— Рабыня всем обязана своему хозяину, всей своей страстью, всем своим существом, своей жизнью. Всем. Это все Ваше, мой Господин!
— На живот, — скомандовал он ей, и она мгновенно растянулась ничком, около стола, звякнув цепями.
— Впрочем, я и не предполагал, что Ты нападешь на меня, — признался он мне. — Ты слишком рационален, как мне показалось. К тому же, у Тебя нет, по крайней мере, на данный момент, никакого адекватного мотива для такого нападения. Кроме того, Ты наверняка подозреваешь, если не уверен точно, но что мы можем преследовать определенные общие цели.
— Хватает и других причин, — заметил я. — Прежде всего, даже если бы я преуспел в таком нападении, что врятли, то живым из Сэмниума мне бы выйти не позволили.
— Окно, как одна из возможностей, — подсказал воин.
— Возможно, — неуверенно кивнул я.
— Но Ты ведь не знал, его есть ли под ним карниз и тому подобные выступы, — улыбнулся он.
— Верно, — согласился я.
— Здесь нет никакого карниза, — сообщил воин. — Но Ты сказал, что были «причины».
— Вторая причина, — продолжил я, — мое к Вам уважение, как к командующему, и как к воину.
— Во многих мужчинах, — заметил он, — эмоции действуют в ущерб благоразумию. Возможно, это могло произойти и с Тобой.
— Возможно, иногда бывало, — признал я.
— Я запомню, эту твою черту, — предупредил он. — Возможно, я смогу использовать это когда-нибудь.
— Ваша атака через акведуки, да еще не по одному, а по обоим сразу, чтобы подстраховаться, была блестящей, — заявил я.
— Эта уловка была очевидна, — пожал он плечами. — Признаться, удивлен, что до сих пор никто до этого не додумался. Сам я рассмотрел эту возможность уже много лет назад, но до сих пор не использовал.
— Используй Вы ее раньше, — усмехнулся я, — и это уже было бы частью знаний по военной истории, связанных с Вашим именем, чем-то, что все гарнизоны в городах имеющих подобные конструкции уже ожидали бы и предприняли меры, для предотвращения подобного нападения.
— Конечно, — согласился он.
— Вы сохранили эту хитрость, — улыбнулся я, — для случая, достойного этого.
— Для Торкадино, — сказал он.
— Конечно, — кивнул я.
— Теперь, входы в акведуки перекрыты войсками Коса, а их потоки отведены, — сообщил Дитрих.
— Думаю, нехватка воды городу не грозит, — заметил я. — Конечно, Вы теперь зависите от местных колодцев, бывших основными источниками воды до постройки акведуков, но, с удалением из города гражданского населения, их более чем достаточно для Ваших потребностей.
Он улыбнулся.
— Но я боюсь, что Вы, возможно, не могли предусмотреть всего, — сказал я.
— Редко удается предусмотреть все, — признал Дитрих.
— Честно говоря, некоторый очевидные проблемы меня беспокоят, — сообщил я.
— Говори, — велел он.
— Из Торкадино нет выхода, — объяснил я. — Может показаться, что Вы сами зашли в ловушку и захлопнули за собой дверцу. Стены окружены. Ваша армия немногочисленна. Кос держит значительные силы в этом регионе, по крайней мере, по сравнению с теми, что имеются в Вашем распоряжении. Я не думаю, что Вы будете в состоянии пробиться сквозь армии противника и выйти из окружения. Уверен, что у Вас нет достаточного количества тарнов, для эвакуации всех Ваших людей.
— Интересно, — сказал он.
— Думаю, Ваши действия находятся в четком взаимодействии с Аром, — предположил я.
— Нет, — покачал он головой. — У меня нет никакого соглашения с Аром.
— Но Вы должны его иметь! — воскликнул я.
— Нет, — ошарашил меня Дитрих.
— Вы не находитесь на оплате у Ара? — пораженно спросил я.
— Нет.
— То есть, Вы хотите сказать, что сделали это все по своей собственной инициативе? — уточнил я.
— Да. Влияние Ара и Коса должны быть уравновешены. Победа любой из сторон означает конец свободных компаний, — объяснил капитан наемников.
— Но Вы рассчитываете на помощь Ара в снятии осады, не так ли? — поинтересовался я.
— Конечно, — ответил он.
— А что, если помощи не будет?
— Это был бы крайне неудачный поворот, — признал Дитрих.
— Вы могли бы пойти на переговоры с Косом, — предположил я. — Уверен, что они согласились бы на почти любые условия, да они сами бы предложили вам все что угодно за вывод войск, любые гарантии безопасности для Вас самого и Ваших людей, лишь бы только вернуть Торкадино.
— Ты думаешь, что после того, что мы здесь сделали, и после того как мы их на столько задержали, они вот так просто возьмут и позволят нам уйти из Торкадино? — насмешливо осведомился он.
— Нет, — признал я.
— Вот и я так не думаю, — улыбнулся он.
— Получается, что теперь все зависит от действий Ара, — заметил я.
— Да.
— Вы очень сильно рискуете ради интересов Ара.
— Не только Ара, но и ради себя лично, и других свободных компаний, — сказал он.
— Все за то, что Ар не имеет никакого выбора, кроме как действовать так, как Вы ожидаете, — признал я.
— Это может показаться так.
— И все же Вы кажетесь чем-то серьезно обеспокоенными, — заметил я.
