На это у меня ушло порядка часа. Наконец на горелые платы были поставлены заплатки, а сами платы вставлены на место. Проведя проверку всех систем, я удовлетворился качеством ремонта и, забравшись в «Призрак», прошёл через грузовой отсек на место пилота. Отдав приказ компу на закрытие боковой двери, я поднял флаер в режиме геликоптера на триста метров и, набрав скорость, перешёл в горизонтальный полёт. То есть лопасти остановились и превратились в крылья.
Буквально через два часа, когда горный отрог, где находилась МОЯ база, стал отчётливо виден, я начал уходить в сторону, чтобы далеко облететь лагерь антарцев.
Летел я над речкой, вытекающей из большого ущелья, вот в него и направился, снова перейдя в режим геликоптера. Речка превратилась в горную, но места, где можно спрятать флаер, я ещё не нашёл. Наконец ущелье расширилось, и показалась красивая и зелёная горная долина. Найти в ней укрытие для машины оказалось совсем не трудно.
Когда я ремонтировал блоки флаера, то восстановил блок поиска живых существ. Активировав его, я облетел поляну, но кроме двух десятков животных ничего не обнаружил. Поэтому, приземлившись, заглушил все системы. Всё, я находился в тридцати километрах от базы и в ста семидесяти от лагеря работорговцев — пара часов бега. Я уже терял транспортное средство и повторять это не хотел, поэтому и спрятал флаер так надёжно. Ничего, сейчас соберусь, нарублю ветвей, укрою ими аппарат, и можно по ущелью выбираться наружу, двинувшись к антарцам. Мне соперники, как я уже говорил, не нужны.
По местному времени был полдень. Я постоянно подводил часы, сверяясь по солнцу, чтобы быть в курсе, когда стемнеет, а когда рассветёт. Кстати, на другой стороне планеты, где я оставил лагерь майора Дайна, в данный момент было четыре часа утра.
Выбраться из ущелья труда не составило. Два дроида-разведчика показывали мне удобные спуски и звериные тропы. По одной такой я пробежал километра три, вспугнув стадо горных коз, пока она не ушла в гору, а я спрыгнул на галечный берег ручья и побежал уже по нему. Сбоку, высоко на стене ущелья мелькнула шляпка воздуховода, скорее всего, от внешних коммуникаций базы, но я не обратил на неё внимания, только отметил на навигаторе. Сперва ликвидация соперников, потом уж можно заняться поиском одного из входов. Их было семь штук, не считая створок ангара для малой авиации, где должны находиться боты, челноки и катера.
Почти час я потратил на то, чтобы выбраться из ущелья в степь. Ручей к этому времени уже разросся — мне даже попались пару раз водопады, красиво, кстати говоря, было — и убегал в степь неширокой пятнадцатиметровой речкой. Остановившись, я сориентировался и побежал в сторону лагеря антарцев, постепенно набрав крейсерскую скорость. До лагеря оставалось чуть более ста километров, за час пробегу.
Так примерно и получилось. Только пришлось при приближении сначала сбавить скорость, а потом и совсем остановиться и включить системы оптической и визуальной маскировки, присев на корточки. Высокая трава укрыла меня, только верхняя часть шлема торчала, чтобы я мог навести целеуказатель в режиме бинокля и осмотреть местность. Дроиды меня заметно опережали. Надо хотя бы одного вернуть, чтобы он надо мной летал, отслеживал ситуацию, а особенно в том месте, где я заметил подозрительное шевеление. Лагерь близко, километров восемь осталось, стоило поберечься. При приближении картинки выяснилось, что это местные падальщики дрались над добычей, пока один, видимо, самый хитрый, обойдя дерущихся, не вцепился во что-то, что мне было не видно.
Вокруг была ровная степь, пару раз мне попадались овраги, но тут я их что-то не наблюдаю, значит, придётся преодолевать эти два километра и обходить падальщиков стороной, чтобы они меня не заметили и не навели наблюдателей, если те включили их в свою оборону. Любого часового насторожит изменение в поведении местных животных. Это значит, рядом кто-то невидимый, представляющий опасность. Мне этого, естественно, было не нужно, и я обошёл тварюг с подветренной стороны.
Двигаться на четырех конечностях было, конечно, непривычно, но и такие умения у меня имелись, как и программы в искине скафа.
Со стороны моё движение напоминало бег ящериц, только хвоста не хватало для стабилизации, а так нормально, тридцать километров в час я стабильно держал, хотя извиваться в скафе, работая руками и ногами, приходилось весьма активно. Но и это было в плюс — чем дальше, тем лучше я осваивал эти умения и всё меньше совершал лишних движений, сосредоточившись на быстром преодолении открытого участка.
В одном месте ветерок донёс отчетливый запах свежей бойни, что заставило меня почти сразу остановиться и лечь на живот, давая скафу нормально продолжить работу. Анализатор быстро составил список запахов, а искин, проанализировав их, выдал удививший меня результат. Согласно нему, падальщики пировали на месте боя. То есть все сопутствующие запахи подтверждали первоначальный вывод. Даже был едва уловим тонкий аромат взрывчатых веществ. Это означало, что кто-то воспользовался гранатомётом. При стрельбе из комплекса пулемётным или снайперским огнём запах от выстрелов совсем другой. Нет, тут точно кто-то поработал антарским гранатомётом.
