Тугая волна горячего свинца пролетела совсем близко, но понять попало в меня или нет я не успел — ухнул в холодную, морскую воду. Тысячи раскаленных иголочек холода впились в кожу рук и лица. Сбруя и подсумки с боеприпасами тут же потянули вниз. Блядь, дебил тупорылый, надо было сбросить все это перед забегом!!! Пальцы судорожно забегали по застежкам ремней, но расстегнуть и сбросить с себя тяжесть амуниции не получалось.
Несмотря на то, что активно греб руками, пытаясь всплыть, медленно шел ко дну. Пальцы все-таки нащупали пластиковые язычки замка и мне удалось расстегнуть один из ремней. Пояс с подсумками, набитыми магазинами ушел ко дну. Стало легче, и я смог выгрести наверх. Вынырнул из воды, жадно глотнул воздуха и тут же нырнул обратно. До сейнера было метров пять — шесть.
Проплыл за минуту разделявшее меня от корабля расстояние и вновь вынырнул. Огляделся. Вынырнул с правого борта, обращенного к морю. Подплыл к автомобильной покрышке, висевшей вдоль борта, ухватился за неё, подтянул себя наверх, но не смог удержаться и тут же плюхнулся обратно в воду.
Плюх и фонтан брызг получился сильный. Всю конспирацию псу под хвост! Ёбаный твой в рот! Ну, что за хрень-то такая?!
Еще раз вынырнул из воды, сильно ухватился за канат, которым была привязана покрышка к борту, подтянулся, ухватился за борт, оперся ногами на покрышку и рывком перекинул свое тело на палубу сейнера.
Оглядеться и отдохнуть мне не дали, ко мне метнулся здоровенный мужик с окровавленной головой и железякой в руках.
— А-ааа! — ревел нападавший размахивая своим дрыном.
Перекинув из-за спины «эМку» направил ствол автомата на турка, нажал на спуск. Пиндосовская трещотка щелкнула и не выстрелила.
Сука?!
Приняв удар на выставленный автомат, крякнул от боли и тут же пнул здоровяка по ногу, тот взвыл и вновь замахнулся. Пнул его еще раз, в этот раз уже не по ноге, а между них, прямиком в пах. Турок закричал, как резанный и со всего размаху опустил железяку на меня, в последний момент успел уклонится. Железная труба ударила по палубе совсем рядом с моей головой, металлический грохот набатом разлился в голове.
— Да, гребанный твой Экибастуз! — зло выплюнул я и вцепился пальцами в руку врагу.
Дернул его на себя, тут же ткнул ему пальцами второй руки в лицо, нащупал глаза и что есть сил рванул веко и бровь, все, что попалось в жменю. Турок ревел как оглашенный, мутузил меня руками, но как-то истерично и неумело. Я подтянулся, держась за врага, его кровь из разорванной глазницы брызгала в разные стороны. Не отпуская одну руку, так и продолжая вгрызаться пальцами в глазницу, второй рукой ухватился за кадык турка. Хрящ, прикрывающий горло, хрустнул, здоровяк захрипел, несколько раз ударил мне в голову, но я продолжал давить горло и глаз, из разорванной гортани брызнуло кровью мне в лицо, а еще через мгновение турок принялся дергаться всем телом, пытаясь вырваться из моих захватов. Хрена тебе лысого!!!! Зарычав, как дикий зверь, я усилил напор, кровища из горла хлынула полноводной рекой, соленый фонтан ударил мне в лицо, здоровяк захрипел, дернулся в последний раз и обмяк.
Сбросив с себя мертвое тело, перевел дыхание и кое-как стер с лица зловещую, кровавую маску. Поднялся на ноги. По всей видимости этот здоровяк и был пулеметчиком. Скорее всего граната взорвалась где-то поблизости, осколки ранили стрелка, оглушили его и повредили пулемет. Иначе ничем не объяснишь его замедленные движения и вялые попытки меня одолеть, вон он какой здоровый, а дрался, как тюфяк.
— Бро! Бро! Ты жив? — окликнул меня из воды Ванек.
— Ёпта, жив?! — обрадовался я. — Вылезай, — я помог Болтуну забраться на борт сейнера. — У тебя автомат остался?
— А как же? Вот, — продемонстрировал мне свой М-4 Иван.
— Отстегни магазин и вытряхни из него воду, — посоветовал я. — И дай мне пестик, а то мой автомат вот этот здоровяк изуродовал, — я кивнул в сторону мёртвого турка.
— Ни хрена его гранатой изуродовало, — поразился Иван. — Глаза и горла нет! Как же он тебе автомат испортил?
— Пока я ему глаз и горло не вырвал, он меня какой-то железякой прессовал, — спокойно ответил я. — Проверь, чтобы твой автомат стрелял и погнали досматривать посудину, — приказал я Болтуну.
Ванек выстрелил одиночным в небо, я взял его револьвер, и мы зашагали в сторону капитанской рубки. Честно говоря, как правильно вести досмотр судов и вообще, «работать» в ограниченном пространстве я не знал, все что помнил, было основано на просмотре боевиков и блокбастеров. Но вышибать ногами двери и прыгать в дверные проемы не хотелось. Во-первых, на кораблях такие двери, что хрен ты их ногой вышибешь, а во-вторых, после всех этих заплывов в холодной воде и борьбе с турецкими пулеметчиками, не то, что прыгать в дверные проемы, а просто двигаться особо не хотелось.
Поднявшись по приваренным скобам, заглянули в капитанскую рубку. Часть стекол выбиты пулеметными очередями, вроде приборы и механизмы не задеты. Никого нет!
