— Через акведуки, — пожал я плечами.
— Само собой, — кивнул он. — Они начинаются более чем в ста пасангах отсюда, один у истока Иссиса, другой на Холмах Этеоклеса. Солдаты двумя колоннами пробрались по ним, иногда двигаясь прямо над головами Косианских войск.
— Блестяще, — признал я.
— Стражники одного караула были подкуплены золотом, — добавил Минкон. — А остальным перерезали горла диверсанты, заранее прибывшие в город.
— Так чей это штандарт? — осведомился я.
— Это — штандарт моего капитана, Дитриха из Тарнбурга.
Глава 13Дорога к Сэмниуму
Я слышал крики сбитых с толку, напуганных детей и причитания женщин.
— Туда, следовать этим путем, — командовал солдат, перекрывая улицу.
На улицах было настоящее столпотворение, большая часть людей двигалась между солдатами, направлявшими их поток к большим воротам Торкадино. У многих за спиной висели мешки.
— Смотри куда прешь! — донесся до меня недовольный голос.
Я отстранился, чтобы дать дорогу двуколке, загруженной вещами и управляемой молодым парнем. Улицы были заполнены беженцами.
— Следуйте за мной, — велел Минкон. — И вы будете в безопасности. Держитесь ближе друг к другу.
— Я хочу свой топор, — заявил Хурта.
— Держитесь вместе, — повторил я команду Минкона. — Не разделятся.
Двери многих жилищ по пути нашего следования были выломаны. Изнутри доносились крики, и звуки ломающейся мебели. Это солдаты занимались грабежом. Из открытого окна другого здания, приблизительно на четыре — пять футов ниже подоконника, и где-то в сорока футах над мостовой, спиной к оштукатуренной стене, свисало тело.
— За что его? — поинтересовался я у Минкона.
— Я читать не умею, — отозвался Минкон. — У него на шее табличка, что там написано?
— Грабитель, — прочитал я.
— Значит, так оно и есть, — пожал плечами Минкон.
— По-моему грабеж и не прекращался, — заметил я. — Более чем в дюжине домов мы это имели возможность наблюдать.
— Этот — гражданский, — пояснил Минкон. — Таким грабить незаконно. Они не уполномочены на это.
— Понятно, — кивнул я.
— В Торкадино должен быть порядок, — заявил Минкон.
— Ну, само собой, — усмехнулся я.
— Я хочу свой топор, — опять начал конючить Хурта.
— Просто держись поближе к нам, — отмахнулся я.
Мы сдали все наше оружие на выходе из лагеря фургонов, который в компании Минкона, мы оставили несколько енов назад. В Торкадино, как выяснилось, были установлены строгие правила ношения оружия. Владение неразрешенным оружием могло быть рассмотрено как тяжкое преступление, наказание за которое, по усмотрению любого солдата, могло быть назначено на месте, немедленно, без каких-либо апелляций и адвокатов. Хватка когтей Серебряного Тарна не могла быть слабой. Все же оружие мы сдали совершенно легально. В моем кошельке лежал клочок бумаги с номером, который соответствовал другому, оставленному с моим оружием, позади оружейного стола, который установили у ворот лагеря.
Нас толкали в толпе.
— Туда, — приказал солдат, указывая рукой. — Тем путем.
На улицах не пахло дымом, его клубы душными облаками не закрывали солнце, превращая день в удушливый сумрак. Наши глаза не слезились. Дышать можно было без труда. Зачастую, взятый приступом город наполнен жаром, идущим от стен горящих зданий. Но Торкадино не было предан огню.
— Туда, — указал другой солдат.
Мы торопясь следовали за Минконом, продираясь сквозь толпу. В одном месте мне на глаза попалась девушка, стоявшая на коленях у стены к которой была прикована цепью за шею. В этом месте, примерно в ярде от мостовой имелось рабское кольцо, закрепленное на стальной пластине, зафиксированной на стене болтами. По запыленному лицу рабыни пролегли мокрые дорожки слез. Она отчаянно цеплялась за цепь около кольца. Трудно сказать, посадил ли ее здесь хозяин, намереваясь вернуться за ней, или она просто была брошена. Она была раздета. В любом случае ей предстояло оставаться там, где она была. Цепь позаботится об этом.
— Следуйте за мной, — периодически командовал Минкон, по мере того как мы продвигались по запруженным улицам. — Держитесь вместе.
Мы так и делали, изо всех сил стараясь не отставать. Я шел следом за ним, за мной держался Хурта, потом вплотную к нему Боадиссия. Замыкали процессию Фэйка и Тула с веревками на шеях, концы которых были в руке Хурты. Как испугались они этим утром, узнав, что у города теперь был новый хозяин. Какими полными ужаса взглядами они обменивались. Полагаю, такие же взгляды были бы у тарларионов, слинов или у других животных, если бы они имели понятие о таких делах, или считали целесообразным принимать их во внимание. Хотя, на мой взгляд, у Фэйки и Тулы, объективно, было гораздо меньше причин опасаться последствий падения города, чем у свободных людей. Фактически у них поводов бояться было не больше, чем у любых других домашних животных. Самое худшее, что грозило таким как они, это просто оказаться у новых владельцев. Мы взяли Фэйку и Тулу на поводки вовсе не из опасения, что они могли бы попытаться убежать от нас, воспользовавшись неразберихой, а чтобы держать их с нами, и не позволить им оказаться сметенными толпой. Рядом с нами раздалось испуганное блеяние пары верров. Женщина тащила их за собой сквозь толпу. У них, также как и у наших животных на шеях были повязаны веревки.