Секунд десять я размышлял, что бы это могло быть. Искин выдавал предположение, что падальщики пируют над человеческими останками, однако, поразмыслив, я отбросил эту версию. Что, антарцы сами себя убивают? Хотя… это на них похоже, конечно.
Местных поселений тут нет, они дальше в четырёхстах километрах, у ущелья, что пронизывало эти горы насквозь, и где находилась караванная тропа. Убийства своих у работорговцев я не исключал, но не в этой ситуации. Думаю, часовой воспользовался комплексом, чтобы отогнать местных животных, и убил одного из них. Вот это предположение более похоже на правду. Все три разведчика, что я выпустил, улетели далеко вперёд и, видимо, пропустили это место стороной. Поэтому, выругавшись, я выпустил четвёртого дроида и отправил его к месту пиршества. Первый же взгляд подтвердил мнение искина, что работорговцы сводят между собой счёты.
Там в небольшом оборудованном окопчике лежало разорванное тело. Причём, что важно, было оно в остатках скафа. Снаряд попал в живот и раскидал части тела в разные стороны. Из гранатомёта так не сделаешь. Быстро припомнив, что из вооружения имеется у антарцев, я усмехнулся. Если это рванула оборонительная мина на поясе работорговца, то она вполне могла устроить такие повреждения. А такие мины у антарцев были, я точно знал. Их используют в охранной сети как растяжки или магнитные мины. Эти штуки вообще интересной конструкции. У них много функций. Они похожи на пальчиковые батареи и рассчитаны на борьбу со скафами противника. Обычно вот такой часовой банально раскидывает их у своего поста и по нейросети активирует. Если к нему будут подкрадываться, то мина прилипает и подрывается. Её мощности хватает, чтобы серьезно повредить скаф, даже с пробитием бронезащиты. Кстати, ручные гранаты того же размера не имеют подобной убойной силы. Так что если рванула одна из мин в патронташе на поясе, то вполне возможны такие повреждения. Снимать мины тоже особых проблем нет. Часовой передает определённый сигнал, и мины снимаются с боевого взвода и пищат, чтобы их можно было подобрать и убрать обратно на пояс.
Приняв эту версию, я возобновил движение, но уже более осторожно. Мало ли. Если охранение стреляет в ответ на любое движение, стоит поберечься. Хотя накрыть меня гранатой проблематично, если накроет, осколки не то что броню не пробьют, меня даже не контузит. Но вот бронебойных пуль стоит опасаться. Немного напрягала реакция остальных работорговцев на этот самоподрыв, должны же они были осмотреть останки и хотя бы подобрать стрелковый комплекс, что валялся у нижней части тела? Однако сделано этого не было.
Через пару километров появилась низина. Видимо, ранее здесь пробегала речушка, что поспособствовало появлению глубокого оврага, однако она давно пересохла, и именно на её берегу и был устроен лагерь. Была бы тут возвышенность, уверен, антарцы устроились бы на ней — видно далеко, можно успеть подготовиться к неожиданностям. Но за неимением оной работорговцы выбрали альтернативный вариант. Для обороны овраг тоже вполне подходил. Приблизившись к нему на пятьсот метров, я лёг на живот и задумался. Картинка, которую выдавали мне дроиды-разведчики, ошеломляла. Зря я так торопился убрать конкурентов, кто-то уже сделал это за меня. Теперь стало понятно, что на посту охранения никакого самоподрыва не было. В лагере находились тела семи антарцев. Восьмой обнаружился на противоположной стороне в километре от оврага. В таком же окопчике.
Теперь стало ясно, что произошла зачистка. С помощью дроидов изучив положение тел, а также нанесённые раны, я ещё больше озадачился. Всё показывало, что тут действовал дрон Древних модели «Богомол». А этого не могло быть, потому что не могло быть. Это штурмовой дрон, а не охранный. Их пускали вперед перед зачисткой позиций противника. Зачастую этих зачисток и не требовалось, так как живых противников не оставалось. Страшные молотилки эти «Богомолы».
Собой они представляли насекомоподобный аппарат на шести опорах и с четырьмя манипуляторами, на которых были острейшие монокристаллические лезвия, с лёгкостью рассекавшие даже броню тяжёлого скафа. А с учетом того, что у них стояли специальные фехтовальные программы и имелся блок самообучения, это страшные противники в ближнем бою.
Также у них было модульное вооружение. Обычно вешали по две такие пушки, как у меня на скафе, но и могли подвесить блоки ракет или что-то другое.
Настораживало и то, что база находилась слишком далеко от месторасположения лагеря, то есть за возможной охранной сеткой. А это означало, что «Богомол» охранял что-то другое, рядом с которым оказался лагерь. Связываться с этим дроном мне совсем не хотелось, хотя заиметь его себе в спутники было заманчиво, однако я прикинул свои шансы и поморщился. Если с одним дроном