шагом в четыре дюйма. Это — тяжелые, крепкие клетки. На карточке было написано имя — «Мина».
— А это — прежняя Леди Мина, охотница, из роскошных вилл Новиминае, что неподалеку от Лидиуса. Но больше она не охотница.
Я оценил сидящую в клетке красотку.
— Рассказывай, — приказала моя сопровождающая Мине.
— Я отправилась на охоту, — сказала она, — но в роли добычи оказалась именно я. Меня поймали и заключили в клетку.
— Как Тебя взяли? — полюбопытствовал я.
— Пожалуйста, — попросила Мина.
— Говори, — скомандовал я, — или мне надо вытащить Тебя из клетки и выпороть?
— Я была Леди Миной, из вилл Новиминае, близ Лидиуса. Я оделась в свои охотничьи кожаные одежды, и с арбалетом на своем тарларионе, отправилась поохотиться на табука.
— Ты была одна? — уточнил я.
— Да, — кивнула она.
— Дура, пригодная только для ошейника, — презрительно прокомментировала надсмотрщица.
— Я искала табука, — продолжила Мина, — но были и другие, кто в тот день также вышел на охоту, кто скрадывал более медленную, более нежную дичь.
Свободная женщина рассмеялась, а рабыня вцепилась в прутья так, что побелели костяшки ее пальцев.
— Я не подозревала, что они были поблизости, — призналась рабыня.
— Обычное дело, — кивнул я. — Такие мужчины, туго знают свое дело.
— Я нашла следы табука, и отправилась по ним в преследование добычи по полям, — продолжила она. — Животное мне попалось проворное и хитрое, и меня охватил азарт погони. Из-за этого я не заметила других всадников, приближавшихся ко мне. Табук, наконец, выдохся до беспомощного состояния, и задыхаясь рухнул в траву. Я подъехала к нему, держа в руках взведенный арбалет. Это не был бы сложный выстрел. Мне ничего не стоило вогнать болт прямо в его сердце. Я уже прицеливалась, когда мое оружие просто исчезло у меня из рук.
— Привет, — сказал мужчина.
— Как Вы смеете вмешиваться! — закричала я. — Это мой табук!
— Нет, — протянул он, — это Ты — наша.
— Что? — крикнула я.
— Привет, рабыня, — вдруг сказал он.
— Что! — попыталась возмутиться я, но тут почувствовала, как мне на шею с разных сторон накинули две веревки. Меня сдернули со спины тарлариона, и я свалилась в траву. Вскочив на ноги, я потянулась к своему кинжалу, но оказалось, что его уже вытащили из моих ножен! Они натянули веревки на моей шее, и мне ничего не оставалось, кроме как спокойно стоять, между ними. Мужчины мгновенно раздели и связали меня, по рукам и ногам. Я еще успела увидеть, как загнанный мной табук оправился и, пошатываясь, поднялся на ноги, а потом из последних сил бросился прочь. Он ускакал, а я оказалась, лицом вверх, переброшена через спину тарлариона перед седлом вожака этих мужчин. Мои связанные лодыжки и запястья были закреплены к кольцам. Я оказалась в том же положении, в котором я собиралась привезти домой табука, с той лишь разницей, что у меня он был бы привязан животом вниз. Подозреваю, что мой похититель бросил меня на спину специально, чтобы я могла видеть его. Они не спеша двинулись к отдаленному лесу, расположенному неподалеку от Нины. Именно в том месте у них был разбит лагерь.
— Ой! — вскрикнула я, никогда прежде не чувствовавшая рук мужчины на моем теле. — Вы не имеете права делать это со мной! Я — свободная женщина!
— Помалкивай, рабыня, — небрежно бросил он.
Я попыталась было бороться, но мой похититель наклонился и, схватив меня за волосы левой рукой, и притянув к себе мою голову, тыльной стороной ладони правой руки, отвесил мне пощечину, а затем отбросил меня назад, в то же положение, в котором я была прежде, как будто я была простой вещью. Я просто не могла поверить в это. Он ударил меня! Меня! Женщину из вилл Новиминае! Я вынуждена была, не шевелясь лежать перед ним. Я не хотела верить тому, что он делал со мной. Я была свободной женщиной! Но я больше не осмеливался протестовать. Я уже узнала, что мой похититель отнюдь не был слабаком, что он был способен наказать меня. А вскоре я начала извиваться перед его седлом. Я не могла даже начать понимать такие ощущения. Кое-кто из мужчин расхохотался. Наконец, когда мы вступили под кроны деревьев лесов Нины, он сделал пауза, дав мне прийти в себя.
— Спасибо, — гордо сказала я, попытавшись вложить в свой голос надменную иронию, но уже через мгновение я снова беспомощно дергалась, корчилась, глядя на его ухмыляющееся лицо снизу вверх, удерживаемая на месте кольцами его седла. А мужчины вокруг потешались надо мной.
— Да? — спросил похититель.
— Ничего! — ответила я, не осмеливаясь признаться ему, насколько несчастной я почувствовала себя, стоило ему прекратить его прикосновения, которые так заинтриговали меня, незнакомыми, беспокоящими эмоциями, которые, казалось, пронзили все мое тело, изменяя меня изнутри, и в том числе мое представление о самой себе. Я не осмеливался просить о большем. Когда мы добрались до лагеря, меня связанную бросили на опавшую листву покрывавшую землю в лесу. Они захватили с собой и моего тарлариона. Я предположила, что они просто продадут его, но в тот момент меня больше волновало, какова будет моя собственная судьба.
