Итак, вернулись к тому, с чего начали: могу ли я жениться на Элле и одновременно продолжать работать на Эда Ганолезе?
У меня появилось тягостное предчувствие, что ответ, скорее всего, окажется отрицательным. А отсюда сам собой вытекал и второй кардинальный вопрос. Так все-таки что мне дороже: моя теперешняя жизнь и работа или Элла?
Как ни крутись, а сейчас, здесь, наедине с собой, безоговорочного ответа на этот вопрос я, признаюсь, не находил.
Грустно размышляя над сложившейся ситуацией, я приготовил завтрак, потом еще какое-то время бесцельно по-слонялся по квартире. В конце концов я решил все же не строить из себя умника и плюнуть на тягостную дилемму, достал свой блокнот, устроился поудобнее в гостиной и вернулся к первоочередной задаче, а именно: кто убил Мейвис Сент-Пол и всех остальных и почему?
Мне в душу закралось сомнение, что, чем черт не шутит, убийца вообще не попал в мой список, хотя, с другой стороны, это маловероятно. Тогда — кто же из тех, что занесены в мой блокнот? Я рыскал по всему городу, выведывал и выпытывал, однако новых имен так и не всплыло. Он должен быть здесь, он один из троих, оставшихся в списке.
А что, если круг подозреваемых будет сужаться и дальше и в нем не останется вообще никого?
Вот когда это случится, тогда я буду думать. А пока нечего паниковать раньше времени.
Из двух моих фаворитов, коими я считал Эрнста Тессель-мана и таинственного мужа, хитрован Эрнст был единственным, в отношении которого я мог предпринять хоть какие-то реальные действия. Проверку канувшего в Лету супруга предстояло отложить до лучших Времен, по крайней мере до поступления сведений из Восточного Сент-Луиса.
Похоже, пришло время нанести второй визит вежливости Эрнсту Тессельману. Я позвонил Эду, рассказал ему о своих намерениях и получил от него домашний номер телефона Тессельмана. Затем позвонил ему, напомнил о себе и сказал, что хотел бы снова повидаться.
— Вас что, все еще беспокоит полиция? — удивился он.
— Нет, — сказал я. — Они отстали. И я очень вам за это благодарен, мистер Тессельман.
— Тогда какое у вас ко мне дело?
— Я бы предпочел объяснить его при личной встрече, сэр.
— Только не здесь, — сказал он. — Сегодня в четыре часа я буду у себя в офисе.
Он дал мне адрес — Пятая авеню, южнее Сентрал-пар-ка, и я подтвердил, что буду у него в четыре.
Итак, у меня оставалось еще целых три часа, а заняться было решительно нечем. И тогда я предался безрадостному безделью. Думал об Элле, о том проходимце, а в половине третьего в мои раздумья ворвался телефонный звонок.
Я поспешил снять трубку, надеясь, что звонят из Восточного Сент-Луиса, но это оказался всего-навсего Клэн-си Маршалл, да к тому же пребывавший в прескверней-шем расположении духа.
— Клей, — заявил он мне, — может быть, хоть тебе удастся урезонить Эда?
— Что случилось?
— А сам-то ты как думаешь? Все это ваши с ним игры в крутых. Клей, я не знаю, говорил ли тебе Эд об этом или нет, но только, пока вы с ним суетесь туда, где вам совершенно делать нечего, дела у организации идут совсем хреново. Я только что разговаривал со Старквезером, нашим бухгалтером, и он сообщил, что ваша затея стоит нам кучу денег, гораздо больше, чем мы можем себе позволить.
— А от меня-то ты чего хочешь?
— Поговори с Эдом. От меня он отмахивается.
— Меня он тоже не станет слушать, Клэнси. Ему не терпится добраться до гада, который устроил весь этот кавардак.
— А что потом? Клей, глянь на вещи трезво. Полиция заполучила Билли-Билли Кэнтела, так что дело закрыто. И значит, сдать того парня легавым мы все равно не сможем.
— Не думаю, чтобы Эд собирался сдавать его.
— Что же тогда? Убить?
— Думаю, именно этого он ждет не дождется.
— Замечательно. Будет труп — и полиция снова встанет на уши, и все начнется заново. Это же совсем не то, что замочить какого-нибудь ничтожного лоха из своих, Клей. Ты собираешься прикончить кого-то не из наших и кто с юридической точки зрения считается полноправным гражданином. Легавые вынуждены будут устроить новое разбирательство.
— А может, и нет. Наверное, нам удастся спрятать концы в воду.
— Может быть. Наверное... Хорошо звучит. Учти, мы не продержимся долго на своем поприще, если станем полагаться на авось да небось, Клей.
— Слушай, Клэнси, ты что, выложил все это Эду и потому он на тебя взъелся?
— Он вообще не хочет со мной говорить. Когда я звоню ему домой, то эта горилла, которую он нанял себе в телохранители, даже не подзывает его к телефону, а сразу бросает трубку.
— И поэтому ты хочешь напустить на него меня, да? Клэнси, даже если бы я и затеял с ним разговор, уверяю, ничего хорошего из него все равно не вышло бы. Он бы точно так же отшил и меня. Если он отказывается внимать советам собственного адвоката, то уж меня-то и подавно вряд ли послушает.
— Поверь, не стоит заниматься ерундой, Клей.
— Не суетись, мы скоро закончим.
