— Да, дурацкая оплошность, которая чуть не стоила мне жизни. Впредь буду внимательней.
Может, Бруни ничего этакого и не имел в виду, а просто повторяет за кем-то? Его рядом не было, а что наговорил Ове — неизвестно. Мог ведь и не обратить внимания на завязки. И если бы Ове все время не был рядом, Эрик в первую очередь подумал бы, что тот решил отомстить за битую морду и сломанную руку.
— Много шума наделали, — продолжал оруженосец. — Люди теперь по десять раз проверяют вещи. А Свея, служанка госпожи, добыла где-то палку и полдня щупала все перед собой, точно слепая. — Он рассмеялся.
Эрик вспомнил, как Бруни осадил ее, мечтавшую о золоте университета. А откуда простолюдин может знать, что дар наследуется не всегда? Кто-то из знакомых сказал? Кто? Одаренные не слишком откровенничали с пустыми, даже друзьями… Впрочем, дружили еще реже, тот охотник, друг Эрика, был скорее исключением: сын одаренной матери, не унаследовавший дар, не чурался тех, кому он все же достался, и в их кругу чувствовал себя явно свободней, чем среди себе подобных.
Эрик внимательно посмотрел на оруженосца. Не мог ли и этот быть таким? Тогда становилось понятна и правильная речь, и замечание про никому не нужного пащенка, которому не достался дар.
Он хотел было спросить, откуда парень родом, но понял, что не дозовется его. Бруни замер, глядя на господский шатер, откуда выходил Хаук, а на его локоть опиралась Адела, и по лицу парня неудержимо расползалась улыбка.
Вон оно что… Эрик слыхал, что среди благородных было чуть ли не хорошим тоном, чтобы оруженосец изображал, будто влюблен в госпожу. Но Хаук вряд ли стал бы это поощрять — Бруни-то по возрасту был куда ближе к Аделе, чем он, незачем с огнем играть, так и доиграться можно. И парень, похоже, не притворялся.
А не мог ли Бруни быть той фигурой с самострелом? Парень не дурак, конечно, но в его возрасте и не такие глупости выкидывают ради пары прекрасных… глаз. Заметил кто, что оруженосец к госпоже и в самом деле неровно дышит, нашептал пару слов — и готов герой, желающий освободить прекрасную даму от «старика». А то, что самому потом — петля, а даме — монастырь, в прекраснодушии своем не догадывается. И никаких покушений на Аделу не было, лишь цепочка случайностей, видывали и не такое.
Впрочем, легко ведь проверить. Эрик огляделся: чистильщики заняты своими, Ингрид за спиной благородных, за ними приглядывает, а если и увидит. что Эрик лезет не в свое дело, вмешиваться не будет. Коснулся разума Бруни.
— Что ты думаешь об Аделе?
Оруженосец неровно вздохнул. Лицо и голос остались безразличными, как у всех, чей разум подчинен чужой воле.
— Она… Она одна такая. И достаться старику…
— Ты стрелял в Хаука?
— Не я. В него стреляли?
Понятно.
— Забудь.
Он отпустил нити. Бруни снова расплылся в улыбке, потом с явным усилием погасил ее. Буркнул под нос:
— Прямо торжественные проводы устроили. Было бы кому.
— Не понравились чистильщики? — улыбнулся Эрик.
— Кому они могут понравиться? — негромко поговорил Бруни. — Выр…
Он осекся, глянул быстро. Эрик сделал вид, будто не заметил оговорки.
— Точно на пустое место смотрят. Даже на благородных. И только требуют: того, сего… Правду говорят, нет дара без гордыни.
— Это кто такое говорит?
— Простите, господин. Преподобные матери в приюте. Был у нас там один, все надеялся, что у него дар появится. Бахвалился, мол, не чета…
Вот и понятно, почему у парня речь не простолюдина.
— И что?
— И ничего. Врал, наверное. Но преподобные матери верили, все пытались гордыню эту из него выбить.
— Скорее всего, врал, — согласился Эрик. — Ингрид росла в приюте, говорит, там все придумывали себе родителей.
— Правда? Вот уж не сказал бы… Вы не подумайте, — спохватился Бруни, — Я про вас ничего дурного не хочу сказать. Вы с Ингрид, хоть и одаренные, а к людям со всей душой. Не то что эти…
Эрик снова посмотрел в сторону телеги. Эгиль уселся рядом с раненым, Ларс взял вожжи.
— … я не намерен отбивать себе зад в телеге, — донесся голос Колля. — Трогай, а то эти еще полдня собираться будут. Захотят вернуть лошадь — догонят.
Телега двинулась к дороге, подсохшей за последние дни.
Люди Фолки не шелохнулись, ожидая приказа господина. Фолки отдал поводья коня — не Упрямца, какого-то гнедого — Стигу, подошел к сестре.
— Что-то и вправду проводы устроили, как будто на месяц уезжаем.
Адела, улыбнувшись, обняла его, поцеловала в щеку.
— Пусть и не на месяц, но я буду скучать по тебе.
Фолки улыбнулся в ответ. Хаук шагнул к коню, потрепал по гриве. Коснулся притороченного к седлу колчана.
— На кого ты там охотиться собрался? На деревенских кур?
Фолки фыркнул.
— Сам все уши прожужжал про разбойников.
— И много ты их с седла настреляешь? Лук даже не снаряжен.
— Чтобы тетива не растягивалась. А то ты не знаешь.
— Знаю. Вот и говорю, взял бы самострел: снаряжать не надо, взвести — в стремя зацепил да дернул.
