Женщина на скамье рядом со мной начала негромко жалобно скулить. Она немного двинула телом по прохладному мрамору, сжимая его руками, Звякнула цепь, сковывавшая ее ноги по обе стороны от гладкого твердого сиденья.
Женщина, только что добавленная к цепи, начала растирать запястья. Похоже, руки ей связали без излишней мягкости. Интересно, смела ли она, все еще свободная женщина, пока не рабыня, выражать меньше чем полное уважение мужчине, или она еще сохраняла некие остатки своих привилегий?
— Мама, — послышался тихий шепот, из толпы других пленниц, — это Ты?
— Это — Ты? — пораженно прошептала вновь приведенная женщина, оборачиваясь на голос.
— Да, — ответил тот же тихий голос. — Да!
— Дочка! — шепнула женщина.
Та, другая, с негромким металлическим стуком цепи, выползла из толпы других пленниц. И две коленопреклоненных женщину с плачем обнялись.
— Тихо Вы, — шикнула на них другая женщина. — Вы что, хотите, чтобы нас всех из-за вас избили?
— Мама! Мама! — всхлипывала девушка.
— Доченька! — плакала женщина.
— Да тише Вы, — взмолилась еще одна женщина.
— А нам можно говорить? — испуганно спросила дочь.
— Нам не сказали, что мы не можем разговаривать, — вместо матери ответила ей одна из женщин. — Но я бы на вашем месте не делала бы этого слишком громко. Не привлекайте к себе и к нам внимания.
— Я даже не знаю, могу ли я говорить с Тобой, — заплакала девушка.
— Мы — женщины, — вздохнула ее мать. — Если мужчины не захотят, чтобы мы разговаривали, они скажут это нам своими плетями.
— Мама, мама, — плакала девушка, вцепившись в женщину.
— Я надеялась, что Тебе удалось избежать этого, — сказала старшая женщина.
— Нет, — всхлипнула девушка. — Они надели на меня ошейник.
— Кто Ты теперь? — спросила мать.
— Номер 437, - прошептала девушка. — А Ты?
— Я — 261, - ответила мать, и отстранилась, держа дочь на расстоянии вытянутой руки. — Ты видишь? Это можно прочитать на моей груди.
— То же самое можно прочитать и на моей, — горько улыбнулась дочь.
Они снова обнялись.
— Что случилось с нами? — прорыдала девушка.
— Это — обычная судьба для женщин павшего города, — сказала ей мать.
— Что с нами теперь будет? — спросила девушка.
— Несомненно, ошейник и служба мужчинам, — объясни женщина.
— Но я не хочу служить мужчинам! — чуть не закричала дочь.
— Как у рабыни, у Тебя не будет иного выбора. Придется делать это.
— Я не хочу им служить! — снова заплакала девушка. — Я боюсь мужчин! Они — животные! Я ненавижу их!
— Конечно, время от времени, — заметила женщина, — ты задумывалась о том, на что это может быть похоже, быть их рабыней и служить им, полностью, во всех смыслах.
— Мама! — возмутилась девушка. — Ты же — моя мать! Как Ты можешь даже думать обо мне такое!
— Ты уже не маленькая девочка, — мягко сказала женщина. — Ты теперь достаточно взрослая, чтобы начать понимать такие вещи. Я думаю, что в действительности, Ты уже задумывалась, или, по крайней мере, начинала задумываться об этом, просто стесняешься признаться в этом.
— Мама! — укоризненно прошептала девушка.
— Ты больше не ребенок, — сказала она. — Годы прошли. Разве Тебе еще не ясно, что именно произошло с Тобой? Неужели Ты не понимаешь, в чем смысл тех изменений, которые преобразовали Тебя в то, что Ты теперь из себя представляешь? Ты уже должна была понять значение твоей новой чувствительности, и чувств, и желаний и инстинктов, и произошедших изменений в твоем теле.
— Не говори со мной так, мама! — попросила девушка.
— Ты больше не ребенок, — заверила ее мать. — Ты — теперь взрослая женщина, красивая молодая женщина, желанная молодая женщина.
— Желанная! — шокировано повторила дочь.
Но мне послышалось волнение в ее голосе появившееся после слов матери.
— В любом случае, независимо от того, что Ты сама можешь думать об этом, основным теперь является мнение мужчин. Именно они отныне — судьи и специалисты в этих вопросах, — с горечью сказала женщина. — И это твоя новая реальность, засвидетельствованная твоим присутствием на этой цепи.
— А я желанна? На самом деле, желанна как женщина? — спросила девушка.
— Думаю, да, — заверила мать. — И я Тебя уверяю, милая и дорогая моя дочь, что, когда Ты окажешься беспомощной в руках мужчин, дергаясь, вскрикивая и извиваясь под ними, их похоть прояснит это для Тебя со всей откровенностью.
— Неужели у нас нет иного пути, неужели это правда, — простонала девушка, отпрянув от матери и загремев своей цепью.
