— В чем может быть их значение? — спросила напуганная девушка.
— Это очень просто, — улыбнулась мать.
— Что? — замерла девушка.
— То, что мы с тобой — женщины, — объяснила мать.
— Женщины? — переспросила дочь.
— Конечно, — сказала мать. — Такие чувства, потребности и связанная с ними беспомощность, естественны для нас. Не надо бояться их. Они говорят нам, кто мы.
— Мама, неужели, мы — рабыни? — выдохнула девушка.
— Тихо, — поспешно скомандовала мать. — Кто-то приближается. Охранник!
Они торопливо отпрянули друг от друга, и опустили глаза в пол. Мать полулежала, на правом бедре и боку опираясь руками в пол Сэмниума, девушка приняла такую же позу, но на левом боку. Они не поднимали головы, не желая рисковать, и сталкиваться взглядом с глазами охранника, привлекая тем к себе его внимание. Они отлично выглядели в ошейниках и на цепи.
Женщина, лежавшая на мраморной скамье около меня, обхватила ее еще крепче, пробороздив замком своего ошейника по мрамору. Первым делом охранник снял с ее ножные кандалы, потом, посадив женщину вертикально, освободил и запястья. Сложив цепи, ножные и ручные на сиденье перед ней, мужчина взял за волосы и сдернул ее несопротивляющееся тело со скамьи. Согнув женщину в поясе, он отвел будущую рабыню к ее месту на цепи. Второй замок дожидался там, отмечая место с которого женщину не так давно забрали. Поставив пленницу на колени, охранник открыл замок и, прокинув дужку через кольцо на ее ошейнике, защелкнул его снова. Женщина, опять ставшая частью цепи, обессилено повалилась на пол. А мужчина уже осматривал соседних женщин. Ни одна из них не осмелилась столкнуться с ним взглядом. Это был тот же самый товарищ, который, чуть раньше привел сюда на поводке свежее связанное пополнение.
— Номер 261, - наконец позвал он.
— Пожалуйста, нет, — выдохнула женщина.
Он сурово посмотрел на нее.
— Господин, — прошептала она, опуская голову.
У молодой девушки, отвисла челюсть, когда она услышала, как ее мать использовала это слово для мужчины. Меж тем, пленница номер 261 была освобождена от цепи. Охранник усадил ее верхом на скамью.
— Пожалуйста, — взмолилась она, — не надо. Хотя бы не сюда. Здесь моя дочь.
Но на ее щиколотках уже сомкнулись браслеты кандалов, и их цепь, прошедшая под тяжелой скамьей зафиксировала женщину на месте. Потом, то же самое произошло и с ее запястьями. Охранник, без каких-либо эмоций толкнул ее вперед, вынуждая лечь животом на сиденье. Горло все также опоясывала полоса железа, запертая на висячий замок. Второй замок, тот, что держал ее ошейник на цепи, остался на своем месте, ожидая, когда его пленница закончит свое служение. Охранник развернулся и ушел, оставив лежавшую на скамье женщину в одиночестве дожидаться своей участи.
До рассвета оставалось еще несколько анов. Мне не спалось. Недалек тот момент, когда я должен принять окончательно решение, взять на себя доставку писем, или лучше воздержаться от этого. Для меня не было секретом, что на этот раз должность курьера может оказаться небезопасной.
Я бросил мимолетный взгляд на женщину, прикованную к скамье. Надо признать, что она была соблазнительно желанна. Но я выкинул ее из своей головы. Мне сейчас было не до развлечений.
На моем попечении все еще оставались Хурта и Боадиссия, и мне не хотелось бы подвергать их опасности. Даже не смотря на то, что они сами хотели, и недвусмысленно заявляли о своей решимости сопровождать меня, я не был уверен, что должен позволить им это. Все же это предприятие могло быть слишком рискованным для них, хотя, конечно, насколько рискованным, я точно не знал.
Женщина на скамье неосторожно шевельнулась. Ее легкое движенье было отмечено тихим звоном звеньев цепи. Я гнал от себя мысли о ней. Но какой же она была возбуждающе желанной!
Причем у меня не было ни малейших сомнения, что Хурта охотно, излучая свой обычный неутомимый оптимизм, пойдет со мной, стоит только спросить его об этом, и даже если не спрашивать. Он уже не раз жаловался, что его топор ржавеет. Это — путь алара, всплыло в моей памяти, высказывание Хурты, в последнее время редко им используемое. Возможно, он прав. Однако если Хурта пойдет со мной, то Боадиссия совершенно точно следует оставить здесь. Но с другой стороны, если ее оставить, то она уже очень скоро окажется в ошейнике, и в этом я нисколько не сомневался. Она была слишком привлекательна, чтобы избежать этого.
Я вновь был вынужден выкинуть из своей головы женщину на скамье. Но ее место сразу заняла Боадиссия, интересно, как бы она выглядела лежа голой на скамье, оказавшись в таком затруднительном положении. Скорее хорошо, как мне кажется. Конечно, я мог бы покинуть города без них, таким образом, не подвергая их опасности. Думаю, это было бы самым разумным с моей стороны. Но в любом случае, серьезного разговора с Хуртой и Боадиссией мне не избежать. Может было бы правильней ускользнуть из города втайне от них? Я не знал, как мне следует поступить. И сон никак не шел.
