Он закашлялся, потер грудь, словно прихватило сердце. Только этого не хватало. Миг спустя Эрик понял, что за сердце хватаются иначе — ладонь Хаука лежала куда выше. Так делают, когда саднит за грудиной при сильной простуде. Или после того, как надышишься какой-нибудь едкой гадостью в лаборатории алхимика.
Что за странные мысли приходят в голову?
Ингрид обняла рыдающую Аделу за плечи, повлекла прочь. Снова свила плетение, приглушающее звук, только уже вокруг них двоих. Эрик накрыл таким же мужчин. Хотя толку в этом было чуть — на них уже глазели вовсю и, даже не слыша слов, по позам и жестам все давно поняли: благородные ссорятся. И таращились, точно на ярмарочное представление. Пропади оно все пропадом!
Хаук выпрямился, в упор глядя на шурина.
— Только потому, что твоя сестра просила за тебя, ты еще жив. Убирайся. Ради нее и чтобы не позорить семью, я буду молчать о настоящих причинах. Придумаю для твоих людей благопристойный предлог. Например, что отправил тебя набрать наемников. Но запишу все, свидетели подпишут, — он кивнул на Эрика, — и оставят у себя. Так что в твоих интересах будет помалкивать.
— Ты не смеешь меня гнать, — вскинул голову Фолки, за меч он хвататься перестал.
Изрядно пошатываясь, он огляделся — повинуясь взгляду, подскочил его оруженосец Петтер и еще двое, с которыми Эрик не удосужился как следует познакомиться.
Эрик распустил плетение, мысленно выругавшись — теперь сплетен все равно не избежать. Хорошо бы, только ими и ограничилось…
— Я никуда не пойду. — Фолки тяжело оперся на плечо оруженосца. — Этот выродок тебя одурманил. Он одурманил и меня, заставив себя оговорить. Я не оставлю в его власти сестру. Да и тебя, хоть ты и сам виноват в своих бедах!
Почуяв неладное, к Хауку приблизился Вигге. Встал за правым плечом. Рядом с ним точно по волшебству вырос Бруни, а вслед за ним и Стиг. Эрик отступил чуть в сторону.
— Если ты не хочешь прислушиваться к голосу разума, — не унимался Фолки, — я заставлю тебя это сделать! Если после гибели Гарди некому призвать тебя к здравомыслию, значит, придется мне!
— Попробуй, — прохрипел Хаук. Дышал благородный тяжело и часто, лицо его покраснело.
— Остыньте, оба, пожалуйста, — не выдержал Эрик.
Не ровен час Хаука удар хватит, возись с ним потом…
— Не лезь! — рыкнули оба благородных почти хором. Фолки добавил еще пару слов — хорошо, что Аделе не до того. Хаук закашлялся.
— Не лезь, — негромко заметил Бруни. — Это семейное дело.
— Вот именно, — поддакнул Фолки. — Хаук, я говорил и повторю еще раз — прогони этих выродков. Неужели ты не видишь, что они вертят тобой, как хотят? Неужели не видишь, что от них — все беды?
— Они не повинны ни в чем дурном, поединок это доказал.
— Поединок? Ты называешь этот балаган поединком? Он выиграл его бесчестно!
Эрик начал жалеть, что сохранил ему жизнь. Ничего. Вдохнуть, Выдохнуть. Разжать кулаки. Низко и недостойно убивать того, кто и так еле дышит. Хаук велел Фолки убираться. Но прежде, чем он уйдет, Эрик заберет у слуг его окровавленную рубаху. И через неделю-другую, когда Фолки снова окажется в полной силе, найдет его. И никакое небесное железо благородного не защитит. И его люди не защитят. Ради этого стоит рискнуть и переходом. Хаук щадит шурина ради жены. Но Эрик Аделе ничем не обязан — так что отплатит ее брату за все — и за болт между ребер, и за змею в мешке, и за слова, которыми тот посмел разбрасываться.
За спинами благородных продолжали собираться люди. Дюжина — за спиной Фолки. Пятнадцать человек — за спиной Хаука.
— Если бы не эти его… плетения… — Фолки выплюнул это слово, словно нечто на редкость омерзительное. — Он ни за что не смог бы меня одолеть.
— Но одолел. И сохранил жизнь, хотя мог бы убить.
— Чтобы лишний раз унизить! Чтобы втереться к тебе в доверие! Опомнись, родич, говорю тебе, опомнись! Они едва не извели твою жену, чтобы ты счел, будто не можешь без них обойтись. Теперь они рассорили нас с тобой. Чтобы, когда я уеду, окончательно превратить тебя в марионетку!
— Убирайся! — прорычал Хаук. Закашлялся, снова потер грудь. — Или остальные узнают правду.
— Мне нечего стыдиться правды! — вскинулся Фолки. — Нет бесчестья в том, чтобы стать жертвой оговора! А этот, — он ткнул пальцем в Эрика, — пользуется тем, что у меня нет сил вызвать тебя на поединок. И ты этим пользуешься.
— Ты испытываешь мое терпение.
— Нет. Это мое терпение лопнуло. — Он поискал взглядом сестру, повысил голос: — Адела, мы едем домой. Я не намерен и дальше смотреть, как твой муж подвергает твою жизнь опасности.
Все повернулись к телеге, возле которой устроились девушки. Слуги уже постелили Аделе ковер, на котором она и сидела. Ингрид стояла у нее за спиной, внимательно глядя на мужчин.
— Я никуда не поеду. — Адела поднялась, тяжело опираясь на руку Ингрид.