Она подняла руку и ощупала свой ошейник, закрытый на висячий замок. У ошейников, которые носили эти женщины, имелось дополнительное кольцо. Через это кольцо, размещенное в правой стороны шеи пленницы, проходила дужка второго замка, соединяя его со звеном цепи. Таким образом, все ошейники были присоединены к общей цепи. Не составляло труда отцепить женщину от цепи, при этом оставляя ее в закрытом, запертом на висячий замок ошейнике. Это отличалось от того способа, которым ранее сковывали более многочисленные группы женщин, снаружи, в различных местах сбора на Авеню Админиуса. Эти были отборными шлюхами. Так что не было ничего удивительного в том, что они оказались пленницами несколько более совершенной системы удержания. Часто, когда требуется дополнительная безопасность, особенно если женщин гонят в караване, или их необходимо держать на цепи в течение длительного времени, вместо замков в ошейниках используют заклепки. Само собой разумеется, что существует огромное количество типов ошейников, способов присоединения их к цепи и устройств сковывания, и выбор среди этого многообразия зачастую продиктован такими мотивами, как желание и вкусы рабовладельца, или его культурным фоном. Впрочем, всех их объединяет одно, они служат, чтобы держать женщин в безупречном заточении.
— Правда, дочка, — сказала женщина.
— Но Ты действительно думаешь, что я желанна?
— Конечно, — кивнула женщина.
— Ох, — вздохнула девушка, как мне показалось оттенком удовольствия.
— Теперь Ты готова к ошейнику, — заметила женщина.
— Нет! — отшатнулась девушка.
— Боюсь, у нас с тобой не будет особого выбора в этом вопросе, — покачала головой ее мать.
— Я буду сопротивляться! — решительно заявила девушка. — Я буду сильной!
— И, несомненно, по окончании испытательного срока, если они будут так добры, чтобы Тебе его предоставить, Тебя просто убьют.
— Убьют? — задохнулась девушка.
— Представь себе. Мужчины всего лишь люди. У них нет бесконечного терпения, да они и не обязаны его иметь, особенно с тем видом животного, которым Ты вскоре станешь. Это будет совсем не то же самое, что жить с глупым свободным партнером, который будет долгие годы терпеливо работать с Тобой, пытаясь помочь Тебе стать женщиной.
— Я попытаюсь быть сильной! — всхлипнула девушка.
— Часто такие выражения представляют собой лишь прозрачную маскировку зависти и обиды, — покачала головой мать. — Задумайся, не так ли это в твоем случае. А еще чаще их используют, чтобы спрятать свой страх перед мужчинами и перед своей собственной истинной природой. Бывает и так, что такой довод используют, чтобы восхвалить то, что на самом деле является всего лишь сексуальной инертностью, невротической фригидностью или фальшивой гордыней. Нет, дочка, не стоит в этом вопросе стремиться к ценностями других, и особенно мужчин, или тех, кто пытается подражать мужчинам. Теперь Ты должна попытаться найти свои собственные женские ценности, самые глубокие и самые женские ценности внутри себя, внутри своего существа. Постарайся понять кто Ты, попробуй вынуть из глубины своего сердца свою истинную женственность, а затем наберись смелости и стань тем, кем Ты действительно являешься — собой.
— Ты — моя мать, — прошептала девушка. — Как Ты можешь говорить мне такое?
— Возможно, Ты права, — вздохнула женщина. — И возможно я сама не посмела бы сделать этого, если бы не была здесь с Тобой, голой, в ошейнике, и с номером на груди.
— Позорно для Тебя говорить это! — возмутилась девушка.
— Просто, я хочу, чтобы Ты жила, — объяснила женщина. — А еще я хочу, чтобы Ты была счастлива, действительно счастлива.
— Постыдись, мама!
— Именно моя любовь к Тебе вынуждает меня говорить Тебе это, — сказала женщина.
— Я ненавижу Тебя! — всхлипнула ее дочь.
— Неужели я действительно коснулась чего-то столь глубоко спрятанного в Тебе, настолько знакомого и настолько же пугающего, что Ты не осмеливаешься принять это, предпочитая набрасываться на меня?
— Ты — ужасная женщина! — заявила дочь.
— Я — та, кто любит Тебя, и даже глубже, чем Ты можешь себе представить, — сказала женщина.
— Ты все врешь, — заплакала девушка.
— Нет, — проговорила мать. — Я пытаюсь объяснить Тебе, что ложь закончилась.
— Голая самка! — сквозь слезы сказала девушка.
— Ты помнишь, как несколько енов назад, когда мы нашли друг друга здесь, две раздетые пленницы, два живых трофея солдат, оказавшиеся на одной цепи, я сказала, что надеялась, что возможно, Тебе удалось убежать, а Ты мне ответила, что на Тебя надели ошейник.
— Да, — кивнула девушка.
— А сейчас он на твоей шее? — поинтересовалась мать.
— Да, конечно, — отозвалась дочь, почти рефлекторно подняв обе руки, и потрогав стальное кольцо.
— Тогда нет для Тебя никакой надежды на спасенье, — сказала старшая женщина.
— Я знаю, — прошептала младшая. — Как и для Тебя.
— И я знаю это, — согласилась женщина, нежно погладив плачущую дочь по голове. — Конечно же, Ты понимаешь, что это означает для Тебя. Скоро, Тебе, моя прекрасная дочь, придется изучить, как нужно правильно носить тонкие, развратные одежды рабынь и как завязывать рабский пояс так, чтобы подчеркнуть свою красоту для удовольствия владельца. Тебя будут учить вставать на колени, ласкать мужчин, и делать такие вещи, которые Ты до сих пор даже представить себе не могла. Ты научишься привлекательно носить це