— Но почему они меня продали? — спросила она.
— Ты — женщина, — усмехнулся он. — Почему бы нет?
Продажа грудных дочерей не является чем-то необычным в больших городах. Некоторые женщины регулярно делают это. Они практикуют это, точно так же, как некоторые практикуют продажу своих волос торговцам или производителям веревок для катапульт. По слухам известно, что некоторые женщины, изначально надеются на рождение дочерей, которых они могли продать работорговцам. Фактически, эти женщины являются ничем иным как инкубаторами рабынь.
А кроме того, среди гореан бытует убеждение, что все женщины — прирожденные рабыни, и в свете этого убеждения, кстати, имеющего неоспоримые доказательства, некоторые семьи считают, что лучше продать своих дочери, чем воспитывать их. К тому же дочери, в отличие от сыновей, редко являются экономическим подспорьем семье. В действительности они впоследствии даже не могут передать наследникам свое родовое имя. Они могут сохранить его в товарищеских отношениях, если пожелают и если составят соответствующий договор, но они не могут передать его. А сохранение имени и продолжительность рода по мужской линии необыкновенно важны для многих гореан.
— Встань прямо, — резко скомандовал он Боадиссии.
Напуганная его тоном Боадиссия выпрямила спину.
Хурта издал одобрительный возглас, с удовольствием наблюдая, как Боадиссия подчиняется мужской команде. Честно говоря, я тоже получил удовольствие от того, что увидел, как Боадиссия повинуется. Как изумительно и здорово управлять женщиной, имея полную власть над ней.
— Прямее, — приказал мужчина. — Втяни живот, расправь плечи.
Боадиссия покорно исполнила его команды.
— Если Тебе интересно, то могу сообщить, что я не просто купил Тебя, — сказал работорговец. — Хотя твоя мать была свободной женщиной, я приказал ей раздеться, а затем проверил ее в рабских позах. Мне же надо было оценить возможности ее дочери, хотя бы на основе того, как ее мать показывает себя голой и отчаянно пытается понравиться. А когда она попыталась отказаться, сославшись на то, что она свободная женщина, я использовал плеть. Таким образом, я получил лучшее представление, относительно того, что я покупаю.
— Расскажите мне о моей матери, пожалуйста, — всхлипнула девушка.
— Она была довольно смазливой девкой, это я могу сказать точно, поскольку видел ее голой, — сказал он. — А еще она была соблазнительной, и, когда она поняла, что я не собираюсь идти с ней на компромисс, начала двигаться вполне себе неплохо. Уверен, что при подходящем владельце, она сама стала бы превосходным мясом для ошейника. Скажу даже больше, она стала бы, как мне показалось, превосходной племенной рабыней, и была бы отличным приобретением для любого заводчика рабынь.
— Она была из Ара? — спросила Боадиссия.
— Да, — кивнул он. — Но она принадлежала к низкой касте, конечно. Но ее красота оказалась вне касты. Кстати, я не удивлюсь, если узнаю, что рано или поздно, она попалась работорговцам и вставила свою шею в ошейник. Возможно даже, она сейчас где-нибудь служит своему хозяину.
И он принялся внимательно рассматривать Боадиссию.
— А ведь изначально я собирался предложить всего два бит-тарска за Тебя, — усмехнулся он, — стандартная цена за младенца женского пола, но после того, как увидел твою мать, осмотрел ее полностью, проверил в деле, и под плетью, представил, что Тебе досталась бы ее красота, я поднял свою цену до трех.
Заплаканная Боадиссия только кивнула.
— Подними голову, — приказал ей работорговец. — Великолепно. Если бы я тогда мог представить, что из Тебя вырастет, я заплатил бы не три, а пять или даже семь бит-тарсков.
— Значит я красивее своей матери? — спросила девушка с оттенком интереса.
— Да, — признал мужчина, — и, ясно, что в Тебе даже больше рабыни, чем в ней.
— Господа, — торговец обратился к нам с Хуртой, повернувшись лицом в нашу сторону, — Я должен поблагодарить Вас за возвращение мне этой девушки.
— На самом деле, это не было нашим намерением, — проворчал я. — Она сама все сделала. Увидела это место и, сгорая от нетерпенья, бросилась узнавать относительно своего прошлого и семьи. Так что сюда она вошла сама.
Мужчина повернулся к Боадиссии и усмехнулся.
— Ну что ж, теперь Ты удовлетворила свое любопытство, не так ли, моя дорогая? — спросил он. — Теперь Ты узнала то, что хотела узнать. Ты нашла и свое прошлое, и свою семью, если можно так выразиться, и свое точное место, или, возможно лучше сказать, отсутствие такового, в гражданских и общественных отношениях.
— Да, — всхлипнула она.
— Но все же, она была с Вами, насколько это я понимаю, — заметил он, снова поворачиваясь к нам, — и конечно это находилась в Вашей компании, когда прибыла в Ар.
— Да, — кивнул я.
— Признаться, я вначале подумал, что, возможно, это была шутка с Вашей стороны, своего рода развлечением, позволить ей войти сюда одной, до того как Вы сами зайдете, — сообщил работорговец.
— Нет, — признался я.
