— За то время пока мы ждем эти грамоты? — недоверчиво спросил Хурту.
— Алары не читают, — гордо заявила Боадиссия. — А мы — алары.
— Это я — алар, — поправил ее Хурта.
— Думаю, мы получим грамоты от того товарища, — указал я на офицера, с которым шептался Минкон.
— Моя охранная грамота — это мой топор, — пробурчал Хурта, — если бы, конечно, он у меня был.
Однако Минкон, к моему удивлению, вошел в дверь позади офицера.
— Откровенно говоря, я уже не понимаю того, что здесь происходит, — признался я.
— Иногда со мной тоже бывало такое, — сообщил мне Хурта.
— Минкон ведет себя странно, — пробормотал я.
— А что Ты от него хочешь? — осведомился Хурта. — Он же не алар.
— Я тоже, — буркнул я.
— Да я знаю, — улыбнулся парень.
— Никак не могу понять смысла происходящего, — признался я.
— Цивилизация причудлива, — заметил Хурта.
— Возможно, Ты даже сможешь сочинить стихотворение об этом, — предположил я.
— Да я уже сочинил, — заявил он. — Два. Хочешь послушать?
— Сейчас на это совсем нет времени, — отмахнулся я.
— Но они довольно короткие, — сообщил он. — По пятьдесят строк каждое.
— Тогда, во что бы то ни стало, — сказал я.
— В залах Торкадино, — начал было он.
— Ты сочинил больше сотни строк, за то время пока мы стояли здесь? — прервал его я.
— Еще больше, — ответил он, — но я многий строки, которые не отвечали моим стандартам, я отбросил, и продолжил: — На улицах Торкадино…
— Подожди, — снова остановил его я. — Это не та же самая строка.
— Я уже пересмотрел ее, — сказала Хурта.
Но в этот момент, прервав поэтический пыл Хурты, из кабинета появился Минкон.
— Какие новости, дружище? — поинтересовался я.
— Заходи, — сказал он мне. — Остальные останьтесь здесь, пожалуйста.
Мы удивленно посмотрели друг на друга.
— Пожалуйста, — повторил Минкон.
— Ну ладно, — согласился я.
— Хочешь, пока он будет там, я прочитаю Тебе два моих стиха? — предложил Хурта.
— Ну конечно же, — с кислым видом ответил Минкон.
— Бара, — скомандовал я Фэйке.
— Бара, — бросил наемник Туле.
Обе рабыни немедленно повалились на живот, повернув головы налево, и скрестив запястья и лодыжки. Это — обычная поза для связывания. Впрочем, мы даже не потрудились связать их. Нам было вполне достаточно того, что они лежали в этом положении. Хурта сложил поводки на пол около их тел. Теперь его руки были свободны для жестов, столь важного сопутствующего элемента в устной поэзии.
— А Вы хотели бы услышать пару моих стихов? — вежливо поинтересовался Хурта у офицера за столом.
— Что? — не понял тот.
Но я уже вошел в кабинет.
Глава 15Сэмниум. Разговор в кабинете
Я резко отклонил голову. Клинок рассек воздух прямо над моим ухом и характерным стуком, сопровождаемым вибрацией, застрял в крепком дереве двери.
— Отлично, — послышался голос из глубины кабинета. — Кое-какой навык у Тебя имеется.
Я посмотрел туда, откуда донесся этот голос. У противоположной стены комнаты, за большим кабинетным столом, футах в сорока от меня, стоял солдат.
— Возможно, Ты и правда из алой касты, — предположил он.
— Возможно, — не стал отрицать я, и выдернул из двери нож, торчавший над моим плечом, не выпуская из виду мужчину за столом.
— Ты быстр, — похвалил он. — Превосходно. Все, как и подозревал Минкон. У него наметанный глаз на такие дела. Ты — воин.
— Мне приходилось сражаться, — сказал я. — Но сейчас я не на оплате.
— Тал, Рариус, — поздоровался он. — Приветствую, Воин.
Я окинул его взглядом. Этот человек не показался мне тем типом людей, от которых можно было бы ожидать охранных грамот, подорожных, и тому подобных бюрократических услуг. Никаких знаков отличия на его одежде не было. Но его люди, насколько я понимаю, должны были знать его в лицо. Его присутствие не будет чем-то необычным ни в лагере, ни среди маршевых колонн, ни в подкопе, ни на стене или на поле боя. Они узнали бы его в любом виде. Как и он знал их всех. Его некогда темные волосы были покрыты сединой. Весьма необычно среди гореан. Он чем-то напомнил мне Сэнтиуса с Коса, правда, в нем не было ни грамма интеллигентности последнего. Зато в нем чувствовалась практичность и беспощадность, ум и сила. На столе перед ним, на том, что как мне казалось, было государственными документами, лежал его меч.
— Тал, Рариус, — прошептал я.
— Подойди, — приказал он. — Это была всего лишь проверка. Я целился чуть левее от Тебя. Не бойся.
Едва я приблизился к мужчине, он сел на свое место за столом.