— Это не оружие, это надругательство над оружием. Луку всю жизнь учиться нужно, а самострел любому простолюдину дай — управится. Тебе, может, самострел и по нраву, а мне не навязывай, я этакую поделку в руки не возьму…
— Опять вы за свое, — улыбнулась Адела.
Хаук хмыкнул в бороду, обернулся к подошедшему Гарди.
— А ты за кого?
— А я говорю, что нет ничего лучше доброго меча, и все эти ваши стрелы с болтами — для тех, кто не хочет сойтись с врагом один на один, как подобает.
Фолки вскинулся было, потом, разглядев ухмылку на лице родича, расхохотался.
— Нет уж, на подначки я не куплюсь.
— Давайте пока сойдемся на том, что каждое оружие идеально в умелых руках, — сказала Адела. — Когда братец вернется, продолжите спор, скрасив его вином. А я послушаю…
— Нет, если мы разойдемся, тебе этого лучше не слышать, — хохотнул Хаук. Хлопнул шурина по спине. — Поезжай. Сутки мы тебя обождем.
— Раньше должны обернуться, — сказал Фолки. Взлетел в седло, не дожидаясь, пока оруженосец придержит стремя. Двое всадников пристроились по обе стороны от него, оруженосец — позади. Пешие воины двинулись следом.
Вот и убрались чистильщики, а Эрик так и не отблагодарил их толком. Хотя, учитывая предупреждения Колля насчет нового четвертого, в следующую их встречу в ход пойдут не благодарности, а боевые плетения. Эрик не стал долго об этом думать. Дожить надо до следующего раза, а, судя по всему, это не такая простая задача, как думалось поначалу.
Похоже, неведомый убийца, поняв, что до Аделы не добраться, переключился на тех, кто ему мешал. И, самое паршивое, у Эрика по-прежнему не было ни единой мысли о том, кто это мог бы быть. Разыскивая лошадей, по округе бродили все. При известной ловкости и смелости можно поймать змею и сунуть в мешок. А потом, пока все в лагере заняты своими делами, вытряхнуть один мешок в другой и завязать. Опять же, для этого нужна изрядная доля наглости, ведь вокруг шатра Хаука постоянно трутся какие-то люди. С другой стороны, никто ведь ни за кем не следит, пока ничего особенного не происходит. Вот начни кто голышом скакать — заметили бы, а так…
Разве что вряд ли это Фолки, тот бы ради Упрямца подождал несколько дней, чтобы было кому плетения подновлять. Но и в этом нельзя быть уверенным. Чужая душа — потемки…
Хаук извинений слушать не стал. Буркнул только:
— Поднялся, значит. В караул сегодня в состоянии выступить? Без людей Фолки каждый на счету.
— Раз надо, значит, смогу.
— Не геройствуй, — нахмурился Хаук. — Я должен знать, можно ли на тебя положиться. Лучше отоспись лишнюю ночь, чтобы точно никого не подвести.
Эрик глянул на солнце: перевалило через верхнюю точку, но еще высоко.
— Если я вам не нужен прямо сейчас, то я бы поспал днем. И к ночи все будет в порядке.
— Хорошо. Сходи к кухонному костру, скажи, я велел накормить, и до вечера ты мне не нужен. Ингрид с собой возьми, пусть тоже отдохнет, она все это время от тебя не отходила. За женой я сам присмотрю. Как же тебя так угораздило, раззява?
Эрик встретился с ним взглядом.
— Виноват.
— В другой раз будь осторожней.
Хаук все понимал. Но не кричать же на весь лагерь, что в нем орудует убийца? Что толку, если каждый начнет подозревать каждого? Только свары начнутся на ровном месте, в такой мутной водице убийце — самое раздолье.
Но, пропади оно все пропадом, Эрик понятия не имел, с какой стороны ждать нового удара. И в кого он придется.
Глава 15
У кухонного костра Эрика встретили точно родного. Обниматься правда, не полезли, но чуть ли не хором стали твердить, как они рады, что господин жив и в добром здравии, и их участие выглядело искренним. Тот самый старик от души вручил хлеб с сыром, пива тоже не пожалели. Пока Эрик ел, лишь перешептывались, потом очень осторожно пожалели вслух, что с водой совсем беда, а как без нее? Пока он болел, госпоже Ингрид вовсе не до того было, а чистильщиков разве допросишься? К ним, надменным и злым, и подходить-то боязно…
Эрик расхохотался. Этого следовало ожидать. Хотел было посоветовать молить Творца о дождике, найдется дармовой воды вдоволь. Но чувствовать нити мира и знать, что они подчиняются, опять плести было так же здорово, как снова ходить, дышать, чувствовать, и, допив пиво, он сказал лишь:
— Ведра несите, будет вам вода.
Хоть он и все еще слаб, на такое его хватит. А потом отоспится, и все будет в порядке. Если опять ничего… тьфу ты, пропасть!
Ни прислуга, ни простые воины больше его не стеснялись, разговаривали, кто о чем. Эрик невольно прислушивался: одни жаловались, что торчат который день на одном месте, добраться бы до замка да заночевать под крышей, даром что погода пока стоит. А ну как дождь? Продрогнут, замерзнут, да и телеги в грязи вязнуть будут. Другие, наоборот, радовались: заботы-то и в дороге никуда не денутся, а заниматься едой в поле или в лесу после целого дня пути куда тяжелее. С водой, вот, только беда, и дрова скоро закончатся, а так можно еще денек отдохнуть. Жаль, с дровами не получится, как с водой. А, может, получится? Надо спросить…