— Ой! — вскрикнула женщина на скамье, напрягаясь, почувствовав на своем теле мою руку.
— Не расслабляй тело, — приказал я. — Держи его в напряжении под моей рукой.
Она застонала.
— Ты ведь — свободная женщина, не так ли? — поинтересовался я.
— Да, — ответила она.
— Ты можешь расслабить свое тело, — скомандовал я, но вместо этого
Испуганная женщина попыталась отползти вперед по скамье. — На место.
Она застонала, и чуть-чуть сдвинулась назад.
— Больше, — приказал я, подкрепляя свои слова увесистым шлепком.
Она испуганно подчинялась.
— Еще, — потребовал я, и она, наконец, вернулась, на прежнее место.
— Я не знаю, где Ваша рука, — всхлипнула женщина.
— Вот она, — сообщил я, прикасаясь к ней пальцем.
— Ой! — вздрогнула она.
— Ты хорошо выглядишь в ошейнике и цепях, — заметил я.
— Пожалуйста, — взмолилась она. — Не трогайте меня.
— Почему, — полюбопытствовал я, не прекращая своего занятия.
— Моя дочь рядом, — сказала она.
— И какое мне до этого дело? — усмехнулся я.
— Она может видеть и услышать! — прошептала женщина. — О-о-охх!
Женщина задрожала под моей лаской.
— У Тебя соблазнительно сложенное тело, — похвалил я. — Не сомневаюсь, что Ты принесешь своему продавцу хорошую прибыль.
— О-о-о! — простонала она.
— Когда Тебя сюда привели, мне показалось, что твои запястья были связаны за спиной, несколько туже, чем это обычно принято, и сильнее, чем было бы вполне достаточно для того, чтобы удержать женщину в полной беспомощности.
— Сэр? — не поняла она.
— Ты могла бы называть меня Господином, — намекнул я.
— Господин? — быстро исправилась она.
— То как Ты растирала запястья, предлагает, что Ты была не просто связана, как обычно связывают рабынь, но была наказана связыванием.
— Возможно, — признала женщина.
— Может, Ты имела неосторожность, выказать уважение к мужчинам меньшее, чем абсолютное? — предположил я.
— Нет, Господин, — ответила она. — Я же не дура.
— В таком случае, я предположил бы, — сказал я, продолжая ласкать ее, — что, узел предназначался, чтобы быть информацией к размышлению, или предостережением, чтобы Ты задумалась о чем-то, что могло быть причиной понижения твоего статуса.
— Да, — признала она.
— Подозреваю, что прежде Ты имела некую значимость.
— Да, — согласилась женщина. — Я была важна.
— А как сейчас, Ты все еще чувствуешь свою значимость? — спросил я.
— Нет! — простонала она, задыхалась.
— Ты уверена в этом? — уточнил я.
— Да, да-а-а! — тяжело задышала прикованная женщина.
— Кто Ты? — спросил я.
— Я — номер 261! — объявила она.
Взяв женщину за волосы, я принудил ее сесть передо мной, а затем выгнул назад, и слегка довернул тело.
— Да, Ты действительно номер 261, - признал я и, толкнув ее вперед укладывая на живот, поинтересовался: — Номер твоей дочери?
— 437, - ответила 261-я.
— Кто из вас двоих красивее, Ты или твоя дочь? — спросил я.
— Я не знаю, — проскулила женщина, сжимая скамью в объятиях.
До меня донесся судорожный вдох справа, из кучи сидящих женщин. На время прервавшись, я встал со скамьи, и окинул фигуры вмиг замерших женщин.
— Ты, — ткнул я пальцем в девушку сидевшую поблизости. — На колени, спину прямо, подбородок выше, волосы за спину.
Девушка послушно и быстро исполнила мои команды.
— Ты номер 437, - прочитал я число на ее груди.
— Да, — пролепетала она.
— Да, что? — переспросил я.
— Да, Господин, — поспешно исправилась 437-я.
— Да, — сказал я женщине обнявшей скамью, — ей досталось кое-что от твоей красоты.
— Что-то! — девица даже задохнулась от возмущения.
— Вы обе довольно красивы, — сообщил я женщине на скамье, возвращаясь к ней. — В настоящее время трудно сказать, кто из вас двоих, в конечном счете, после надлежащей рабской дрессировки, окажется самой красивой и способной, но, лично для меня совершенно ясно, что если вас обеих выставить на торги сейчас, то Ты уйдешь по гораздо большей цене.
— Я? — спросила женщина, лежащая передо мной с явным любопытством в голосе.
— Да, — сказал я. — Однако, в ней присутствует нечто вроде твоего стиля и особенностей строения, и она уже сейчас довольно красива. Так что думаю со временем, поднабравшись жизненного и любовного опыта, она сможет приблизиться к твоей красоте.
Судя по звуку за моей спиной, девица задохнулась от возмущения.
— Пожалуйста, — взмолилась женщина. — Мы — мать и дочь.
— Вы — всего лишь две женщины, — пояснил я. — Причем обе в ошейниках. И на данный момент, Ты, моя закованная в цепи красавица, уйдешь с аукционной площадки по более высокой цене, по цене, с которой она в течение долгих лет не сможет даже надеяться сравняться, не говоря уже о том, чтобы превзойти. Впрочем, на мой взгляд, вы обе превосходная плоть для ошейника.
Женщина вдруг застонала. Это я вновь уделил внимание к ее телу.