— Наконец-то, — обрадовался кто-то, проступил из мути, оказавшись тем самым стариком. — Как вы нас напугали, господин!
Эрик сел, потряс головой, отгоняя пелену перед глазами. И по-прежнему в ушах звенит. Твою ж… А он так надеялся, что все же получится хоть немного помочь. Зря. Хорошо хоть прямо к Творцу не отправился. Глупо было бы убиться из-за собственного упрямства.
— Долго я?
— С полчаса, наверное… Мы уже хотели к одаренной бежать.
— К ней без толку бежать. Не придет.
Не говорить же во всеуслышание, что Ингрид сейчас неспособна плести.
— Да дело молодое, как поссорились, так и помиритесь, — гоготнул кто-то.
Эрик глянул на здоровенного плечистого весельчака, тот стушевался, вспомнил, что некогда без дела сидеть, побрел прочь.
За спиной снова закашлялась Свея.
Эрик встретился взглядом со стариком. Отвел глаза. Тот понял, сник.
— Где мой мешок? — спросил Эрик. — И еще я просил вина. И кружку.
Из-за спин зевак вышел Стиг, протянул мешок. Эрик вынул флакон, плеснул в протянутую кружку вина, накапал макового настоя. Подавил соблазн добавить чуть больше необходимого. Подумав, отмерял настой наперстянки, чтобы поддержать сердце девушки — ну а вдруг она крепче, чем кажется, протянет до тех пор, как Эрик снова будет в силах плести? Скорее всего нет, но надежда — тварь живучая.
Вращательным движением перемешав содержимое, Эрик протянул кружку служанке.
— Выпей. Болеть перестанет, и кашлять будешь меньше. Еще захочется спать — спи.
И это все, что он может сделать для нее. Разве что зевак еще разогнать. Он оглядел собравшихся и те живо вспомнили, что им здесь нечего делать.
Свея отхлебнула, закашлялась.
— Гадость какая.
— Гадость редкостная, — согласился Эрик. — Лекарства все — гадость редкостная.
Он подозвал старого слугу и распорядился:
— Устройте ее как-нибудь, чтобы была опора под спиной. Так она сможет немного поспать. Лежа будет слишком тяжело дышать.
Тот взял Свею по руку, ссадив с телеги, устроил, прислонив спиной к колесу и подложив под поясницу мешок. Поговорив с остальными, взял еще несколько — похоже, чье-то добро — обложил дочь с обоих боков, чтобы не свалилась. Свея зевнула, закрыла глаза.
По-хорошему, надо было не давить кашель, а, наоборот, заставлять откашливать то, что уже скопилось. Только проку-то, если легкие превратилась в одну большую ссадину, словно по ним наждаком провели? Старательно так. Сколько ни откашливай, натекать будет быстрее.
Так хоть мучиться будет меньше.
— Что с ней? — еле слышно спросил старик.
— Надышалась ядом.
— Предназначенным для господ?
Эрик не стал отвечать. Старик опустил голову, и лицо его стало будто бы каменным, неживым.
— Значит, так и есть, — кивнул он своим мыслям. — Не зря Свея говорила, что кто-то хочет извести госпожу. А я не верил. Думал, выдумывает. Ей нравилось всякие страсти выдумывать — все слушают, ахают…
«Нравилось». Не «нравится». До чего же быстро он все понял и смирился.
— Может быть, хоть что-то? — слуга заискивающе загляну в глаза.
Эрик не отвел взгляда. Он отдал бы полжизни за то, чтобы этого разговора никогда не было.
— Когда меня укусила змея, двое одаренных едва-едва удержали меня на этом свете. Этот яд ничуть не слабее змеиного, и… я один. И больше не могу плести.
— А когда сможете? — спросил слуга уже без надежды в голосе.
— Через полдня, может, чуть раньше.
В прошлый раз, когда Эрик довел себя до почти полного истощения, он проспал беспробудно десять часов. Только сейчас у него не будет этих десяти часов.
— А до того?
— Все, что мог, я уже сделал. Разве что еще дать ивовой коры, от жара. Молиться. Поить водой, когда будет просить пить. Воду приготовьте заранее, ее понадобится много. Я могу побыть со Свеей, недолго. И приходить проведывать потом. Пока не смогу снова плести.
— А к тому времени что-нибудь снова случится с господами, — горько произнес старик.
— Не исключено, — не стал лгать Эрик.
Надо было отказать сразу. Но задним умом все крепки, а он слишком устал тогда, чтобы думать наперед. Он и сейчас не особо способен был думать наперед: ноги едва держали, сердце колотилось, казалось, в горле. Как будто весь день камни протаскал.
— Лучше бы я вас не звал. Не успел бы начать надеяться. — Старик отвернулся, помолчал, пожевал губами, словно собрался что-то сказать да раздумал.
— Прости.
— За этим — к Творцу, — сказал старик, не поворачиваясь.
Эрик кивнул, отлично понимая, о чем он думает. Вернулся к Свее, пощупал лоб: горячий как печка. Да, жар бы надо сбить.
Ресницы девушки задрожали, она открыла глаза.
— Ой, снова вы! — Она улыбнулась. Той призывной улыбкой, смысл которой понимает каждый мужчина, и сам Эрик тоже такую видел нередко.
Кажется, он все же переборщил с маком.
Свея закашлялась. Оглядевшись, отвернулась и сплюнула. Поерзала так, что подол задрался до самых колен.
В другой ситуации Эрик оценил бы и стройные ноги, и эту нелепую попытку соблазнения, вдоволь посмеявшись. Сейчас лишь пожалел, что не может ее усыпить.