Надсмотрщица, стоявшая рядом со мной, рассмеялась.
— Продолжай, — велел я.
— В том лагере уже были и другие девушки, — продолжила Мина, — но они, как мне показалось, были простыми крестьянками. Они, раздетые, были скованы за шеи общей цепью, закрепленной между двумя деревьями. Они казались мне, в отличие от меня самой, подходящими кандидатками в рабство.
Моя провожатая лишь улыбнулась такому заявлению.
— Что было дальше? — поинтересовался я у рабыни.
— Сейчас Ты будешь просить нас заковать твои ноги в кандалы и позволить служить нашим поваром, — сказал их вожак.
— Никогда, — заявила я, но стоило им развязывать меня, и начать привязывать мои ноги за щиколотки к ветке дерева, чтобы повесить меня вниз головой, и я моментально стала умолять их и о кандалах, и о том, чтобы готовить для них. Добившись своего, они сняли меня, и я к своему ужасу, увидела, как железные кольца сомкнулись на моих лодыжках. Это были строгие кандалы, между моими ногами осталось не больше трех хортов свободного пространства. Теперь им нечего было бояться, что я смогу убежать от них. И я жительница роскошных вилл Новиминае, готовила пищу для бандитов. Это был первый раз, когда я как-либо служила мужчинам.
— И что Ты чувствовала при этом? — полюбопытствовал я.
Она опустила голову и уставилась в пол.
— Говори, — строго потребовала надсмотрщица.
— Я не могу передать, как я была взволнована, так служить мужчинам, — прошептала она, не поднимая глаз.
— Конечно, — кивнула свободная женщина, — на самом деле Ты никогда не была охотницей. Ты была рабыней, делающей вид, что она охотница.
— Да, Госпожа, — прошептала женщина в ошейнике.
— Твое притворство теперь в прошлом, — бросила ей женщина.
— Да, Госпожа, — признала Мина.
— Что произошло потом? — спросил я рабыню.
— Особо не о чем рассказывать, — вздохнула она. — После еды я лежала у ног своих похитителей. Я была послушна, и я надеялась, что они будут трогать меня снова. И мои надежды оправдались. После того, как они выпили, и сняли с меня кандалы, я пошла по рукам. Я не могла поверить, ни в то, что я делала, ни те чувства, которые я при этом испытывала. Краем сознания я отмечала крики гнева и осуждения, доносившиеся от других девушек, которые видели и слышали все. Но меня это уже не заботило. Я ничего не могла поделать с собой. У моих похитителей был фургон с клеткой на нем. Они покинули лагерь с наступлением темноты. А со мной и другими пленницами поступили просто, на руки, на ноги путы, в рот кляп, на голову мешок, так что мы ни не могли, ни видеть, ни разговаривать. Потом нас затолкнули в клетку и заперли. В таком виде нас вывезли из лесов Нины. В конце концов, когда наши мольбы о помощи стали бессмысленны для окружающих, кого заботят жалобы неизвестных женщин, нас освободили от веревок, кляпов и мешков, но не от клетки. Так, раздетых, в клетке, нас и доставили на юг. Это было долгое путешествие, вначале которого я, оказавшись в полной власти других девушек, была ими безжалостно избита. Они негодовали на мое поведение в лесном лагере. Но потом, на одной из ночевок, наши похитители взяли из фургона для своих удовольствий другую девушку, и вполне доступно объяснили ей, что она тоже женщина. Так что нас, объектов для унижений и побоев стало двое. Потом трое. А вскоре, таких как я, осознавших себя, в клетке было больше чем тех, кто этого не сделал. Впрочем, избиения прекратились задолго до этого, наши похитители заботились о своем товаре, причем зачастую делая это весьма жестко. Со временем, в клетке не осталось ни одной, кому требовалось объяснять значение их пола, ни одной, кто еще не узнал, что они были рабынями, причем полностью.
— Замечательно, — кивнул я.
— Мы даже начали просить наших похитителей уделить нам внимание.
— Само собой, куда бы Вы делись, — усмехнулся я.
— Таким образом, выехавший из окрестностей Лидиуса фургон с клеткой полной свободных женщин, возможно за исключением меня еще в первый день понявшую все, к тому времени, как мы достигли Венны, оказался забит конкурирующими друг с дружкой, любвеобильными рабынями.
— Значит, вас официально поработили только в Венне? — осведомился я.
— Да, — ответила Мина, — именно там наши похитители решили проявить внимание к юридическим деталям, совершенно справедливо рассудив, что теперь мы были готовы к нашим клеймам и ошейникам. Там мы стали рабынями по закону.
— Понятно, — кивнул я.
— Дальше была короткая поездка, до залов продаж в Аре, — добавила она, а потом все так же стоя на коленях в клетке, держась руками за прутья, посмотрела на меня и сказала: — Когда-то я была богатой женщиной державшей виллу в Новиминае. Думаю, что моему похитителю доставило удовольствие продать меня в бордель.
— Несомненно, — согласился я с ее предположением.