Наемник — страница 19 из 67

Однако сегодня у него появились сомнения. После Будапешта прошло много лет. Рано или поздно умения притупляются. Самым естественным решением было посадить Харли за письменный стол, но с тем же успехом можно попытаться впрячь скаковую лошадь в плуг. Это его убьет. Стэнсфилд повернулся и посмотрел в сторону дома. Он молча покинул совещание и в одиночестве направился на берег. Одного жеста хватило, чтобы телохранители остались на вершине небольшого холма. Харли сообразит, где его искать, его не нужно просить.

Стэнсфилд знал, что его старый коллега понимает, что разочаровал своего начальника. В таком мрачном настроении Стэнсфилд не видел его уже много лет, и на то могло быть немало причин. Вероятно, на первом месте в списке стоял синяк на лице. Стэнсфилду пришлось сильно прикусить язык, когда он обнаружил, что это сделал рекрут Кеннеди. Харли не имел равных в рукопашных поединках. Его способность переносить боль, быстрота, нечистоплотность, поразительное умение находить слабые стороны соперника, несмотря на рост, вес и силу, уже давно стали в Лэнгли легендой.

Теперь, осмысливая все, что произошло, Стэнсфилд видел, где совершены ошибки. Он позволил Харли устроить культ личности, свою собственную маленькую вотчину стрелков спецназа. Все они были чрезвычайно талантливы и полезны, но, оказавшись вместе, создали ядовитое сообщество, питающее презрение ко всем, кто не обладал их опытом. Даже доктор Льюис, сам «пожиратель змей», высказал обеспокоенность. Кеннеди множество раз пыталась подтолкнуть его в нужном направлении. У нее был дар – предвидеть, к чему это может привести. Она понимала, что им необходимо адаптироваться, изменить курс и тактику, и изо всех сил пыталась привлечь внимание Стэнсфилда.

Проблема состояла в том, что он как заместитель директора по оперативным вопросам отвечал за все. За ценных оперативников в каждом крупном городе по всему земному шару и за персонал, осуществлявший поддержку. Практически все было в некотором смысле компьютеризировано, однако существенная часть отсутствовала даже на бумаге. Шла бесконечная шахматная партия, которую он мысленно проигрывал с утра и до вечера…

Стэнсфилд услышал тихие шаги на лестнице – кто-то спускался к озеру. Он обернулся и увидел залитую лунным светом фигуру Харли. Платформа закачалась, когда тот ступил на причал. Затем молча приблизился к боссу, достал пачку «Кэмела» и протянул сигареты другу, которому нравилось возвращаться к старой привычке, когда рядом не было жены. Они стояли рядом, смотрели на озеро и молча курили. Прошла минута, прежде чем Харли заговорил:

– Я все испортил.

Стэнсфилд ничего не ответил, лишь коротко кивнул.

– Может быть, пришло время подать в отставку.

Стэнсфилд повернул голову на несколько градусов, чтобы посмотреть на Стэна.

– Я многое могу от тебя вытерпеть, но только не жалость к самому себе. Ты никогда не отступал – и не начнешь теперь.

– Мне надрал задницу засранец из колледжа.

– Пострадало твое здоровое эго – и не более того.

– Ты не понимаешь. Такого не должно было случиться. И я до сих пор не понимаю, как это произошло. Я не становлюсь моложе, но даже в мои худшие дни со мной не может сравниться девяносто девять процентов бойцов.

– Я знаю, что математика никогда не была твоей сильной стороной, но ответ очевиден.

– И что это должно значить?

– Если ты можешь побить девяносто девять процентов парней из ста, а он тебя победил, – значит, он один из того процента.

Харли покачал головой.

– Я не понимаю, как такое возможно. Он недостаточно тренировался.

– Ты не понимаешь, потому что не хочешь понять. Я провел свою собственную проверку. Айрин отыскала невероятно одаренного атлета. В мире лакросса его считают ошибкой природы. Тебе известно, что он один из величайших лакроссистов всех времен в студенческой лиге?

– Проклятье, какое это имеет отношение к боевым искусствам?

– Величайший атлет может освоить почти все, что угодно, и сделает это быстрее, чем любой средний спортсмен, – уверенно сказал Стэнсфилд. – Твоя главная проблема в том, что ты позволил презрению ко всякому, кто не носил форму, затуманить твое сознание.

– И все же…

– И ничего, – перебил его Стэнсфилд. – Парень является трехкратным чемпионом Америки. Тебя победил спортсмен мирового уровня.

– Который не прошел настоящей подготовки.

– Ты же сам сказал, что он брал уроки дзюдо.

– Валяться на матах в спортивном зале – это не подготовка.

Стэнсфилд устало вздохнул. Так он справлялся с напряжением, чтобы не взорваться. Некоторым людям достаточно дать пару указаний, и они все поймут. Но только не Харли. Ему нужно несколько раз влепить тяжелым молотком по лбу, чтобы до него дошло.

– Извини, – смиренно сказал Стэн. – Мне все еще трудно поверить в историю этого парня.

– Ты самый упрямый тип из всех, кого мне доводилось встречать, а это говорит о многом. Несколько раз ты сумел использовать свое упрямство на пользу делу, но и неприятности у тебя были не раз, и прежде чем ты начнешь обижаться, хочу напомнить, что я – именно тот человек, который спасал тебя от проблем все эти годы. Мне пришлось не один раз одалживаться, чтобы вытащить из огня твою задницу. Так что слушай меня, когда я говорю, что ситуация спорная. Парень тебя победил, и, если честно, мне без разницы, как ему удалось с тобой справиться или где его научили драться. Так или иначе, но он добился победы, что делает его чрезвычайно перспективным кандидатом.

