Фэйка, шедшая позади нас, даже задохнулась от возмущения. Она, между прочем, была, конечно, прежде чем оказалась в ошейнике, свободной высокородной женщиной города Самниума. К слову сказать, в действительности это, то же самое что и «Сэмниум», просто в диалектах западных прибрежных народов оно произносится именно так, как я здесь написал. Его изначальное значение, скорее всего — «Место для собраний», а его применение к зданию, или залу для сбора советов является его развитием. Конечно, с точки зрения образованной Фэйки, это Боадиссия выросшая в лагере аларов, была немногим лучше, если вообще лучше, простой варварки.
— Ты что-то там сказала, Фэйка? — полюбопытствовал я.
— Нет, Господин, — быстро и кротко отозвалась она.
Моей женщине не хотелось быть избитой.
— Касание голого тела рабыни сталью, помогает ей понять, что она подчиняется рабовладельцу во всех вещах и полностью, — объяснил я.
— Полагаю, что Вы правы, — кивнула Боадиссия.
— Вообрази, что сталь касается твоего тела, — предложил я, — особенно, представь, что возможно, Тебе, связанной или закованной в цепи, приходится ждать этого, знать, что это вот-вот должно произойти, и что Ты должна подчиниться этому прохладному жестокому прикосновению, его суровой нежности.
— Да, возможно, — тревожно сказала Боадиссия, передернув плечами.
— Иногда от такого прикосновения рабыни смазываются намного быстрее, чем без оного, — заметил я.
— Смазываются? — переспросила девушка.
— Да, — подтвердил я.
— Какое неприятное выражение, — поморщилась она.
— Нисколько, — усмехнулся я. — Скорее наоборот, интимное, замечательное, возбуждающее, сочное выражение. Он точно описывает, как ее тело готовится к использованию.
— К использованию! — задохнулась девушка.
— Конечно, — кивнул я. — Она же — рабыня.
— Ну да, верно, — согласилась Боадиссия.
— А интимный и волнующий запах сопровождающий такое смазывание, аромат беспомощной, возбужденной женщины, готовой к использованию владельцем, необыкновенно стимулирует мужчину.
— Даже не сомневаюсь, — пробурчала она.
— Таким образом, — продолжил я, — довольно обычным делом является то, что после такого прикосновения, «нежности стали господина», рабыня, уже теперь понимающая свою чрезвычайную беспомощность и власть владельца, свою полную зависимость от его милосердия, и его полное и абсолютное над ней доминирование, отдается ему быстро и сладострастно.
— Я поняла, — сказала она, и мимолетно вздрогнула.
Мы шли по Авеню Админиуса, смешавшись с колонной из приблизительно двухсот или трехсот человек. Мы находились в трети длины колонны от ее хвоста. Это показалось мне удачным положением. Я полагал, что если какие-либо охранники, получившие приказ наблюдать за выходящими из города, или возможно даже досматривать выходящих, а то и искать конкретно нас, учитывая количество беженцев, могли бы несколько ослабить внимание и стать немного менее прилежными в своих усилиях, к тому времени, когда добрались бы до нас. А, не обнаружив нас и видя в поле зрения конец колонны, у них мог проявиться некий взрыв компенсационного энтузиазма.
Мы уже миновали ряды висельников. Признаться, я не был расстроен тем, что они остались позади. Мы продолжали медленно двигаться вдоль проспекта к большим воротам. На тротуаре у стены одного из домов на коленях стояла нагая рабыня. Руки девушки, скованные цепью за ее спиной были прикованы к рабскому кольцу, вмурованному в стену. На ее шее висела табличка, на которой имелась надпись: «Для свободного пользования». Стоило нашим глазам встретиться, как она стремительно опустила голову.
— Пошевеливайтесь, — недовольно буркнул конвоир.
Таких женщин, часто выставляют в качестве удобства для горожан, и для поддержания порядка в городе. Хотя, бывает и так, что рабыню приковывают таким образом ради наказания. Но, учитывая текущую обстановку в городе, последнее казалось мне маловероятным.
— Что за шлюха, — возмутилась Боадиссия.
— Хорошенькая, — заметил я. — И свободная для пользования, к тому же.
— Мне не хотелось бы, чтобы их выставляли подобным образом, — заявила девушка.
— Но Ты же не возражаешь против общественных питьевых фонтанов? — поинтересовался я.
— Нет, конечно, — ответила она. — Но это же совсем другое.
— Правда? — усмехнулся я.
— Конечно, — сказала она. — И вообще, мужчины — животные, и увидев таких женщин, они могут возбудиться. Безопасность свободных женщин может оказаться под угрозой.
— Как раз таки, нахождение этих женщин на улицах гореанских городов, особенно в напряженные времена, имеет тенденцию сохранять свободных женщин в большей безопасности, — пояснил я.
На этот раз Боадиссия промолчала, видимо задумавшись.
— И это действительно так, — добавил я.
— Возможно, — не стала спорить она.
— Немногие мужчины станут беспокоиться и красть сухую корку хлеба, к тому же подвергая себя неоправданному риску, если перед своими глазами видят бесплатное угощенье. Хотя, конечно, бывают и исключения, не все мужчины одинаковы.
— Я не сухая корка хлеба, — возмутилась Боадиссия.
