— Нет, — признал я.
— А почему нет? — заинтересовалась Боадиссия.
— Предположи, что существуют некие женщины, которые являются прирожденными рабынями, — предложил я ей.
— Некие безнравственные, низкие женщины? — уточнила Боадиссия.
— Если Тебе так хочется, — пожал я плечами.
— Продолжай, — попросила она.
— Если эти женщины — прирожденные рабыни, и их сердца говорят им об этом, — продолжил я, — неужели Ты предпочтешь, чтобы они жили, скрывая это от мира? Тебе нравится такая ложь? Ты действительно рекомендуешь им это? Ты посоветовала бы этим женщинам не отказывать себе в обмане и наслаждаться собственным лицемерием? А что Ты прикажешь им делать с их потребностями? Они неважны, потому что они не касаются Тебя лично? Поэтому Ты призываешь их терпеть лишения? Ты действительно предписываешь им жить в состоянии смятения чувств и томления с каждым днем все большего, и в конечном итоге во все возрастающем страдании рано или поздно доводящим их до полного расстройства? Неужели все должны быть такими, какими хочется Тебе, а возможно, такими, какой Тебе хочется быть самой, поскольку Ты сама себе отчаянно приказала быть такой? Чего Ты боишься? Что вызывает твою враждебность, твое ядовитое негодование? Ты действительно хочешь удержать их от их естественного места указанного им природой?
— Полагаю, что нет, — задумчиво проговорила Боадиссия, — если они — действительно такие как Ты описал.
— Но все же, я слышал, есть кое-кто, кто мог бы отказать прирожденной рабыне в ее неволе, и даже по закону, даже несмотря от того что это могло бы принести ей психическое, эмоциональное и физическое страдание.
— Это абсурдно, — заметила Боадиссия. — Конечно же, рабство подобает, как морально, так и легально, прирожденной рабыне. Никто в трезвом уме не мог вбить себе в голову отрицание этого.
— Для прирожденных рабынь? — уточнил я.
— Да, — ответила Боадиссия.
— Для распутных девок, таких как Фэйка?
— Конечно, — кивнула она.
— В таком случае, если Фэйка — прирожденная рабыня, то разве Тебе не кажется, что ей подобало признать это, а затем покорно вступить в свою подлинную действительность?
— Да, — признала Боадиссия, — раз уж она — такая шлюха.
— Возможно, Ты даже сочтешь, что поступить так было ее нравственной обязанностью, учитывая то, кем она была, не так ли? — спросил я.
— Я думаю, что это соответствовало ей, что это полностью подходило ей, — согласилась со мной Боадиссия, — но я не думаю, что это была ее фактическая обязанность поступить именно так.
— Тогда Ты могла бы усмотреть в ее поступке, учитывая все, что вовлечено в это: смелое признание, потерю статуса, суровую действительность неволи, беспомощную и полностью принадлежность владельцу, то как теперь свободные женщины будут рассматривать ее и относиться к ней, как действие очень храброй женщины, — предположил я.
— Или очень отчаянной, — поправила меня Боадиссия, — возможно, та, что боролась с собой столь долго и столь мучительно, в конце концов, чувствует, что больше не может выдержать этого, и жалко сдаваясь своим потребностям, облегченно бросается к ногам мужчины, где ей и надлежит быть.
— Возможно, — не стал спорить я.
— Такая судьба является подходящей для прирожденных рабынь, — презрительно заявила Боадиссия. — Чем раньше они получают ошейники на свои шеи, тем лучше.
— Лучше? — переспросил я.
— Тем лучше для них самих, для мужчин, животных, и тем лучше для благородных свободных женщин, на которых они больше не смогут пытаться быть похожими.
— Я рад услышать, что Ты это сказала, — улыбнулся я.
— Почему? — удивилась Боадиссия.
— Да потому, что все женщины прирожденные рабыни, — объяснил я.
— Нет! — возмутилась она. — Нет!
— И ни одна женщина, — добавил я, — не сможет быть полностью удовлетворена, если она не понимает этого, не принимает это и не ведет себя соответственно.
— Нет! — замотала головой Боадиссия. — Нет! Нет!
— Это — всего лишь теория, — успокоил ее я.
Боадиссия застыла, вцепившись в поручень, и тяжело задышала. Костяшки пальцев ее рук побелели от напряженья. Она задрожала.
— С Тобой все в порядке? — поинтересовался я.
— Да, — прошептала она, опустив голову и не выпуская поручня.
Я не мог сдержаться, чтобы не представить себе, как прекрасно смотрелся бы ошейник на ее горле. Наконец, она подняла голову и, посмотрев на меня, спросила:
— Это ведь только теория, правда?
— Правда, — ответил я, вцепившейся в ограждение, дрожащей девушке. — Как правда и то, что эта теория может быть истинна.
Боадиссия надолго замолчала, и я, видя ее обеспокоенность, вернулся на свое место. Девушка, через некоторое время, тоже заняла свое место на скамье. На этот раз она избегала встречаться со мной взглядом, как впрочем, и с Хуртой, и, мне кажется с взглядом любого другого мужчины находившегося в экипаже.
Глава 19Пост проверки
— Они пропали! — ошеломленно прошептал я.
