— Надеюсь, Ты не забыла, что наши клиенты приходят сюда, совсем не за тем вниманием, которое они могли бы получить дома от их свободных партнерш? Они приходят сюда за поцелуями, ласками и удовольствиями, которые они могут найти только у рабынь.
— Да, Госпожа, — прошептала девушка.
— Ты — рабыня? — спросила хозяйка.
— Да, Госпожа.
— Полностью? — уточнила женщина.
— Да, Госпожа.
— А это — клиент? — спросила надсмотрщица, указывая на сидевшего рядом парня.
— Да, Госпожа, — всхлипнула Лейтэль.
— Ну, так проследи за тем, чтобы он получил удовольствие от рабыни.
— Да, Госпожа!
— Полное удовольствие от рабыни, — добавила служащая.
— Да, Госпожа!
Закончив с инструктажем, женщина продолжила свой путь, а я последовал за ней. Мы пошли мимо девушек, стоявших на коленях по левую руку от нас, Яртэль, и остальных. Они в страхе сжались, завидев грозную надсмотрщицу.
— Я смотрю, дисциплина среди Ваших женщин превосходная, — заметил я.
— Это точно, — довольно отозвалась она.
— Мне кажется, что Вам нравится заставлять их служить мужчинам, — улыбнулся я.
— Да, — признала надсмотрщица, — приятно заставлять таких женщин служить мужчинам. Именно для этого они нужны.
— Такие женщины? — переспросил я.
— Женственные женщины, рабыни, — пояснила она. — Это именно то, что они должны делать. Это их природа и судьба. Каждая действительно женственная женщина жаждет принадлежать некому мужчине. Ни одна такая женщина никогда не будет до конца счастлива, пока она не окажется в ошейнике ее господина полностью беспомощным объектом приложения его плети.
Мы шли дальше.
— Сюда, — указала она.
— Понятно, — кивнул я, окидывая взглядом комнату, в которой стояли полтора — два десятка рабских клеток. Размер такой клетки не превышал четырех с половиной футов по любому из измерений. Такие ограничения продиктованы соображением, что их обитательницам нельзя позволить полностью выпрямиться, ни стоя, ни лежа. В результате, находясь внутри, комфортно они могут себя чувствовать себя только стоя на коленях, и лежа в позе эмбриона, то есть, положениях, наиболее соответствующих рабыням. Из всех клеток заняты были только семь. Их обитательницы, как и следовало ожидать, их одежды имели только ошейники.
Одна из девушек, завидев надсмотрщицу, испуганно отпрянула к задней стенке ее маленькой квартиры. Она сжалась там в трясущийся комочек, не смея поднять глаз на женщину. Спина рабыни была отмечена следами знакомства с плетью.
— Наша малышка Ила сегодня начала изучать, что такое настоящая рабская дисциплина, — объяснила женщина.
Имя «Ила» было указано на маленькой табличке, вставленной в рамку верхнем правом углу передней решетки.
— Не будем тревожить этих двух, — усмехнувшись, предложила она. — У них сегодня был трудный день.
Я увидел в двух клетках свернувшихся в клубок спящих рабынь. Их тела были частично прикрыты крохотными одеялами, больше напоминавшими половые тряпки. Да и размер их был далек от того чтобы прикрыть их тела, оставляя мало сомнений относительно их красоты. Подобные тряпки прикрывали пол и в некоторых других клетках. На них стояли на коленях или лежали остальные рабыни. Из табличек в рамках я узнал, что этих двух спящих рабынь звали Сача и Такита.
— Еды, — послышался слабый шепот женщины, жалобно просунувшей руку сквозь прутья. — Пожалуйста, я голодна!
— Тебе стоит лучше запоминать свои уроки во время дрессировки, — небрежно бросила ей надсмотрщица, — и тогда Тебя может быть накормят.
«Челто» прочитал я кличку голодной рабыни.
— Возможно, она могла бы добиться большего успеха, если бы у нее было более подходящее имя, — предположил я.
— А чем плохо Челто? — поинтересовалась моя сопровождающая.
— Несколько мужская кличка, — пояснил я. — Лично я, подобным образом назвал бы самца слина или иного зверя.
— Возможно, Вы правы, — признала женщина, разглядывая обитательницу клетки, красивую широкобедрую брюнетку. — А что Вы можете предложить?
— Ну не знаю, — пожал я плечами. — Возможно, подошли бы Тула или Тука.
— Пожалуйста, нет! — взмолилась женщина в клетке, отпрянув от решетки. — Это такие рабские имена! Уж лучше унижайте меня, если Вам так хочется такой кличкой, как Челто. Лучше она, в тысячу раз лучше, чем такие имена, как Тула и Тука, имена рабынь, мягких надушенных девок, которые должны беспомощно пресмыкаться по малейшему знаку хозяина!
Не обращая никакого внимания на доносившиеся из клетки причитания, служащая борделя достала стилос из своего кошеля и вынула табличку из рамки. Облокотившись на верх клетки, она вычеркнула имя Челто и, заменив его другим именем, вернула табличку на место.
— Госпожа? — спросила вновь вставшая на колени рабыня.
— Ты теперь Тула, — огласила надсмотрщица то имя, которое, как я видел, теперь было написано на табличке.
— Нет, пожалуйста! — попросила женщина в клетке.
— Как Тебя зовут? — резко спросила моя спутница.
— Тула, — задрожав, ответила рабыня.