Потом осторожно заглянули внутрь какого-то дверного проема, ведущей внутрь сейнера. Узкий коридор, оба конца заканчиваются лестницами, круто уходящими вниз, прямо напротив дверного проема еще одна дверь. Сместился немного в сторону, показал жестами: «Мол, сейчас, распахну дверь, а ты, Керчь, не зевай». Дернул ручку двери, потянул створку на себя, Болтун выставив ствол автомата ушел в сторону.
— Граната! — крикнул я, бросая внутрь помещения подобранную загодя небольшую железяку по размерам схожую с ручной гранатой.
Железка брякнула внутри, но, кроме этого, металлического лязга ничего не произошло. Никто не голосил, не кричал и в нас не стрелял. Либо там никого нет, либо у засады крепкие, как стальные канаты нервы. Шмыгнул в дверной проем, как только переступил высоко поднятый порог перегородки, тут же плюхнулся на пол.
Пусто! Небольшое помещение: полка, столик, шкафчик на одной стене, а вдоль другой стены длинный, то ли стол, то ли полка, вдоль которой четыре стула, да стопка ящиков в углу — вот и вся скудная обстановка. На столике, привинченному к стене расположилась газовая плита, а в шкафу виднелись тарелки и пара кострюль. Из этого помещения шла небольшая лестница наверх — к капитанскому мостику.
— Это, чего? Кают-компания? — вслух спросил, у меня за спиной Ванек.
— Откуда я знаю?
— Нет, точно кают-компания! — уверенно произнес Керчь. — Это же сейнер. Типа, небольшого СЧСа или как они у турок обзываются? — вслух рассуждал Иван. — Надстройка расположена в средней части корпуса, в её нижнем ярусе размещены: небольшая кают-компания, камбуз, душевая и туалет, а также каюты капитана и старшего механика. Для остальных членов экипажа предусмотрены кубрики в носовой части сейнера. Машинное отделение также расположено в средней части корпуса судна. На ярус выше бытовых помещений в надстройке размещается ходовая рубка, на крыше которой оборудована застеклённая промысловая рубка с дублирующим рулевым управлением. На палубе ближе к носовой части размещены сейнерная лебедка с барабанами для канатов и ваеров, мачта с грузовой стрелой, грузоподъёмностью в 1 тонну. В корме судна имеется рабочая площадка над которой располагается электрифицированный блок для работы с сетями. Рубка, кают-компания, совмещенная с камбузом, значит внизу вход в машинное отделение и в жилой отсек. Спереди на носу — вход в форпик, а на корме — ахтерпик. Между машиной и ахтерпиком — створки рыбного трюма. В машинное отделение должен быть еще один спуск, прямо с палубы.
— Ничего себе! — восхитился я познаниям керчанина. — Откуда такая осведомленность об устройстве маломерных рыболовных судов? — ехидно спросил я.
— Хули тут знать, — горделиво выпятив грудь, ухмыльнулся Иван. — Керчь — рыбная столица всего мира. Мы — керчане все о море знаем, для нас…
— Я понял, понял, — прервал я начавшуюся триаду о достоинствах самого лучшего города на Земле. — Лучше скажи, где могут прятаться турки?
— Скорее всего в машинном отделении или в жилом отсеке. По вон туда и туда, — Иван показал на разные концы коридора, которые заканчивались лестницами.
— Ясно, тогда начнем справа, ибо налево ходить — бога гневить, — пошутил я.
Осторожно ступая, подобрались к правой лестнице, хотя, какая к черту осторожность, если всего пару минут назад, я как оглашенный орал про гранату?
— Эй, наверху? — раздался внизу тихий окрик. — Нас здесь двое, мы свои. Русские! Не стреляйте!
— Кто такие? — крикнул я вниз, а сам взглядом показал Болтуну на противоположный спуск, чтобы он держал его под прицелом.
— Свои! Рабы мы! У турок, уже года два, как батрачим!
— Выходите с поднятыми руками.
— Не можем, нас тут приковали цепью, так что лучше вы к нам.
— На судне сколько турок было?
— Семеро!
— Ладно, ждите, сейчас спустимся, — произнес я, поворачиваясь к Ивану, — Досмотри машинное отделение, но, осторожно. Справишься? — шепотом спросил я.
Ванек утвердительно кивнул и начал спуск в машинное отделение. Я весь обратился в слух. Ничего не слышно, кроме осторожных, шаркающих шагов Ивана. Шаги затихли — Болтун закончил спуск по лестнице. Стрельбы нет, звуков борьбы — нет. Все хорошо, машинное отделение пусто?
— Там никого! — через секунду в провале лестнице появилось довольное лицо Болтуна.
— Отлично, тогда погнали, выпустим рабов, — скомандовал я.
Спустились в жилой отсек. Помещение вполне просторное, хоть и с низким потолком. Длинные, узкие полки по обеим сторонам. Три сверху, три снизу. Всего получается двенадцать спальных мест, некоторые из полок завалены спальными принадлежностями не первой свежести. Посередине стол и стулья, прикрученные к полу. На стенах ютятся небольшие шкафчики. Прям, как в общей камере. Да и обстановка примерно такая же. Тут же еще одна дверь. Заглянул. Сортир и душевой поддон. Ага! Это по-морскому — гальюн!
Рядом со спуском, к нижним ступеням лестницы прикрепленная цепь, которая заканчивается ножными кандалами, фиксирующие ноги двух ободранных мужиков, похожих на бомжей не первой свежести.