Наконец, до Харли дошло.

– Чего ты хочешь от меня?

– Исправь положение.

– Как я могу его исправить, если понятия не имею, где допустил ошибку?

– Кончай изображать скромность. Ты прекрасно знаешь, в каком месте совершал ошибки… Просто твоя природа мешает тебе их признать, так что копай поглубже, и все поймешь. Кстати, я и сам совершал ошибки. В любом случае я за тебя отвечаю. – Стэнсфилд посмотрел в сторону дома. – Прошедший час был самым унизительным в моей карьере.

Харли так смутился, что ничего не сумел ответить.

– Нам нужно лучше соображать, – продолжал Стэнсфилд. – Мы – ветераны, но двое детей только что объяснили нам то, что мы должны были и сами понять. В прошлые времена я действовал лучше. И если смягчить ситуацию, ты провалил организацию подготовки. Ты – полевой агент. И вот что я думаю. – Стэнсфилд развел руки в стороны, показывая на окружающую их природу. – Ты убедил меня, что все еще находишься в поле, но это не так. Ты прячешься за оградой.

– Тогда позволь мне вновь оказаться в поле, – почти умоляюще сказал Стэн.

Стэнсфилд сделал последнюю затяжку, обдумывая слова Харли. Существовало немало поговорок, подходивших для описания шпионажа, но лишь немногие звучали так выразительно, как эта фраза: «Под лежачий камень вода не течет». В какой-то момент ты должен вступить в игру. Стэнсфилду надоело получать закодированные послания, в которых сообщалось, что еще одного из его агентов схватили радикальные исламисты. Пришло время для ответных ударов.

– Стэн, исламисты никуда не исчезнут.

– Я повторял это в течение последних десяти лет.

– Если смотреть на общую картину, то до настоящего времени они доставляли нам лишь небольшие неприятности, но сейчас я чувствую нечто более серьезное. Они организуются, распространяются и размножаются подобно вирусу.

– За это нужно благодарить проклятую Саудовскую Аравию и Иран.

«Тут он прав», – подумал Стэнсфилд. Лишь немногие понимали глубину кровавого соперничества между суннитами и шиитами. Каждая секта становилась все радикальнее – и более склонной к насилию. Больше ждать было нельзя.

– Стэн, мне необходимо, чтобы ты был готов через шесть месяцев, – понизив голос, сказал Стэнсфилд. – Тебе пора перестать гонять парней, как при отборе в спецназ. Айрин права: не имеет значения, сумеют ли они выжить в лесу в течение недели, если у них будут только ножницы для ногтей. Я хочу, чтобы они были в состоянии проводить операции в городских условиях. И намерен приставить к вам доктора на постоянной основе. Слушай его. Он знает, что делает.

– Хорошо… а через шесть месяцев? – спросил Харли, в голосе которого появилось немного оптимизма.

– Я намерен выпустить тебя на свободу. Нам нужно нанести ответный удар. По самому минимуму я хочу, чтобы они не спали по ночам, опасаясь того, что станут следующими. Ты должен напугать их до смерти.

Харли плотоядно улыбнулся.

– Я знаю, что делать.

– Хорошо… и последнее. Тебе скоро шестьдесят. Это игра для молодых парней. В особенности если речь идет о твоем бизнесе. Наши дни сочтены. Нам пора начинать больше верить детям. Еще через десять лет они должны прийти нам на смену, а мы к этому времени будем мертвы.

Стэн улыбнулся.

– Я не собираюсь сдаваться без боя.

Глава 19

Бейрут, Ливан


Сайед вытер лоб тряпкой. Его белая футболка спереди покраснела от крови человека, который только что признался во множестве грехов. В подвале было тепло и влажно, и Сайед провел здесь бо́льшую часть дня. Он не помнил, когда ему в последний раз приходилось так напряженно работать, чтобы заставить пленника говорить. Он испытывал жажду и голод, но это могло подождать. Они собрались наверху и с нетерпением ждали, когда он расскажет, что ему удалось узнать.

Сайед бросил клещи на металлическую тележку. Инструмент отскочил и упал на пол, клещи разжались, и окровавленный ноготь отлетел в сторону. Всего их было восемь; они лежали на поверхности из нержавеющей стали, покрытые кровью и плотью. В течение секунды Сайед восхищался своей работой. Все люди разные. Для некоторых одной угрозы физической боли хватало, чтобы они признались в обмане. С другими, как с этой еврейской свиньей, приходилось повозиться. Он использовал самые разные методы для получения правды, но предпочитал работать с ногтями рук и ног – по той простой причине, что их двадцать. И они отрастают снова.

Сайед видел пытки в самой разной форме. Большинство были жестокими и применялись без всякого плана. Пощечины и удары ногами являлись самым распространенным методом, но против подготовленного человека он часто оказывался бесполезным. Еще можно колоть, резать и стрелять, и хотя такие способы эффективны, но после них требуется медицинская помощь, чтобы продолжить допрос. Еще унижение – например, опускали голову человека в ведро, полное экскрементов, или засовывали разные предметы в отверстия, для этого не предназначенные; а также длинный список вещей, которые Сайед находил тошнотворными.