— Возможно, — согласился мой попутчик.
— Но почему нет? — поинтересовался я его мнением.
— Не знаю. Возможно, они не могут добраться суда, — пожал он плечами.
— Даже с небольшими ударными отрядами, замаскированными под крестьян?
— Возможно, даже так, — ответил он. — Понятия не имею.
День клонился к закату, потихоньку начинало темнеть. То тут, то там, в стороне от дороги, то с одной стороны, то с другой, попадались небольшие лагеря свободных женщин. В некоторых из них горели небольшие костры. Женщины обустраивались, как могли. Где-то были возведены шалаши из веток, в других местах они установили палатки, представлявшие собой немногим больше, чем натянутые на палках куски брезента или одеяла. Иногда, при нашем приближении, некоторые из женщин сидевших вокруг этих крошечных костерков вставали и наблюдали за нами, пака наш фургон не проезжал мимо. Я вспомнил свободную женщину, с которой мы повстречались вчера вечером в ее же хижине. Она не вернулась к фургонам, насколько я знал. Мы покинули ее полуразрушенное жилище прежде, чем она проснулась. Я оставил ей еще немного еды, и завязал золотой тарновый диск Порт-Кара в уголок одеяла ребенка. С ним она могла бы много чего купить. Кроме того, с деньгами, у нее был шанс добраться до какой-нибудь отдаленной деревни, вдалеке от проходящей армии, где она могла использовать это в качестве своего приданного, или, если говорить прямо, то попросту купить себе компаньона, этакого доброго малого, который смог бы позаботиться и о ней и о ее ребенке. Крестьянки, в отличие от городских женщин, склонны быть очень практичными в таких вопросах. В конце концов, она оказала мне гостеприимство.
— Скоро мы доберемся до лагеря, — сообщил возница.
Я услышал, как Фэйка внезапно глубоко вздохнув от ужаса, отпрянула назад в кузов. Справа, около обочины дороги, виднелась фигура человека. Его голова и ноги свисали по разные стороны с заостренного шеста. Высотой кол был около десяти футов, и приблизительно четыре дюйма диаметром.
Он был втиснут между скалами и обложен камнями. Конец его был грубо заострен, скорее всего, теслом. Этот конец входил в спину жертвы и торчал из живота, высовываясь на пару два футов из тела.
— А вот, похоже, и первый шпион, — предположил я.
— Скорее, это — отставший или дезертир, — поправил меня возница.
— Возможно, — кивнул я.
Это был первый признак, который я встретил сегодня, что перед нами на дороге действительно были солдаты.
Когда мы проезжали мимо одного из придорожных лагерей, девушка, сидевшая у маленького костра и бросившая в нашу сторону взгляд, вдруг вскочила и выбежала на дорогу.
— Сэр, — позвала она. — Сэр!
Но возница, с равнодушным видом ехал дальше, не останавливая свой фургон. Тогда она побежала рядом с фургоном.
— Сэр! — кричала она, повернув к нам свое лицо. — Пожалуйста! Я голодна! Пожалуйста, Сэр! Рассмотрите меня! Я красива!
Она торопливо забежала вперед.
— Посмотрите! — заливаясь слезами, крикнула она, и сдернула свои одежды вниз, до бедер. — Мои груди хорошей формы! Мое лоно влажное и горячее! Я буду служить Вам как рабыня. Я сделаю все, что Вы захотите. Я не прошу еды за просто так. Я заплачу! Я отработаю!
— Проваливай, — рявкнул извозчик, — а не то, отведаешь моего кнута!
— Остановитесь, — заплакала она. — Остановитесь!
Тогда она, подбежав к голове тарлариона, ухватилась за повод. Заворчавшее животное, слегка замедлилось, но не остановилось, таща на себе вес девушки, отчаянно вцепившейся в повод. Недовольный ящер затряс своей головой, мотыляя досадную помеху из стороны в сторону, а потом раздраженно запрокинул свою голову вверх, поднимая девушку и буквально отрывая ее от земли. Но ту не так то просто оказалось оторвать от сбруи, крестьянка удержалась, и через мгновение, снова на оказалась на земле. Наконец, тарларион остановился.
Возница раздраженно поднялся с фургонного ящика, и взмахнул своим длинным кнутом.
— Ай! — вскрикнула девушка, от боли, возможно, впервые в жизни почувствовавшая, что такое удар кнутом.
Она отпустила повод и, постанывая от боли и глядя на нас, замерла на дороге, в каком-то шаге от челюстей животного.
— Позвольте мне доставить Вам удовольствие! — попросила она, и кнут, подобно атакующей змее, мелькнул снова.
Девушка, пораженная еще раз, с рыданием отпрянула назад, споткнулась и полетела на дорогу.
— Неужели Вы не узнаете меня? — всхлипывая, спросила она, и возница опустил кнут, всматриваясь в сумерки. — Я — Тула из Вашей деревни. Я та, кто была слишком хороша для Вас, та, кто отказался от Вашего предложения!
— Ты позоришь нашу деревню! — прорычал мужчина.
— Ну, так накажите меня! — прорыдала девушка.
Возница спрыгнул с передка и, подождав пока мимо нас проедет другой фургон, направился к девушке. Схватив свою, как выяснилось односельчанку, он потащил ее к задней части фургона. Когда они проходили подо мной, я заметил две полосы на ее теле, серые в наступивших сумерках. Мой попутчик прижал ее спиной к правому заднему колесу фургона.
— Лицом к колесу, — скомандовал мужчина, отойдя чуть назад. — Держись за обод!
Девушка вцепилась в колесо и упустила голову. Возница в бешенстве поднял кнут.
— Выпорите меня, — сказала она и задохнулась, потому что три удара один за другим упали на ее спину. — Но накормите меня!