— Ты подобрался к нему еще ближе?
— Мне так кажется.
— Что ж, хоть какое-то утешение. На мой взгляд, нам не следовало бы подменять полицейских, но я буду искренне рад, если ты справишься с поручением.
— Не следует принимать работу так уж близко к сердцу, Клэнси.
— Мне платят именно за серьезное к ней отношение, — возразил он.
Неожиданный звонок и странная настойчивость. В начале четвертого домой вернулась Элла. Я хотел было сказать ей что-то, какое-то доброе слово, но она не дала мне и рта раскрыть, заявив с порога:
— Не сейчас, Клей. Я еще не готова к окончательному разговору. Ты уже обедал?
— Нет, — признался я.
Мы сели за стол и совсем не говорили об этом. Но так как каждый из нас не мог больше думать ни о чем другом, то ни о чем другом мы не говорили тоже. Обед затянулся и прошел в мертвой тишине.
Глава 24
Офис Тессельмана располагался в апартаментах на четырнадцатом этаже, о чем возвещала надпись на матовом стекле двери, сделанная золотыми буквами: “Эрнст Тессель-ман, адвокат”. Суть же в том, что Эрнст Тессельман вот уже на протяжении многих лет не был практикующим адвокатом в общепринятом смысле этого слова.
В офисе он пребывал в одиночестве, то есть я хочу сказать, что секретарша отсутствовала. Ее заменял дворецкий-вышибала, одетый в обычный костюм и теперь игравший роль телохранителя, но он не в счет.
Встреча оказалась куда более прохладной по сравнению с предыдущей. Телохранитель, которого я про себя по привычке все еще называл Смокингом, хотя он и вырядился вполне цивильно, дожидался в приемной и настоял на том, чтобы обыскать меня, прежде чем допустить к шефу. Обыск отличался особой тщательностью, но никакого оружия, естественно, при мне не было, а поэтому ему не оставалось ничего другого, как распахнуть передо мной дверь, и я прошел в святая святых Эрнста Тессельмана.
Одежда Тессельмана подчеркивала строго деловой стиль: несколько старомодный синевато-серый костюм, дополненный жилеткой и цепочкой от часов. Письменный стол, за которым он сидел, был таким же огромным и пустым, как и тот, что находился в его домашнем кабинете. Он жестом указал мне на кожаное кресло напротив, а бдительный Смокинг занял место в углу за спиной у хозяина.
— Начну с того, — сказал я, — что посвящу вас в события, произошедшие с момента нашего последнего разговора.
Он молча кивнул, ожидая, когда я перейду к сути дела. Взгляд его был холоден и насторожен. Он мне не доверял.
— Бетти Бенсон была убита вскоре после нашей встречи, — продолжал я.
— Я знаю, — кивнул он. — Газеты сообщали подробности. Полиция решила, что это ваших рук дело.
— Я успел побывать там чуть раньше маньяка. В любом случае Билли-Билли Кэнтел, единственный подозреваемый в убийстве мисс Сент-Пол, тоже мертв и его тело у полицейских. Так что дело считается закрытым.
— Считается?
— Эд Ганолезе рвет и мечет. У нас слишком много неприятностей и еще больше убытков. Эд хочет расквитаться с обидчиком.
— Значит, поиски продолжаются.
— Да.
— А зачем вы пришли ко мне? В прошлый раз я рассказал вам все, что мне было известно.
— Боюсь, что тогда вы сказали мне не правду, мистер Тес-сельман.
Он глянул на Смокинга, застывшего рядом с его креслом, а затем снова перевел взгляд на меня:
— Не слишком-то вежливо с вашей стороны, вы не находите? И крайне неосмотрительно.
— Как я уже сказал, мне удалось побеседовать с Бетти Бенсон незадолго до ее смерти. И кое в чем вы с ней расходитесь.
— В чем, например?
— Вы говорили Мейвис, а затем и мне, что собираетесь способствовать ее дебюту в музыкальной комедии.
— Да, это так.
— А мисс Бенсон утверждала — и я ей верю, — что Мейвис не могла напеть даже простенькой мелодии, бедняжка начисто лишена вокальных данных.
— У нее попросту не было достаточной подготовки. Я оплачивал ее занятия по вокалу.
— От нее же я узнал, что вы обещали Мейвис на ней жениться.
— Да, верно, я сделал ей предложение.
— И тем не менее попытались соблазнить мисс Бенсон.
— Это она вам сама сказала? Вот ведь маленькая лживая дрянь.
— Но зачем? Зачем бы ей понадобилось врать?
— Мы были почти незнакомы, и мне трудно строить предположения о ее мотивах.
— Вы недвусмысленно давали мне понять, что очень любили Мейвис Сент-Пол и были глубоко потрясены ее смертью.
— И что из этого?
— Боюсь, что недолгое время, — опять-таки в чем я убедился собственными глазами: вы переживали из-за своей беременной рыбки куда больше, нежели из-за Мейвис.
— Ваша грубость не знает границ, насколько я понимаю, — вспыхнул Тессельман. — Равно как и ваша бесцеремонность. Но мне небезынтересно узнать, чего вы добиваетесь своими абсурдными заявлениями и предположениями, не имеющими, кстати, ничего общего с реальной действительностью. Зачем вы пришли сюда?
— А вам никогда не приходило в голову, насколько логична ваша кандидатура на роль подозреваемого?