— Это — только фигура речи, — объяснил я.
— Я не сухая корка, — обиженно повторила она.
— Ты — свободная женщина, — сказал я.
— Если бы я, хотя бы в малейшей степени интересовалась такими вопросами, — заявила она. — Я предпочла бы быть для мужчины весьма сладким десертом.
— Сладким десертом? — переспросил я, честно говоря, получив удовольствие от того, что она заговорила подобным образам.
— Вот именно, — сказала она.
— Это — распространенное заблуждение недрессированных свободных женщин, — заметил я. — Они считают себя красивыми и опытными, хотя сами они в лучшем случае, слегка привлекательны и почти полные неумехи.
— Неумехи? — переспросила удивленная Боадиссия.
— Конечно, — усмехнулся я. — Для того, чтобы удовлетворить мужчину по-настоящему нужно уметь несколько больше, чем снимать одежды и ложиться перед ним на спину.
— Возможно, — раздраженно признала девушка.
— В действительности, Ты не умеешь даже снимать свою одежду, как впрочем, и правильно ложиться, — добавил я.
— Понятно, — сердито буркнула Боадиссия.
— Возможно, Тебе стоило бы взять пару уроков у Фэйки, — заметил я.
— О, нет, пожалуйста, Господин! — испуганно выкрикнула Фэйка. — Пожалуйста, не надо!
Я весело улыбнулся. Думаю, что при этих обстоятельствах, не будет необходимо наказывать ее. В конце концов, с моей стороны это была просто шутка, и превосходная кстати. Хотя, почему-то, не все ценят мое роскошное чувство юмора. Например, Бутс Бит-тарск, насколько я помню, далеко не всегда понимал мои шутки.
— Это было бы нелепо, — сердито проворчала Боадиссия.
— Да, Госпожа! — торопливо поддержала ее Фэйка.
— Безусловно, лично Ты находишься в гораздо большей опасности, чем большинство свободных женщин, потому что Ты не хочешь скрыть свое лицо под вуалью, — предупредил я Боадиссию.
— Женщины аларов не носят вуали, — гордо заявила девушка. — Это изобретение цивилизации, подходящее скорее для надушенных девушек, которым было бы лучше сразу надеть ошейники.
— Ты не женщина аларов, — привычно поправил ее Хурта.
— Я выросла среди фургонов, — рассерженно напомнила она парню.
— Это верно, — признал он, как мне показалось почти неохотно.
Я предположил бы, что столкнись Хурта с Боадиссией при несколько иных обстоятельствах, например, купи он ее на невольничьем рынке, и его отношение к ней значительно отличалось бы от теперешнего. Возможно, ее связь с фургонами, правильно это или нет, не мне судить, несколько сковывала его, боюсь, препятствуя рассмотреть в Боадиссии ту, кем она по существу была, то есть довольно соблазнительную женщину.
— Скажи-ка, Ты хочешь действительно быть в безопасности? — спросил я Боадиссию.
— Конечно, само собой, — раздраженно признала она.
— Тогда, возможно, Тебе не стоит возражать против приковывания рабынь для предназначенных для случайного использования, — заметил я.
— Возможно, — вынуждена была согласиться девушка.
— И возможно Ты должна скрыть себя вуалью, — добавил я.
— Ерунда, — отмахнулась она.
— Но Ты хочешь быть в безопасности? — уточнил я.
— Конечно, — кивнула Боадиссия.
— Тогда надень вуаль, — потребовал я.
— Нет, — отрезала она.
— Впрочем, возможно это не имеет значения, — пошел я на попятный.
— Почему это? — удивилась Боадиссия.
— Вероятно, Ты права, — сказал я.
— Что Ты имеешь в виду? — поинтересовалась девушка.
— То, что Ты не достаточно симпатична, чтобы заинтересовать кого-либо, — пожал я плечами.
— Что, — задохнулась от возмущения девушка. — Да я красивая. И мужчины заплатили бы за меня очень высокую цену.
Хурта согнулся пополам от смеха. Боадиссия мгновенно обернулась к нему и впилась в него злобным взглядом. Я даже обрадовался, что он в свое время лишил девушку кинжала.
— Хорош ржать, — бросил я Хурте, и тут же захохотал сам.
Судя по ее взгляду доставшемуся мне, будь она вооружена, и мне пришлось бы защищаться.
— Вы идиоты! Вы оба! — завила Боадиссия, — как и все мужчины. Вы просто не знаете, что делать со свободными женщинами.
— Я — алар, — сквозь смех сказал Хурта. — Я знаю, что надо делать из свободных женщин.
— И что же? — полюбопытствовала девушка.
— Рабынь, — заржал он с новой силой.
— Я привлекательна, не так ли? — спросила у меня Боадиссия.
— Да, — признал я. — Конечно. Мы просто поддразнивали Тебя.
— И за меня дали бы высокую цену, не так ли? — уточнила она.
— Думаю да, — кивнул я, — по крайней мере, достаточно высокую, для новой, недрессированной рабыни, фактически рабского мяса не имевшей еще ни одного владельца, и даже не заклейменной.
— Вот видишь? — бросила она Хурте.
Хурта только язвительно фыркнул.
— Разве я не привлекательна, Хурта? — спросила она парня.