— Обидно прямо, такой муж… мужчина, — старательно выговорила Свея, — и вовсе не смотрит.
— Держи, — Эрик положил ей в ладонь пилюлю из порошка ивовой коры, скатанного с медом и высушенного. — Глотай сразу, горькое.
Она взяла пилюлю манерно, отставив мизинец, положила в рот.
— Где же горькое, слад… Фу!
— Сказал же, сразу глотай! — Эрик сунул ей кружку.
Девушка пила лихорадочно, большими глотками, струйка воды потекла по подбородку, по шее, пятная платье.
— Красивый, богатый, заботливый… — продолжала Свея, отставив кружку. — И хоть бы раз…
— Свея! — перебил ее старый слуга. — Простите, господин. Она не в себе. Заткнись немедленно!
Эрик поднял на него взгляд.
— Ничего. Я вижу, что она не в себе. Это лихорадка.
И мак. Эрик не был уверен, что Свея сейчас видит именно его, а не какой-то предмет своих мечтаний. Кого-нибудь из благородных, например.
— А вы чего уставились? — рявкнул старый слуга на двух парней, устроившихся поодаль и явно наслаждавшихся представлением. — Работы мало? Так идите кухарю, вон, помогите.
Парней словно ветром сдуло.
— Простите, господин, — повторил старик. — Я уж ей и так, и этак… Понятно, что в замке девицей не остаться — если не кто-то из господ, так ратники. Уж и драл как сидорову козу, чтобы хоть вела себя скромнее. Глядишь, нашелся бы парень какой, женился бы, детишек бы растили.
Он махнул рукой.
— Эх, да что там теперь…
— Детишек, да… — расплылась в улыбке Свея. Ухватила Эрика за рукав. — Я-то бы тебе детишек родила. Не то что твоя… пустоцветка. С даром детишек-то.
— Поспи, — сказал Эрик. — Выздоровеешь — поговорим.
Если будет кому разговаривать. Дышала девушка по-прежнему хрипло и часто.
— Простите, господин, — повторил старик. — Свея, извинись немедленно, и…
— Что — Свея? — вскинулась та. В который раз закашлялась, снова сплюнула. — Жаль только, раньше надо было отворот подсыпать. А так зараза эта невовремя, помру, и все.
Она, всхлипнув, завыла в голос.
— Отворот? — не понял Эрик.
— Ну да, — успокоилась Свея так же стремительно, как и разрыдалась. — Отворот. Чтобы твоя пустоцветка тебя забыла. Видно же, что она тебя приворожила, какой дурак по доброй воле будет с бабой, которая старше. Да еще не родит… И подействовало же!
Слуга снова дернулся. Эрик выставил ладонь, призывая его помолчать. Все это очень ему не нравилось.
— Почему ты думаешь, что подействовало? — осторожно поинтересовался он.
Свея улыбнулась, взгляд ее стал бархатным.
— Так ты сам сказал, что не придет, если ее позвать. Значит, плевать ей на тебя теперь. Значит, подействовало. А он говорил — не меньше трех раз, на третий подействует.
— Кто — «он».
— Он велел никому не рассказывать. Вот, заговоренные. — Она залезла в карман, раскрыла ладонь. Эрик в ужасе уставился на зернышки клещевины.
— На жаровню бросить, обязательно ночью или под утро, — продолжала Свея. — Когда твоя блядь спит в шатре с благородными, а тебя рядом нет. Благородным вреда не будет, они же приворотами не балуются. И мне тоже вреда не будет.
Совсем никакого вреда не будет… Эрик смотрел на зерна остановившимся взглядом, уже не видя, а внутри разгоралась ярость, выплескивалась в кровь, застилала мир алой пеленой, заставляла стискиваться челюсти и сжиматься кулаки. Он загнал ее глубже, чтобы не прорвалась в голосе. Нельзя пугать девчонку. А там, не замечая, продолжала.
— Как бросишь, обязательно сперва у Творца помощи попросить, а потом наговор прочитать. Как же там было?.. А, какая теперь разница! — Она махнула рукой. — И так три ночи подряд. Чтобы все наговоры-заговоры рассеялись. Чтобы та девка, которая заговаривала, от того, на кого заговор наводила, отвернулась. И ни за что никому не говорить, иначе не подействует…
Старик запрокинул голову, словно хотел завыть, закрыл лицо ладонями, явно все поняв. Да уж, глупость порой бывает смертельной.
— А оно, вон, сразу, подействовало, — девушка захихикала, смех перешел в кашель. — Только поздно. Вот помру, и все… И госпожа помрет. И господин…
Она закрыла глаза и откинулась на колесо, явно собираясь заснуть.
— Кто «он»?! — встряхнул ее Эрик, с трудом подавляя желание трясти ее, пока не скажет. — Кто тебе это дал?
— Ну что ты пристал, — капризно протянула Свея. — Будешь таким занудой, я с тобой спать не лягу, хоть на коленях проси.
— Кто? — повторил Эрик. Потянулся к плетению — подчинить разум и заставить говорить. Не вышло. Твою ж…
Старик, стоявший в стороне, отвел руки от лица и, сжав кулаки, шагнул к дочери.
— Да Бруни же! Кхе… Он… Кхе… Он умный. И доб… рый.
Девушка закашлялась, разинула рот, как рыба, вытаращила глаза и начала хватать воздух. Изо рта пошла пена, лицо посинело. Свея схватилась за горло, за грудь, судорожно располосовала платье и кожу под ним.