— Кажется, здесь будет трудно протиснуться, — заметил я Минкону.
— Такая давка продлится еще долго, — объяснил он. — В городе установлено несколько кордонов. Они разделяют толпу на отделенные колонны, ведущие к большим воротам. А там проводится досмотр, чтобы из города не вынесли ничего ценного.
— Получается, что все гражданское население изгоняется из города, — понял я.
— Да, — кивнул он. — Двигаемся вперед. В сторону, в сторону!
Мы с трудом продирались сквозь заполонившие улицы толпы, растянувшись гуськом.
— А ну сдай в сторону, — рявкнул Минкон кому-то впереди.
— А куда Ты ведешь нас? — полюбопытствовал я.
— В Сэмниум, — ответил наш провожатый.
— Зачем? — спросил я.
— Намереваюсь получить для Вас охранные грамоты, — объяснил Минкон.
— Я бы приветствовал это, — сказал я.
— Только, лучше бы Тебе не брать их, — вдруг сказал он, оборачиваясь.
— Почему это я не должен брать эти охранные грамоты? — опешил я.
— В любом случае, решение принимать Тебе, — заявил он.
— Я Тебя не понимаю, — признался я.
— Просто следуй за мной, — бросил он, разворачиваясь, и снова вкручиваясь в толпу.
Вскоре мы добрались до барьера, представлявшего собой несколько брусьев уложенных на козлах, перегородивших главный проспект Торкадино. Толпа была остановлена перед этим барьером. Оказавшиеся в первых рядах, изо всех сил давили назад, пытаясь сдержать напиравшие на них задние ряды, чтобы не быть прижатым к барьеру.
— Стоять, — приказал солдат, стоявший позади барьера с копьем наперевес.
Минкон произнес пароль, и нас пропустили за барьер. Как оказывается здорово идти свободно, не проталкиваясь сквозь волнующееся людское море. Приблизительно в двухстах ярдах дальше по улице мы увидеть другой сегмент толпы, также ожидавших позади барьера. Через пару енов мы миновали тот барьер, а затем и еще один.
Сбоку от того барьера, который мы пересекли первым из этой пары, возвышалась приличная груда различных предметов. Чего там только не было: мебель, подушки, коврики, настенные ковры, гобелены, рулоны ткани, одежды, ящики, посуда, кувшины, тарелки. На наших глазах к горе трофеев подошел солдат и вытряхнул к ее основанию принесенную в наволочке добычу. Полагаю, что его короткий, гремящий дождь кубков, будет едва заметен в таком скоплении предметов быта. Но, несомненно, именно такими небольшими порциями и была возведена эта гора, в высоту уже перевалившая за десять футов. В целом, это была дешевая добыча, которой предстояло быть проданной различным контрактным скупщикам.
— Смотрите! — воскликнула Боадиссия, указывая вперед и влево от нас, когда мы проходили перекресток за третьим барьером.
Там, приблизительно в пятидесяти ярдах от нас, у стены какого-то общественного здания, сложенной из плоских узких кирпичей, весьма распространенных в южно-гореанской архитектуре, на коленях стояла группа из приблизительно полутора сотен женщин. Все они были раздеты, и скованы цепью друг с дружкой за шеи. Их охраняли двое солдат с плетями в руках.
— Еще трофеи, — усмехнулся Минкон.
— Рабыни! — бросила Боадиссия с пренебрежением и отвращением.
— Или точнее скоро станут рабынями, — поправил ее Минкон.
— Ох, — испуганно вдохнула Боадиссия.
— Конечно, они — рабыни, — успокоил ее я.
— Многие из них, — пояснил Минкон, — женщины и дочери тех, кто был сторонниками Коса в Торкадино. Теперь их приготовили для клеймения и неволи.
— Понятно, — кивнул я.
— Их списки были подготовлены еще несколько недель назад, — сообщил он.
— Даже не сомневался в этом, — ухмыльнулся я.
К действиям того рода, что сейчас происходили в Торкадино, необходим разумный подход и щепетильной отбор среди гражданского населения, требующий тщательной подготовки.
Мы подошли к женщинам ближе.
Одна из них вдруг встала, но, немедленно, едва только на ее спину упала плеть, снова оказалась на коленях, но уже рыдая.
— Руки на бедра, — прорычал солдат, — колени широко, спину выпрямить, подбородок выше!
Он приподнял ее подбородок своей плетью, заставив смотреть вперед. По холеному лицу женщины текли слезы.
— Сейчас Ты получишь еще два удара, — сообщил он ей.
И она тут же вскрикнула от боли, раз затем еще, сгибаясь от каждого удара вперед почти касаясь животом тротуара. Удары солдата были почти небрежны, но я уверен, что той, что получила их, они показались весьма значащими.
— Положение, — скомандовал солдат, и женщина быстро и точно приняла прежнюю позу, в которую ее поставил мужчина, прежде чем опустить плеть на ее спину.