я ещё буду драться на равных, то два уделают меня, как молоток котлету. Шансов нет никаких. Нельзя сказать, что эти «Богомолы» были самыми массовыми дронами. Из-за сложности производства они скорее предназначались для использования спецподразделениями, чем обычными войсками, которым хватало и обычных дронов и дроидов. Однако из-за частого использования при штурмах разных укреплённых объектов и они несли потери. Я, как эксперт, знал, что у коллекционеров хранятся всего шесть таких дронов, из них только один в рабочем состоянии. Интересовался я ими и их возможностями, было дело.
Все шестеро дроидов-разведчиков давно были в воздухе и мониторили обстановку. «Богомола» рядом не наблюдалось. Один из дроидов нашёл следы на дне оврага, в которых я определил следы опор дрона. Он не мог летать и был довольно шустр, однако на пределе возможностей скафа я мог от него убежать. Это было разумнее, чем проверять, у кого самые крутые яйца. Оставлять за спиной подобную опасность не хотелось, к тому же неплохо бы выяснить, что же такое охранял «Богомол». Была у меня одна мыслишка, но требовалось проверить её.
Ещё когда я бродил по пустыне, у меня мелькнула мысль поискать стартовые ракетные площадки, однако, подумав, решил, что это дело тухлое. Тут нужно специальное оборудование, чтобы найти под песком пусковые. А вот здесь я вполне мог найти пусковую. С вероятностью тридцать процентов дрон охранял именно её. Вряд ли он был постоянной охранной единицей, скорее всего, заменял штатную. У каждой пусковой был охранный дрон. Я вон до сих пор не уверен, что тот «Пёс», который первым встретил меня на планете, прилетел с орбитальной базы, а не с ближайшей пусковой. Если у данной пусковой штатный охранный дрон вышел из строя, то из запасников одной из орбитальных баз вполне могли отправить «Богомола» на замену с теми же функциями.
Только вот эти пусковые были автоматическими. Их сбрасывали с орбиты, и они, выбрав благоприятное место, закапывались под землю и разворачивались, выставив наружу только небольшую антенну. По описаниям я знал, что срок их службы при консервации фактически не ограничен. После получения кодового сигнала с орбиты они переходят в боевой режим и могут стоять в нём до сотни лет. Сколько таких пусковых уже было использовано? Сколько находятся в боевом режиме? И сколько ещё спят? Один миноносец, что разбрасывает с орбиты такие пусковые, берет их на борт до тысячи единиц. А сколько их было на орбите? Десятки? Вот сколько их на планете? Никто не знает, кроме искинов баз. Вот такие дела. Понятное дело, что охраняются только те пусковые, что перешли в боевой режим, а таких, чтобы покрыть всю планету, включая пространство над океанами, надо около двухсот.
Я понял, что ошибся в своих предположениях, когда в десяти метрах от меня — двое спереди и один сзади, — скинув режим маскировки, поднялись на опорах три «Богомола». Никто не пошлёт охранять какую-то там стандартную пусковую ТРЁХ «Богомолов». Это значит, что я ошибся. Помимо моей базы в этом квадрате находится что-то серьёзное, и это серьёзное явно принадлежит военным.
Встав на ноги, я взял в руки «Рег» и привёл его в боевое положение, настороженно отслеживая каждое движение дронов. Дроиды-разведчики, что снова прохлопали противников, продолжали мониторить обстановку, показывая, что дронов всего три. Но я им уже не верил, тут их могло быть и больше.
«Богомолы» не спешили атаковать, обмениваясь быстрыми пакетами-сообщениями друг с другом. Складывалось такое впечатление, что они спорили, кто будет первым нападать. Вполне могло сказаться и то, что я находился в скафе той же империи. Однако в искине не были прописаны местные коды безопасности. Так что надежда, что они не нападут, была призрачной. Да и безнадежное это дело нападать на них и отбиваться, ясно же, что у меня нет шансов. Одна надежда на скорость. Да и она вряд ли поможет. Дроны были вооружены по штату, кроме фехтовальных манипуляторов присутствовали и блоки с ракетами, и «Пал-М», усовершенствованная модификация той пушки, что стояла на плече «Призрака». К тому же стало ясно, как они засекли меня. В воздухе висели дроны-разведчики, однотипные используемым мной. Вот только они как-то смогли засечь меня под маскировкой, тогда как мои этого сделать с «Богомолами» не сумели. Нужно будет переписать поисковые программы в соответствии с вновь открывшимися обстоятельствами. Если выживу, конечно.
Вдруг от левого дрона ко мне пришёл сигнал, похожий на код опознавания. Мгновенно раскидав его на составляющие, я за десять секунд — согласно протоколу безопасности, у меня было пятнадцать секунд на ответ — прогнал почти шестьдесят тысяч вариантов и, в темпе выделив шесть из них, отправил обратно. Вдруг один сработает.
Ещё когда я работал экспертом, мне дважды встречались хакерские кристаллы памяти с разработками и программами по вскрытию и взлому таких вот кодов доступа. В работе они мне могли пригодиться, так что я имел в памяти нейросети десяток таких программок, причём две собственноручного изготовления. Одна из них была схожа по алгоритму с кодом-запросом, вот её я и запустил — надеюсь, коды подтверждения, что она выдала, сработают. Другого шанса у меня не было.
