— А сколько их?
— Во времена моего отца было четыре. Сейчас, очевидно, больше. Сам понимаешь, борьба за сферы влияния, а нестабильный мир для любого из них — кусочек лакомый.
— Слушай, у тебя через каждое слово упоминается нестабильный мир. Может, растолкуешь, что это такое?
— Ты и этого не знаешь? — старый козел некоторое время наслаждался моим замешательством, потом все же снизошел: — Теория многомерного пространства-времени тебе знакома?
— В общих чертах, — я оглянулся на своих. Эльф, конечно, не понимает ни словечка, но из гордости сидит с видом умным и значительным, а Гельда — та откровенно ушами хлопает. — Три измерения пространственных, четвертое — время.
— Пятое измерение называется вероятностью, — менторским тоном заговорил Этелред. — В математику вдаваться не буду, просто учти, что существуют миры с совпадающими пространственно-временными координатами, отличается только один показатель, который принято называть коэффициентом стабильности. Не помню, как именно он вычисляется, но там учитывается процент совпадения с теорией вероятностей для данного мира. У большинства миров коэффициент стабильности стремится к единице, а у этого, например, меньше на порядок. Отсюда и существование нежити, и прочая, и прочая… И это — идеальное поле для экспериментов, в частности, с исторической экологией.
Я потряс головой, ошалев от наукообразных терминов:
— А при чем тут я?
— Суть, очевидно, в том, что ты можешь сместить баланс.
— Экологический? — с мрачной иронией осведомился я. Оказывается, очень неприятно чувствовать себя важной персоной. Большие шишки, враждующие между собой, приходят к соглашению, что меня надобно изничтожить…
— Экологический, — подтвердил Этелред. — Иначе для чего бы им против тебя объединяться?
— И как же это я могу его сместить? Я, честно говоря, и Чародей-то не ахти какой.
— Неопределенный фактор никому не нужен. Всегда есть шанс, что ты будешь работать на врага.
— И что мне, по-твоему, делать?
— Я за тебя не решаю.
— Погано то, что у меня даже шансов на ответный удар нет.
— Такой шанс есть, — неожиданно вступила в разговор Ильмира. Мы все, как по команде, повернули головы в ее сторону, на физиономии Этелреда отразилось нечто похожее на удивление:
— Что ты имеешь в виду?
— Дать ему возможность выйти на миры Запределья.
— А он оттуда вернется?
— Не знаю.
Я вскинул руку:
— Погодите, мне-то хоть растолкуйте. Ильмира, ты мне можешь объяснить, что это за миры?
Вместо нее ответил Этелред:
— Это миры, которые не существуют физически. Мир наших общих представлений и идей. Мир, в котором не срабатывают законы вероятности.
О чем-то подобном я слыхал. В Ордене, помнится, подобные фокусы под большим запретом.
— Хорошо, а чего ради мне туда соваться?
— Ради доступа к информации. Правда, неизвестно, сможешь ли ты ее расшифровать. А потом, оттуда можно наносить вполне ощутимые удары.
— По-моему, это все равно, что бросать воображаемый камень и надеяться, что у твоего врага появится фингал.
— А разве все чародейство не на этом построено?
— А почему орденцы боятся Запределья? Мне лично втолковывали, что это на рассудке сказывается, а я как-то не хочу всю оставшуюся жизнь пускать слюни на воротник.
— Твое дело, — пожал плечами Этелред, теряя интерес к разговору. Гельда с облегчением перевела дух, а эльф усмехнулся, как мне показалось, чуть пренебрежительно. Нет, ребята, я завелся, и меня не остановишь. Даэл из меня затравленного зверя сделал, прогнал через Зачарованный, Дэна на меня натравил — а тут вдруг возможность нанести ответный удар.
— Объясни толком. Я хочу знать, стоит ли игра свеч и чем я при этом рискую.
— Навсегда заплутать в галлюцинациях. А потом, ты там раньше ни разу не бывал, так что тебя там ожидает беспорядочный поток самой разнообразной информации. Так что с твоей точки зрения… едва ли стоит.
— Ты не все ему сказал, отец, — голос Ильмиры звучал решительно и спокойно. — Да, это опасно, но он никогда не останавливался перед опасностью.
Попробуй тут откажись, услышав такую характеристику… Ну и дураком же я буду, из тщеславия сунув голову в петлю!.. Ладно, двум смертям не бывать, а информация — ключ к выживанию, да еще если удастся вывести из игры Даэла…
— Что я еще должен узнать?
— Во время путешествия ты будешь перемещаться по мирам, как захочешь. Не физически и не по самим мирам, а по своего рода теням, — растолковала Ильмира. Этелред, крыса одноглазая, так и взвился:
— Ты хочешь поделиться с ним тайным знанием?! А ты не забыла, что вот такие вот, как он — люди — убили твоего брата?
— Орденцы, — поправил я.
— Люди, — упрямо повторил старик. Почти как эльф, плохо переносит род человеческий…
— Если бы он был жив — он бы одобрил мое решение, — голос прозвучал совсем уже твердо, и — полное ощущение, что между ними произошел поединок… взглядов?.. Во всяком случае, Этелред через некоторое время сдал позиции:
— Хорошо. Но ты еще не знаешь, сумеет ли он.