— Кто пропали? — потягиваясь, поинтересовался Хурта, сидевший на своих мехах, в нескольких футах от меня.
Вокруг нас шевелился просыпающийся лагерь. Люди начали подниматься еще ан назад.
— Охранные грамоты, — пояснил я, — которые должны были обеспечить нам безопасную дорогу до Ара.
— Что случилось? — полюбопытствовала Боадиссия, только что, с еще мокрыми и распущенными волосами, вернувшаяся от ближайшего ручья, куда она ходила помыться.
— Наши охранные грамоты пропали, — устало объяснил я. — Они были у меня здесь, в ножнах.
— Может быть, они просто выпали, — предположила девушка.
— Нет, — покачал головой я. — Они там очень плотно сидели. Их можно было вытащить оттуда только целенаправленно.
— Кажется, впереди будет пост проверки, — сообщила Боадиссия. — Я слышала об этом вчера вечером.
— Несомненно, бумаги украл вор, — заявил я.
— Но мы всегда были рядом, — напомнила девушка. — Как он это сделать?
— По-видимому, это сделал некто очень опытный и хитрый, и знавший что и где надо искать. У него, наверняка, даже был инструмент для извлечения бумаг.
— Клинок был в ножнах, не так ли? — уточнила Боадиссия, — а ножны всегда при Тебе?
— Да, — кивнул, — ножны всегда были на ремне, переброшенном через мое плечо. Чтобы вытащить бумаги вначале требовалось вынуть меч, а после извлечения бумаг, поместить клинок на место.
— А зачем меч-то на место вставлять? — удивился Хурта.
— Да чтобы отсутствие бумаг не было обнаружено немедленно, — объяснил я. — Я бы и дальше оставался в неведение, не имей я привычку, утром всегда проверять, как оружие выходит из ножен.
Эта привычка, выработанная у воинов за долгие годы, кому-то может показаться, ненужной и банальной. Но дело даже не в том, что воину необходимо постоянно практиковаться в выхватывании клинка, ведь не секрет, что первый обнаживший меч, будет первым, кто нанесет удар, но еще и в том, что свойства кожи ежедневно меняются. Под действием температуры и влажности, материал ножен может сократиться или разбухнуть. Воин, если он не самоубийца, должен быть готов к таким изменениям. Бывает и такое, тайный враг мог подклинить или даже закрепить клинок в ножнах, такими средствами как маленькая деревянная щепка или клин, или тонкая проволока, закрепленная петлей под гардой. Проверка легкости выхватывания меча, связанная, прежде всего, с проверкой сопротивления ножен, является маленькой, но редко пренебрегаемой практикой во владении оружием.
— Но это кажется невероятным, — заметила Боадиссия. — Разве есть кто-то, кто мог бы сделать подобное на глазах у всех?
— Кое-кто из воинов, мог бы сделать, — ответил я. — Многие краснокожие, наверняка сделали бы это с легкостью.
— Но кто мог сделать это здесь? — спросила девушка.
— Какой-нибудь вор, — буркнул я, — достаточно квалифицированный, что достоин даже метки воров Порт-Кара, хотя я сомневаюсь, что он имеет ее.
Воровская метка представляет собой, три крошечных остроконечных клейма, выжженных на правой скуле. Эту отметину носят членов Касты Воров в Порт-Каре. Это, кстати, единственный город, в котором, насколько я знаю, признана каста воров. Они даже гордятся своим ремеслом, часто передаваемым от отца к сыну. Среди воров существуют различные привилегии, связанные с членством в этой касте. Если Ты — профессиональный вор и член касты, то Ты защищен от того, чтобы быть выслеженным и убитым другими членами касты, которые склонны ревниво относиться к различным территориям и прерогативам. Кстати, вполне вероятно, что именно благодаря касте воров в Порт-Каре воровства намного меньше, чем в большинстве городов сопоставимого размера. Они регулируют свою численность и специализацию почти теми же методами, которым во многих городах, это делают представители других каст, таких как кузнецы или портные.
— Фэйка! — позвала Боадиссия.
— Да, Госпожа? — испуганно отозвалась та.
Моя соблазнительная рабыня немедленно встала на колени, поскольку к ней обратился свободный человек.
— Ты видела что-нибудь? — спросила у нее Боадиссия.
— Нет, Госпожа, — ответила Фэйка, склонив голову.
— Глупая рабыня, — раздраженно бросила девушка.
— Да, Госпожа, — прошептала Фэйка, не поднимая глаз.
— А эти бумаги необходимы на посту проверки? — поинтересовался Хурта.
— Вполне возможно, — пожал я плечами. — Мы уже поблизости от Ара. Я не знаю.
— Мне кажется сомнительным, что в этом лагере можно найти столь квалифицированного вора, — заметила Боадиссия.
— Я бы не был в этом так уверен, — проворчал я.
— И вообще, я думаю, что это Фэйка взяла их, — ни с того, ни с сего заявила Боадиссия.
— Нет, Госпожа! — крикнула Фэйка.
— Вот увидите, под пыткой она выложит всю правду, — сказала аларка.
В гореанском судопроизводстве законно добывать доказательства у рабов под пыткой. В действительности, так обычно и поступают.
— Пожалуйста, не надо, Госпожа! — заплакала Фэйка.