Еще два удара, и она обвисла, цепляясь за колесо, рыдая и хватая воздух ртом. Как мужчина и ее односельчанин, он был обязан наказать ее за тот позор, что она навлекла деревню.
— Не надо больше меня бить! — взмолилась она, и, не в силах стоять, сползла на колени подле колеса.
Мимо проследовал еще один фургон.
— Так значит, наша гордячка Тула, украшение нашей деревни, теперь обнажает свои прелести перед незнакомцами, — зло прошипел возница, прислонившейся к колесу, рыдающей девушке, — и упрашивает использовать ее тело за корку хлеба! Позор!
Она так и стояла на коленях, держась за спицы колеса, опустив голову и вздрагивая от рыданий.
— Позор! — крикнул он снова.
— Сильные женщины отбирают у меня еду, если мне удается раздобыть, хоть что-то, — всхлипнула она. — Я очень голодна.
— Гордячка Тула, теперь стала всего лишь еще одной придорожной шлюхой, — сердито бросил мужчина.
— Да, — признала она.
— У Тебя есть, что еще мне сказать? — потребовал он.
— Накормите меня, — простонала девушка.
— Повернись, — сердитым голосом приказал возница.
Она, не поднимаясь с колен, повернулась лицом к нему.
— Сбрось одежды, — скомандовал он и уточнил: — до колен, чтобы спереди лежали перед тобой на дороге, а сзади на твоих икрах.
Девушка разделась, как было приказано, и подняла лицо к нему.
— На каких условиях? — спросил возница.
— На Ваших. Полностью, на Ваших, — ответила она.
— Натяни одежду на бедра, — велел он. — Ты можешь следовать за фургоном.
Плача от благодарности, она ухватила свои одежды и закрепила их вокруг бедер. Возница же с сердитым видом, запрыгнул на передок фургона и занял свое место на ящике. Громко гаркнув и резко щелкнув кнутом по шее свое тяжелое на подъем животное, принудил его возобновить движение, вклиниваясь в просвет между двумя другими фургонами.
Уже совсем стемнело, но дорога ярко светилась в лунном свете. Она блестела из-за крошечных пластин и крошек слюды вкрапленных в ее поверхность. Полураздетая девушка тащилась вслед за фургоном.
— Лагерь-то далеко? — поинтересовался я.
— Нет, уже рядом, — ответил возница.
Глава 4Лагерь аларов
Внезапно до меня донесся, нерешительный задыхающийся крик новорожденного младенца.
Генсэрикс, оторвался от созерцания костра, вокруг которого мы все сидели. Это был широкоплечий, мощный, одетый в меха и кожу мужчина с тяжелыми бровями, длинными, заплетенными в косы, светлыми волосами и длинными, желтыми, свисающими усами. Звук шел из одного из фургонов. Теперь крик стал здоровым и задиристым.
— Будет жить, — сказал один из мужчин, воин, сидящий с нами.
Генсэрикс пожал плечами. Это еще вилами по воде писано. Фэйка стояла на коленях позади меня. Мы были внутри кольца фургонов лагеря Генсэрикса, вождя аларов, кочевников, странников, скотоводов, наряду с выходцами из Торвальдслэнда, знаменитых их мастерством боя на топорах. Лагерь Аларов, как и лагеря подобных им народов, является крепостью построенной из фургонов. Повозки выстраивают в круг, или несколько концентрических кругов, пряча внутри своих тягловых животных, женщин и детей. Кроме того, весьма часто, в зависимости от количества используемых фургонов, и в особенности пересекая, или находясь в опасной местности, внутрь кольца загоняют верров, тарсков, и босков. Нечистоты и дренажи неизбежные в таком скоплении людей и животных, серьезных проблем не делают благодаря частым перемещениям лагерей.
— Сын, — сообщила одна из женщин, вышедшая из фургона, подойдя к огню.
— Еще нет, — проворчал Генсэрикс.
Лагерь фургонов перемещают часто, дабы обеспечить свежие пастбища для босков. Да и для тарсков и верров необходимо найти места с обилием кореньев. Именно потребности этих животных, от которых зависит само существование аларов, и являются причиной перемещений, а иногда даже долгих миграций аларов и родственных им народов. Нет нужды говорить, что эти миграции, особенно когда они пересекают места с оседлым населением, часто приводят к конфликтам народа фургонов с другими крестьянами, а вскоре после того, конечно, и с городскими жителями, которые зависят от окрестных крестьян и их продовольствия. Кроме того, их перемещения часто, с чисто юридической точки зрения, фактические представляют собой вторжение или бесспорное нарушение территориальной целостности тогда, когда, они незваными входят в региону находящиеся в пределах юрисдикции или гегемонии тех или иных городов.
Иногда они платят за проход через страну, или за использование пастбищ в пределах него, но это скорее исключение, а не правило. Они — жесткий народ, и от горожан требуется иметь немалую храбрость и приличные силы, чтобы доказать приемлемость или уместность такой договоренности. Дело в том, что с точки зрения аларов, платить за пастбище столь же абсурдно, как платить за воздух, ведь и то и другое требуется для жизни. «Боск умрет без травы», говорят они, и добавляют: «Боск будет жить». Оказавшись в пределах земель того или иного города, они чаще кочуют у границ, но иногда, в зависимости от погоды и состояния пастбищ, могут забредать и глубже. Чаще всего их появление отмечается лишь в коротких официальных предупреждениях. Никто желает объявлять им войну, или бросать вызов. Их просто рассматривают как периферийный, нежелательный элемент, незваных гостей, опасных временных визитеров, с которыми местным людям какое-то время придется уживаться, опасливо поглядывая в их сторону. Но, редкий городской совет или гражданин, не вздохнет с облегчением, когда их фургоны повернут свои оглобли на выход из их земель.