И тут мне стало попросту страшно — Ильмира направила свою Силу на меня, просвечивая насквозь.
Когда тебя изучают чародейским внутренним зрением, это вообще не слишком приятная процедура, а когда это зрение достигает такой концентрацией — это просто чувствуется кожей и внутренностями, не то что чародейским чутьем. Вообще-то у нас, Чародеев, такое просвечивание считается просто неэтичным… Хотя здесь не Орден, и я уже не орденец, и вообще, не лезь в чужой монастырь со своим уставом…
Но я такого терпеть не собирался, и вместо того, чтобы забиться в угол, как мне сразу того захотелось, направил свое зрение на Ильмиру — щенок, тявкающий на большого пса. Лучше б я этого не делал. То есть для меня получился кратковременный шок — скорей от того, что я не предполагал, что Сила может быть и такой. Хотя что я знаю о Силе? Я ж истребитель нежити, всего-то навсего, только тому и обучен…
Наверно, именно последнее соображение подтолкнуло меня к решению. Из того, что какое-то действие запрещено Орденом, еще ничего не следует. Гельда, например, тоже им запрещена, не говоря уж о Хельге.
— Ладно, Ильмира, я готов.
— Быстрый какой, — проворчал Этелред. Гельда — та прямо вздрогнула:
— Мик, а у тебя с головой все в порядке?
— Нет, наверно. Будь в порядке, мы б с тобой не связались.
— Мой народ в свое время такое использовал, — вмешался эльф. Ну, раз этим пользовались эльфы, значит, это Запределье имеет прямое отношение к боевым действиям…
— Значит, я смогу узнать что-то?
— Если сможешь отделить зерно от шелухи.
Потрясающе! Он со мной еще в загадки играет! Но на меня такие штучки действуют, как красная тряпка на быка.
Я повернулся к Ильмире:
— Я готов. Какие будут инструкции?
Она поднялась, нашарила связку каких-то корней на стене, отделила один и протянула мне:
— Это ты должен разжевать и проглотить.
Вот странность: она слепа, но никакой неуверенности в движениях, никакой неловкости. Грациозна, как камышовая кошка. Такое впечатление, что глаза ей и не нужны.
Я с сомнением уставился на крошечный шишковатый корешок, Гельда заглянула мне через плечо и тут же попыталась выхватить снадобье:
— Не вздумай!
Я заслонил корешок корпусом, поспешно отдернув руку:
— А что такое?
— Он еще спрашивает, — попыталась она воззвать к Хельгу. — Тащит в рот всякую гадость, а кому его потом хоронить?
— Ты целительница, Гельда, — в голосе Ильмиры прозвучала еле слышная нотка этакого полупрезрительного сожаления, — и твое дело — врачевать раны. Но любое новое знание — это новая рана, новая боль. И тебе потом придется лечить его, но уберечь его от таких ран тебе не дано.
Гельда надулась и замолчала, я посмотрел на эльфа, взглядом испрашивая совета, он демонстративно пожал плечами и отвернулся. Ясно, это мои проблемы. Ну что ж, буду решать их единственным доступным способом…
Я бросил корешок в рот и принялся тщательно жевать. При этом еле удержался от того, чтоб не выплюнуть эту дрянь, челюсти сразу свело. Хинин в сравнении с этим растением — пироженка! Кое-как, давясь, я проглотил эту адскую массу, кто-то, кажется, Хельг, сунул мне в руку кружку с вином, я благодарно кивнул и с рычанием припал к ней. После пары глотков мне перестало казаться, что мои глаза сейчас вылезут на лоб, а Ильмира обратилась ко мне:
— Теперь смотри в свой Камень.
Я кивнул и уставился на него. Похоже, начинает действовать…
Тело вдруг становится абсолютно невесомым, голова — легкой и ясной, вокруг разливается радостное жемчужное море, я чувствую себя совершенно прозрачным, всплыть на поверхность мне ничто не мешает, но только зачем? Вокруг что-то продолжают говорить, но голоса сливаются в сплошной белый шум. Ну и пусть их. Меня сейчас больше всего интересует мой Камень. Вот он, в руке у меня. Постепенно он разрастается, заполняет собой все, и свет играет на его гранях тепло и весело. Еще, кажется, чей-то козлиный тенор спел непонятную фразу, а потом Камень поглотил меня, и я погружаюсь в него.
Там, внутри, в расплескавшемся зеленом свете, дышится легко и свободно. Я продвигаюсь вглубь медленно, неторопливо, в каком-то странном танце — кувырок, пируэт, кувырок… Все медленно, свет вокруг плотный, как морская вода, он отлично держит. Перед глазами на момент встает карта миров, и я уже знаю, что вот это — мой мир, а те пять, расположенные правильным крестом — Институт…
Погружение длилось вечность, и я не отказался бы продлить его еще на парочку вечностей, но все кончается и море света имеет поверхность.
Я вступил в миры Запределья.
ГЛАВА 10
Любому школьнику известно, что в Запределье нет правил, есть только исключения из них. Чем меньше вероятность произойти у какого-либо события, тем скорее оно произойдет, но и это не является аксиомой. Аксиом там нет. В результате возникают любопытные парадоксы, но мне было как-то не до них, меня ждали дела.