— Ты дважды едва не погибла: сперва от удушья, потом от меча, — настаивал Фолки. — Хватит. Муж прилюдно обещал тебе содержание. Надеюсь…
— Я никуда не поеду, — повторила Адела. Голос ее дрожал, щеки лихорадочно пылали. — Я принесла обеты перед Творцом и не нарушу их. Уезжай один, Фолки. Я слышала достаточно, чтобы решить, на чьей я стороне. Уезжай, и пусть Творец будет тебе судьей.
Она снова зашлась в кашле, отняв от губ руку, посмотрела на нее чуть пристальней, чем стоило бы, и сжала в кулак, пряча за спиной. Ингрид поймала взгляд Эрика, прошептала одними губами: «Кровь».
Час от часу не легче!
Фолки ссутулился, словно слова сестры выдернули из него хребет.
— Ты уверена? — медленно произнес Хаук. — Я не откажусь от своих слов.
Адела покачала головой. Фолки выругался.
— И тебе они заморочили голову, — горько произнес он. Оглядел присутствующих, явно просчитывая соотношение сил.
— Ваша взяла, — сказал он. — Но я забираю своих людей. И поскольку это не я решил уехать, а ты гонишь меня, по обычаю я требую плату за то, что я и мои люди лишились своей доли добычи.
— Хорошо, — усмехнулся Хаук. — Ты ее получишь. Вигге, Эрик, пойдем, приглядите. Бруни, Стиг, побудьте с госпожой.
Он мотнул головой Фолки, дескать, за мной. Тот, повиснув на плече оруженосца, двинулся следом. Хаук вытащил из седельной сумки кошель, отстегнул от седла щит и, положив его на землю выпуклой стороной вниз, высыпал горсть серебра. Начал отсчитывать монеты, то и дело покашливая.
И его кашлю вторил кашель Аделы.
Что с ними обоими? Простыли ночью в шатре? Так вроде жаровни им приносили…
Додумать Эрик не успел — Хаук застыл с монетой в руках, глядя туда, где сидела жена. Адела скрючилась на ковре, изо рта текла струйка крови. Бруни попятился, мотая головой.
— К ней никто не приближался, господин. Никто не…
Ингрид подняла растерянный взгляд.
— Я никогда такого не…
Эрик шагнул к ним, а за спиной торжествующе зазвучал голос Фолки:
— Я же говорил! Они все-таки ее убили. — Он повысил голос: — Если здесь остался хоть кто-то, кого еще не одурманили эти выродки — ко мне! Убейте их! Отомстите за вашу госпожу!
Глава 21
Эрик рывком развернулся: держась за плечо оруженосца, Фолки указывал на него, на лице благородного читалось торжество.
— Это от них все беды! — повторил он.
К ним уже бежали люди — и те, что пришли с Фолки, и люди Гарди и Хаука, все вперемешку, не разберешь. Хаук, оглянувшись, вскочил и крикнул свирепым голосом:
— Стоять всем!
Его люди остановились, как и те, что служили Гарди.
— Не слушайте его, он одурманен! — проговорил Фолки уже с нотой сомнений в голосе.
Хаук молча выхватил нож. Мелькнуло лезвие, полоснув Фолки по горлу.
Тот застыл, прижав ладонь к шее, между пальцами заструилась кровь. Неверящим взглядом уставился на шурина, словно до самого конца не ожидал, что Хаук все же поднимет на него руку.
Заорал не своим голосом Петтер, оруженосец Фолки, ринулся на Хаука — когда только меч выхватить успел. Эрик поймал клинок плетением, выдернул из руки парня, отшвырнув в сторону.
Фолки рухнул на колени, стал заваливаться на бок. Эрик мог бы его спасти, затянув раны, как когда-то затянул такую же рану Ингрид. Но сколько можно щадить того, кто в ответ продолжает гадить?
Петтер не остановился, потянулся к горлу Хаука, точно хотел его задушить. Тот ударил парня под дых, заставив сложиться. И сам скрючился рядом, закашлявшись.
— Господин! — заорал Бруни, рванувшись к нему и забыв об Аделе.
— Господин! Господина убили! — понеслось по людям.
Эрик огляделся, шагнул в сторону, разворачиваясь. Остановившиеся было люди двинулись вперед, расходясь полукругом, в руках появились ножи и мечи. Эрик глянул поверх голов на Ингрид — хорошо, что пока про нее не вспомнили. Мысленно застонал — конечно же, она не стала стоять и смотреть. Вынула из ножен клинок, зашагала к людям, превратившимся в толпу.
Позади нее осталась неподвижно лежать Адела.
Эрик зажег на ладони огонь.
— Первый, кто сделает еще шаг, умрет на месте.
Криво ухмыльнулся — огонь далеко не самое убийственное из плетений. Проще остановить сердце или накрыть пару-тройку нападающих своим дипломным — вид иссушенных тел охолонит даже самые горячие головы. Но так пустые не увидят, что он потянулся к нитям. Не поймут опасности, пока не станет поздно. А огонь заставит вспомнить, что он не просто мальчик, задуривший голову их предводителю.
Люди замерли. Вигге выпустил локоть все еще кашляющего Хаука, развернулся к воинам. Гаркнул:
— Заткнулись все! Стоять!
Люди замерли, но ненадолго.
— Он тоже одурманенный! — крикнул рыжий мужчина с подпорченным оспой лицом. Оглянулся. — Что встали? Выродок один, всех не одолеет! А потом с девкой…
Договорить он не успел — Эрик остановил ему сердце. Рябой застыл, когтя грудь. Стоящий рядом бородач подхватил его под руку, не удержал. Попятился, когда тело дернулось, хрипя, и затихло. Вслед за бородатым попятились и остальные.