— Тем не менее, конечно, некое вознаграждение за содействие в ее возвращении будет вполне логичным, — намекнул он.
— В этом нет необходимости, — ответил я.
Мы посмотрели на девушку, все еще поддерживавшую положение рабской красотки.
— Как Вы думаете, какую сумму она может принести Вам? — полюбопытствовал я.
— Рынок сейчас на спаде, спрос упал, — сообщил он. — Это по большей части связано со слухами о происходящем в Торкадино, ожидаемом наступлении Косианцев, и столпотворением в Аре из-за притока беженцев. Но я думаю, даже в таких условиях, она могла бы уйти за два серебряных тарска.
— Прекрасная цена за девушку, — согласился я.
— Думаю, что она принесет столько, даже при текущем состоянии рынка, — заметил он.
— А я и не думал, что Боадиссия была настолько ценна, — хмыкнул Хурта.
Боадиссия пораженно уставилась на Хурту.
Конечно, нет ничего необычного, для мужчины легкомысленно, если не пренебрежительно относиться к женщине пока он вдруг не узнает о том, что она представляет интерес для других, например, что они готовы заплатить за нее хорошие деньги.
Боадиссия поспешно отвела взгляд от Хурты, не смея встречаться с ним глазами. Ее как будто накрыла волн жара и беспомощности, отчего она покраснела от кончиков пальцев ее ног, до корней волос.
Точно так же весьма обычно для мужчины не думать об известной ему женщине с точки зрения ее сексуальной привлекательности, или как об объекте чрезвычайного желания, но когда он видит ее раздетой и покорной, как рабыня, его отношение к ней резко меняется.
— Пожалуйста, — взмолилась она.
— Тихо, — предупредил я.
Она была красива, и ее жизнь изменилась. Теперь она должна учиться спокойно воспринимать осмотр рабыни. Возможно, со временем она научится бесстыдно упиваться им.
— Я думал, что тот караван был потерян полностью, — пробормотал торговец, рассматривая свою собственность. — Теперь вижу, что ошибался.
Она стояла перед нами, изучаемая как товар на прилавке, как рабыня.
— Тогда я потерял просто ребенка, — добавил он. — А вернулась ко мне прекрасная рабыня.
Боадиссия с трудом подавляла рыдания.
— Некоторая благодарность или премия, конечно, необходима, — кивнул он.
— В этом нет необходимости, — попытался отказаться я.
— Ну, тогда посмотрите на это с другой точки зрения, посчитайте, сколько я сэкономил на одной только еде, — предложил он.
— Да ладно, — отмахнулся я. — Объедки со стола Ваших служащих и рабская каша не то чтобы дороги.
— Я настаиваю, — сказал он.
— Ну тогда, как Вам будет угодно, — сдался я.
Боадиссия посмотрела на меня с ужасом.
— Вы более чем щедры, — заметил я.
— Действительно, — поддержал меня Хурта, одобрительно.
В мою ладонь лег серебряный тарск, который я убрал в свой кошелек. Послышался тихий стон Боадиссии.
Мужчина подошел к столу и, взяв маленький колокольчик, дважды тряхнул им.
— Я понимаю, в свете особых обстоятельств ее случая, нет нужды рассматривать девушку, как беглую рабыню, — сказал я.
— Нет, конечно. Или, точнее не в этот раз, — ответил он и, посмотрев на девушку, спросил: — Надеюсь, Тебе известно, моя дорогая, какое наказание обычно ожидает беглую рабыню?
Пребывающая в оцепенении Боадиссия кивнула головой.
— Ну, вот и замечательно, — улыбнулся работорговец.
— Осмелюсь высказаться в защиту ее определенной скромности, по крайней мере, в течение первой пары дней, при ее начальной подготовке, — решил я немного вступиться за свою знакомую. — Вы должны понять, что она, много лет, расценивала себя, как свободную женщину.
— Интересно, — заметил он.
— Кроме того, она не только считала себя таковой, но и вела себя как одна из них, можно сказать дышала с ними одним воздухом, — пояснил я.
— Это очень серьезно, моя дорогая, — нахмурился мужчина.
В тот момент в комнате появился гибкий жилистый мужчина, несомненно, пришедший в ответ на звон колокольчика. По знаку хозяина кабинета гость подошел к Боадиссии и, завернув ей руки за спину, накинул на них наручники.
— В действительности она не знала, что была не свободна, — сказал я.
Боадиссия рефлекторно дернулась и попыталась вытянуть руки из браслетов, но без особого энтузиазма.
— Она пришла сюда не прикрыв себя вуалью, — напомнил мне мужчина.
— Верно, — признал я. — Но женщины аларов не носят вуали.
— Она что, думала, что была аларкой? — удивился торговец.
— По крайней мере, она привыкла считать себя таковой, — объяснил я.
— Но она должна была заметить, хотя бы по строению тела, что она не могла быть женщиной аларов, — заметил работорговец. — Она не такая высокая и коренастая женщина как они. Присмотритесь к ней. У нее миниатюрная, соблазнительная, привлекательная и изящно женственная фигура. У нее тело городской женщины, и не могу не отметить этого факта, тело типичной рабыни.
— Верно, — не стал спорить я.