться на свет. За спиной, дальше в тени, устроились два мечника и арбалетчик из людей Хаука. Ингрид растворилась где-то в ночи, и это здорово нервировало Эрика. Он предпочел бы ее видеть — и постараться остановить, если что. Он как никто другой знал, что спокойная и выдержанная одаренная становилась неуправляемой, когда дело касалось безопасности тех, кто был ей дорог.
Впрочем, может, обойдется. Возбуждение боя сменялось усталостью, все сильнее тянуло просто свернуться калачиком — прямо на подстилке, или коврике, или что там это было, у костра — и уснуть. Даже умыться уже не хотелось, даром что лицо давно превратилось в стянутую засохшей кровью маску и жутко чесалось. Плевать на все, отдохнуть бы. И едва ли Эрик был единственным, кто сегодня устал и уже ничего не хотел. Чистильщики сражались дольше и были измотаны куда сильней.
А еще они беспокоились за раненых. Эгиль, хоть и стоял на ногах и мог плести, наверняка держался из последних сил, исцеляющие плетения тянули их нещадно. Все имеет свою цену, и стремительное восстановление тела — особенно. Четвертый — Викар, припомнил Эрик — и вовсе лежал без чувств, и будет в таком состоянии еще долго. А, учитывая, что сейчас с ним возятся люди Хаука, может превратиться в идеального заложника — если наглость чистильщиков, не встречавших ни отпора, ни даже противоречий, столкнется с упрямством человека, полжизни проведшего в приграничье и привыкшего все вопросы решать своим клинком, а не лестью и уступками. Колль не может этого не понимать. О прошлом Хаука он, конечно, не знает, но у того оно на лице написано. Так что, может, поостережется.