— Это действительно так, — проворчал Дитрих. — Иди за мной.
Через боковую дверь мы прошли в другую комнату. В дверном проеме я оглянулся. Леди Кара все также лежала на животе около стола. Разрешения встать ей никто не давал, но, повернув голову, она смотрела нам вслед.
— Что Ты думаешь об этой маленькой птичке на жердочке? — поинтересовался он у меня.
— Трудно сказать, — ответил я.
Он оттянул ее голову назад, намотав волосы женщины на кулак. Он не проявлял к ней особой нежности. Женщина вскрикнула, и заскулила когда ее голова оказалась запрокинута назад.
— Прекрасный экземпляр, — признал я.
Рабыня. Шея окружена ошейником. Клеймо на бедре, как положено. Когда мужчина потянул за волосы, ее спина прижалась к короткой, горизонтальной деревянной балке, через которую были перегнуты ее руки. Эта горизонтальная балка была установлена на коротком вертикальном столбе, образуя, таким образом, своеобразную букву «T». Она стояла на коленях на платформе, высотой около ярда, спиной к «T» установленному на этой платформе. Ее щиколотки были скованы цепью вместе позади и по обе стороны от столба. Наручники и цепь, врезавшаяся в живот, держали ее руки на месте, удерживая ее запястья по бокам.
— Возможно, женщина капитана, — предположил я.
— Бери выше, — усмехнулся Дитрих. — Еще недавно она была генеральской шлюхой.
Рабыня тоненько поскуливала. Ее глаза почти остекленели от охватившего ее ужаса. Стоило мужчине выпустить волосы, и голова женщины опала вперед, и ее длинные темные волосы рассыпались перед телом. Я немного оттянул цепь от ее живота. На коже остались отпечатки звеньев. Она плакала.
Я присмотрелся к ней. Драгоценности больше не украшали ее. Шелка остались в прошлом. Никакой косметики, которая еще недавно умоляла слизать ее с губ рабыни. Аромат тонких духов теперь сменили терпкие запахи пота и страха. Похоже, она обделала платформу, когда ее избивали. Несомненно, довольно редкий опыт для высокой рабыни. Если она когда-то и носила золотой, усыпанный драгоценностями ошейник, то теперь она могла забыть об этом. На ее шее теперь простой, железный, заклепанный ударом молота ошейник, такой, который мог бы быть надет в шею любой шлюхи, подобранной солдатом в пылающем городе.
— Как Тебя зовут, дорогуша? — полюбопытствовал Дитрих.
— У меня нет имени, никакого имени! — торопливо затараторила она.
— Откуда Ты знаешь? — спросил он. — А вдруг, я Тебе его уже дал.
— У меня нет имени, которое я бы знала, — испуганно проговорила она, задергавшись в удерживавшем ее конечности железе, опасаясь, что ее пытаются уловками вынудить заслужить наказание. — Я еще не знаю своего имени, если у меня есть таковое. Если Господин назвал меня, он еще не счел нужным сообщить мне об этом! Если у меня будет имя, то это будет то, которое понравится Господину! Я — рабыня! Я — его, только его! Если у меня есть имя, я прошу дать мне знать об этом, чтобы я могла бы отзываться на него покорно и быстро!
— У Тебя нет имени, — сообщил он ей.
— Да, Господин, — тихо отозвалась женщина, снова опуская голову.
— Как Тебя называли? — спросил Дитрих.
— Люсилина, — ответила она.
Капитан наемников насмешливо посмотрел на меня, и спросил:
— Ты знаешь имя высшего офицера сил Коса на юге?
— Мирон Полемаркос из Темоса, кузен Луриуса из Джада — Убара Коса, — сказал я.
— А как Ты думаешь, какое имя он дал бы своей любимой рабыне? — поинтересовался он.
— Я так понимаю, что — Люсилина, — усмехнулся я.
— Она оказалась столь же красивой, сколь и жадной, — поведал мне капитан. — Она пользовалась большой свободой в Косианском лагере, получив даже персональные апартаменты, в которых Полемаркос мог бы развлекаться с ней. В этих покоях, среди ее подушек и шелков, окруженная своими шкатулками с драгоценностями, обслуживаемая рабынями, назначенными ей для личного пользования, и для которых она была абсолютной хозяйкой, она господствовала почти, как если бы была Убарой. Чувствуя себя в безопасности в качестве фаворитки своего влиятельного и высокородного владельца, уважаемого и избалованного, она, будучи всего лишь рабыней, собрала вокруг себя такую власть, что иной Убаре не снилась.
Честно говоря, услышав это, я почувствовал, как во мне закипает злость. У рабыни не должно быть власти. Это она должна быть полностью подвластна своему господину.
— Ее влияние на Полемаркоса вскоре стало широко известно. Она завладела его ушами. Стоило ее только захотеть, и одного ее слова, за или против человека, было достаточно, чтобы содействовать его карьере или уничтожить его. В своем шатре она начала принимать посетителей, гостей, просителей. Целые десятки таковых, прознав о ее власти, заявились к ней, чтобы искать ее благосклонности. Естественно с подарками. Это было только начало. Ее шкатулки начали наполняться драгоценными камнями. Кольца, преподнесенные ей, были достойны Убара. Ее сундуки ломились от косметики и духов, которым, возможно, могла бы позавидовать Убара.