Сбоку от стола, справа, если стоять к нему лицом, на голых плитках пола, лежала закованная в цепи, обнаженная женщина. Темноволосая, и возбуждающе красивая. Я не видел ничего удивительного в том, что такая женщина должна лежать подле его стола. Совершенно очевидно, что он был мужчиной большой силы. Многие гореане полагают, что женщина — естественный подарок для мужчины, что природа создала ее для его возбуждения, удовольствия и служения. Соответственно, мужчины редко смущаются пользоваться этим подарком. А еще, они чувствительны к удовольствию власти. Они знают, что такое наслаждение властью, и они честно, искренно ищут, ценят и смакуют его. И они знают, что не существует более острых ощущений в мире, сопоставимых с неограниченной властью над женщиной. Эти чувства, подобные тем, что мужчины получают от славы и победы, которым они являются родственными, рассматриваются ими своей естественной наградой. Гореане не понимают, как можно просить прощенья за такие естественные и биологически обоснованные желания. Да они просто не чувствуют себя в них виновными. И действительно, как можно чувствовать себя виноватым в таких естественных, глубоких, глубинных и таких обычных желаниях. С точки зрения гореан, это было бы просто безумием. Мужчина, если он не ущербный инвалид, по своей природе является доминантом. И без этого у мужчины не может быть никакого чувства удовлетворения, и, что интересно, без полного мужского удовлетворения не может быть никакого полного удовлетворения у женщины.
— Как мне к Тебе обращаться? — спросил он.
— Тэрл, — представился я.
— Ты из Порт-Кара, — скорее сообщил, чем спросил воин.
— У меня там есть дом, — уклончиво ответил я.
— Ты шпионишь для Ара? — поинтересовался он.
— Нет, — ответил я.
— Тогда, возможно, для Коса? — хитро прищурился он.
— Нет, — сказал я, и положил нож перед ним на стол.
— Но твои симпатии, насколько я понимаю, на стороне Ара? — предположил он.
— У меня нет особой любви к Ару, — признал я.
К тому же, когда-то я был изгнан из того города, где мне было отказано в хлебе, соли и огне.
— Это хорошо, — кивнул он. — Таким образом, Тебе будет легче сохранить свою объективность.
— Вы не простой офицер, — заметил я, — который занимается выдачей охранных грамот.
— Ты тоже не простой воин, — парировал он.
— О? — протянул я.
— В эти дни десятки капитанов покупают мечи. И все же Ты, как мне кажется, не находишься на оплате. Далее, по информации моего друга Минкона, мне известно, что твои финансовые ресурсы сильно ограничены, — улыбнулся он и, видя, что я молчу, продолжил: — Для Тебя было разумно использовать свободную женщину в качестве сдаваемой в аренду рабыни. Некоторые мужчины готовы платить более высокую таксу за использование свободной пленницы.
Я лишь пожал плечами.
— Но Ты сделал на этом лишь горстку медных монет, — усмехнулся он. — Но это не идет, ни в какое сравнение с тем, сколько весит твой меч в звонкой золотой монете.
— Согласен, — сказал я.
— Возможно, кроме всего прочего, Ты закрыл ей дорогу к свободе, — добавил он.
— Возможно, — не стал спорить я.
Мужчина встал из-за стола и, подойдя к лежавшей подле него женщине, пнул ей. Та, загрохотав цепями, отскочила и заплакала.
— Что Ты думаешь об этом, Леди Кара? — поинтересовался он.
— Да, Господин, — ответила она. — Я думаю это возможно, Господин.
Меня удивило, что он, на мой взгляд, действительно интересовался ее мнением. Это, конечно, ни в каком случае не отменяло тех категорических отношений, в которых они, очевидно, состояли.
— У Тебя осталась еще дорога к свободе? — спросил он женщину.
— Зачем Вы спрашиваете, после того, что сделали со мной! — всхлипнула она. — Я прошу клейма! Я умоляю об этом! Поставьте мне свою метку! Наденьте на меня ошейник! Подтвердите свою власть на моем теле! Подтвердите ее на мне огнем и железом, и кольцом запертой стали, для всего мира, чтобы все видели, что Вы сделали со мной!
— Она все еще свободна, — заметил я.
— Да, — бросил он.
— Не унижайте меня, оставляя свободной, — сказала она. — Подарите мне клеймо и ошейник, чтобы я могла, наконец, свободно быть той, кем я должна быть!
— Ты хочешь снова почувствовать плеть, Леди Кара? — осведомился он.
— Нет, Господин, — вскрикнула она, задрожав.
На мой взгляд, эта женщина уже была готова к порабощению. Вот только, нужно ли было ей это предоставить или нет зависело от ее похитителя. Но в любом случае, поработит он ее по закону или нет, она уже совершенно ясно была невольницей, психологически, интеллектуально и эмоционально. Отныне и навсегда, ничем иным она быть не могла.
— Это — Леди Кара из Венны, — пояснил он. — Как-то раз она имела неосторожность уничижительно отозваться о Тарнбурге. Возможно, когда-нибудь я заберу ее туда, и буду держать там, в качестве домашней рабыни.
Лежащая на полу женщина застонала. Ее цепи звякнули, заскользив по плиткам пола.
— Или Леди Кара предпочла бы, быть там пленной уборщицей, служанкой, простой домработницей, которую держат в цепях?
— Нет, — всхлипнула женщина, — только рабыней, полной рабыней.
— Почему, — уточнил он.
— Потому, что я — это она, — ответила Леди Кара.
Я присмотрелся к ней. Она весьма соблазнительно выглядела, валяясь у наших ног в своих цепях. И никаких сомнений в том, что ее дорога к свободе была закрыта окончательно. На память мне пришла Боадиссия. Интересно, была ли и для нее закрыта эта дорога. Безусловно, она все еще говорила скорее как гордая свободная женщина. Однако я также час