— Кто Ты? — спросила свободная женщина.
— Я — Тула, — сказала стоящая на коленях нагая женщина, необыкновенно привлекательно выглядевшая в стальном ошейнике.
— И завтра Ты изучишь свои уроки гораздо лучше, чем прежде, не так ли? — усмехнулась моя спутница.
— Да, Госпожа, — вздрогнула Тула.
— И кто у нас с этого момента собирается хорошо изучать свои уроки?
— Тула собирается с этого момента хорошо изучать свои уроки.
— И кто собирается стать превосходной рабыней?
— Тула собирается стать превосходной рабыней, — всхлипнула Тула.
Мы оставили ее клетку позади. На мгновение я еще оглянулся. Женщина, стоявшая на коленях там, в клетке, широко раскрыв глаза, потрясенно смотрела в пространство перед собой, словно пытаясь осознать то, было сделано с ней, что произошло с ней. Могло показаться, как будто внутри нее только что произошел своего рода взрыв. Она, по желанию своих хозяев, теперь была другим человеком. Она вздрогнула, приходя в себя, и развела колени. Теперь она — Тула.
А мы подошли к следующей клетке, в которой находилась белокурая девушка. Рабыня сидела левым боком к задней решетке клетки, колени ее были плотно сжаты, голова опущена, руками она обхватила колени, левая ладонь сжата на ее правом запястье. Она подняла голову, и в отупении посмотрев в нашу сторону, снова уставилась в пол. Под ее волосами блеснула сталь ошейника, перечеркивавшая горло девушки.
Надсмотрщица легонько провела плетью по прутьям решетки, и девушка поспешила встать на колени в центре клетки, лицом к нам. Моя сопровождающая еще раз чиркнула плетью по решетке, и невольница развела колени.
— Эту мы собирались дрессировать с некоторой мягкостью, но она сделала ошибку, выразив беспокойство о своей частной жизни, — пояснила женщина. За это она и оказалась раздетой и в рабской клетке.
— Понятно, — улыбнулся я.
Какая может быть частная жизни у голой женщины в рабской клетке.
— Похоже, это была и наша ошибка, не стоило начать ее обучение излишне мягко, — заметила женщина.
— Думаю, это, зависит от девушки, — пожал я плечами.
Есть женщины, которые сами жаждут неволи. Она уже живет в них, подспудно пытаясь выйти на поверхность и объявить о себе во весь голос. Вероятно, такие женщины готовы стать превосходными рабынями почти незамедлительно, без боли, или возможно не более чем с минимальной болью. Таких достаточно только уверить в реальности их условий, что они уже действительно рабыни, находящиеся в полной власти бескомпромиссного господина. Такие женщины, сами стремятся служить, в итоге получая удовольствие от своих успехов, ведь до настоящего времени они только и мечтали об этом, оставалось только приказать им, что они должны делать и как это делать.
— Верно, — согласилась она.
— Эта была единственная причина ее трудностей? — поинтересовался я.
— Не только, — ответила женщина.
Девушка в клетке сердито подняла на нас глаза.
— Ты все еще настроена, сопротивляться рабству, смазливая Лупита? — спросила женщина, назвав то имя, что было карте клетки.
— Да, Госпожа! — ответила девушка.
— Но Ты не преуспеешь в этом, не так ли? — уточнила надсмотрщица.
— Нет, — признала Лупита, опустив голову и внезапно расплакавшись, — я не преуспею в этом.
Я вопросительно посмотрел на свою провожатую.
— В рабской клетке у нее было достаточно времени на раздумье, — объяснила женщина.
Девушка в клетке не поднимала головы. Слезы стекали по ее щекам и падали на одеяло, на котором она стояла на коленях. Тени от прутьев решетки создавали интересный эффект, перечеркивая ее тело.
— В течение нескольких дней, я предполагаю из гордости, она делала вид, что сопротивляется рабству, — продолжила надсмотрщица, — хотя, для наметанного глаза не было секретом, что именно этого она хотела, больше чем чего бы то ни было. Ведь это верно, не правда ли, смазливая Лупита?
— Да, Госпожа, — всхлипнула она.
— Дай мне руки, — приказал я девушке.
Рабыня послушно высунула ладони из клетки. Взяв девушку за руки, я потянул на себя, пока ее правая щека не коснулась прута решетки. Удерживая рабыню в таком положении, я спросил:
— Твоя попытка сопротивления или попытка имитации сопротивления, почти закончилась, не так ли? — осведомился я.
— Да, Господин, — ответила Лупита.
Кивнув, я выпустил ее руки. Потеряв опору, рабыня повалилась на пол своей крохотной тюрьмы. Она в отчаянии ударила по полу своими маленькими кулачками, а потом, вцепившись в одеяло ногтями, зарыдала, но вскоре успокоилась.
— Выпустите меня в зал, — вдруг попросила она. — Прикуйте меня к кольцу.
— Почему? — поинтересовалась надсмотрщица.
— Я — рабыня, — ответила Лупита.
— Ты еще недостаточно опытна для этого, рабыня, — бросила ей женщина.
Рабыня снова заплакала, но мы уже перешли к следующей занятой клетке.
Здесь нас ждала брюнетка, весьма фигуристая, с соблазнительными полными бедрами. Она стояла на коленях вплотную к решетке, схватившись в прутья руками, и прижимаясь к ним лицом. Прутья в таких клетках устанавливают толстые приблизительно дюйм в диаметре, и с