Я на пару секунд задержал дыхание и наконец получил ответный файл. Один из кодов прошёл. Меня пометили как ограниченно дружественный объект и скинули карту с указанием зоны, где мне категорически запрещалось появляться во избежание уничтожения. После этого дроны включили режим маскировки и, буквально размазавшись в движении, быстро двинулись от меня в сторону гор. Выдохнув — оказывается, я не дышал, — подумал, что хорошо, что у меня включен режим принятия отходов жизнедеятельности. Мне почему-то резко захотелось посетить туалет. Развернув карту, я осмотрел помеченную красным территорию. Была она обширной. Её граница проходила буквально в паре километров от лагеря антарцев. Видимо, или флаером, или своими разведывательными партиями работорговцы запустили системы охраны, и дроны, выйдя из режима консервации, отправились образумить неизвестных, которые не знают, что такое военная охранная служба. Жёстко, но верно.
По карте я также определил, что спрятанный мной флаер в эту зону не попадает, как и моя база. С облегчением вздохнув, я покинул скаф, сделал свои житейские дела и, вернувшись обратно, быстро побежал к лагерю. По идее надо бы свалить отсюда как можно быстрее, да и инстинкты этого требовали, однако во флаере я не обнаружил запасных топливных стержней, значит, они находятся в лагере. Вот они-то мне и нужны.
Я действительно обнаружил их там, четыре полных кофра с полными до предела стержнями. В рюкзаке одного из антарцев я обнаружил ещё стержни, восемь единиц, но уже попользованные.
Запихав всё это в два рюкзака и не забыв добавить пайков, я с той же скоростью побежал обратно, старательно петляя. Не хочу навести «Богомолов», если они за мной следят, на свой лагерь. Хотя, рассчитывая только на антарцев, я необдуманно шёл по прямой, так что если даже они меня потеряют, то смогут найти по следам. Что не есть айс. Добежать до флаера и быстро свалить куда подальше, чтобы они меня не достали. Поскольку на вооружении одного из дронов всё же были блоки ракет, то достать меня они всё равно могли, м-да, ещё как могли. Вот и оставалось рассчитывать на скорость.
Отлечу подальше, вон хотя бы на другую сторону гор, там тоже есть выходы и входы в мою базу, и буду взламывать её там. Всё спокойнее. А то ограниченный доступ… Ну его на фиг.
Добежав до речки, я занял позицию и стал внимательно осматривать степь на предмет преследования. Дроиды-разведчики тоже тщательно мониторили обстановку. Причём не одну только поверхность, тут у меня на них надежды нет, а ещё и воздух. Если «Богомолов» они не смогут засечь, то вот их разведчиков вполне.
Час я так простоял, укрываясь за скалами, но преследования не обнаружил. Меня трудно испугать, но эти дроны пугали. Очень. Особенно их хищные жвала и фехтовальные манипуляторы. Не знаю, советовались ли создатели с психологами, но эти дроны вызывали страх на подсознательном уровне. Я вот хорошо тренирован и способен противостоять этой неявной агрессии, но даже мне было трудно. К тому же эти гады, согласно заложенным программам, постоянно шевелили манипуляторами, как настоящие насекомые, и изредка судорожно двигали головой с сетчатыми датчиками. Эта завораживающая игра усиливала состояние страха, и очень трудно было сдержать подобную ментальную атаку. Однако я вроде справился.
— Уф-ф, похоже, не преследуют, — с облегчением пробормотал я.
Страх, что гнал меня вперёд на пределах возможностей скафа, отступил, и я стал размышлять трезво. Вообще удивительно, что мне хватило силы воли затрофеиться в лагере, а не свалить оттуда сразу же после встречи с дронами. Наверное, работал на автопилоте, действуя согласно своим планам, а мозги уже нормально включились, когда я подбегал к этой речушке. Мониторинг показал, что дроны действительно не преследовали меня, чтобы узнать, где находится лагерь. Вполне возможно, что у них не было такого приказа. Поэтому я двинулся по ущелью в сторону долины, где был оставлен флаер. Три дроида продолжали сопровождать меня, охраняя тыл, мало ли.
Как бы то ни было, до долины и флаера я добрался нормально, быстро закинул в грузовой отсек рюкзаки с трофеями и, не разбирая их, раскидал ветки маскировки. После чего, пройдя в кабину, поднял флаер в воздух и полетел в глубь долины, там должен был быть выход на другую сторону горных отрогов. Так и оказалось.
До самой темноты я преодолевал по ущельям эти горы, стараясь не подниматься выше пятисот метров. Мой флаер не дроид с функцией маскировки, снесут как нечего делать или вон «Пса» пришлют.
Так и летел, изредка возвращаясь, если натыкался на ущелье-тупик, пока не вылетел в открытую степь, точно такую же, что осталась на другой стороне. Быстро найдя удобное место для лагеря, — незамеченными только «Богомолы» подберутся, бр-р-р, — посадил флаер и стал готовиться к ужину и сну.