Не хотелось бы, чтобы они перепутали этот звук с чем-то иным. Думаю, что это даст им повод для размышлений. Я хотел, чтобы они немного поволновались. В этом случае, когда я вложу оружие обратно в ножны, они могут начать действовать быстрее, а значит и неосмотрительнее.
— Мы — друзья, — донеслось из темноты справа.
Не думаю, что даже ради достижения свих целей, они, в такой темноте, собирались лезть в альковы. Им, прежде чем решиться на такое, стоило бы, очень тщательно взвесить все за и против. Несомненно, выходя на охоту, они думали об этом с точки зрения туннеля и его стен. Кроме того, я сам же вынудил их полагать, что нахожусь в туннеле. Не думаю, что им казалось разумным, что я полезу внутрь, что я и подтвердил, вытаскиванием меча. Предположительно, такое действие в тесноте алькова не имело смысла, слишком мало там места, чтобы размахивать длинным клинком. Кстати, и в туннеле тоже, махать мечом было не с руки, зато прямые, колющие удары могли быть весьма опасными. Зная, что у меня в руке обнаженный меч, врятли любой из них захочет быть первым, вступившим в контакт со мной. Зато стоит мне вложить клинок в ножны, и я уверен они оба, а особенно тот, что справа, захотят нанести первый удар.
— Уберите свой меч в ножны, — приказал мужчина справа.
— И не подумаю, — усмехнулся я.
— Тогда мы не передадим Вам сообщение, — предупредил тот.
— Ну и замечательно, — заметил я.
— Но мы должны сделать это, — настаивал он. — Это — вопрос жизни и смерти.
— Это звучит серьезно, — допустил я.
— Это именно так, — заверил он меня.
— От кого это сообщение? — осведомился я.
— От самого регента, — сообщил мужчина.
— Понятно, — протянул я.
Честно говоря, я очень сомневался, что сам регент стал бы посылать мне сообщения, по крайней мере, он сделал бы это другим способом. Однако у меня были основания полагать, что дело, по которому эти двое появились здесь, могло быть поручено им кем-то из близкого окружения регента. Их упоминание регенте, убедило меня, что мне предстоит иметь дело совсем не с обычными охотниками за моим кошельком.
Заурядные бандиты, врятли стали бы намекать на столь высокую персону.
— Как мы сможем убедить Вас в наших благих намерениях? — спросил он.
На слух я определил, что он приблизился еще фут.
— На мой взгляд, это скорее Ваша проблема, чем моя, — заметил я.
Судя по донесшемуся до меня слева шороху, тот тоже стал немного ближе к месту событий.
— Вы вооружены? — поинтересовался я.
— Мы снимем наши пояса с ножнами и бросим на пол туннеля, — предложил тот, что справа. — Таким образом, Вы поймете, что мы пришли с миром.
— Превосходное решение, — согласился я. — Начинайте.
Через мгновение два предмета, по-видимому, ножны, хотя я усомнился, если судить по звуку, что в них были ножи, упали, скользнув по полу, один справа, другой слева. Я предположил, что оба этих товарища были на равном расстоянии от меня. До каждого было не больше десяти футов. Полагаю, что и они вычислили мое приблизительное местонахождение, ведь у них был хороший ориентир — мой голос.
— Вы меня убедили, — объявил я, хотя, конечно, искренности в моем утверждении было немного.
— Вложите меч в ножны, — попросил тот, что справа.
Похоже, они оба еще немного приблизились.
— Хорошо, — ответил я, с шумом убирая клинок назад в ножны, и убирая голову с прохода. — Где сообщение?
— Вот! — услышал я крик справа, а следом послышался шорох проскочившего в темноте мимо лаза в альков тела.
— Умри! — донеслось слева, вместе со звуком другого быстро двигающего тела.
Потом в туннеле неподалеку от входа в альков послышался звук столкновения двух тяжелых тел, сопровождаемый довольно неприятными шумами. А я находился внутри, держа в руке кайву, на случай если кому-то из них понадобится моя помощь. Кроме того если кто-либо попытался бы войти в это очень тесное помещение, то в темноте он оказался бы в таком неудобном положении, что было бы несложно перерезать ему горло.
Я обратился в слух. Шум снаружи прекратился. На грани слышимости я уловил звук тяжелого хриплого дыхания, и, кажется покашливания и отхаркивания. Могло показаться, что чьи-то легкие боролись за глоток воздуха. Не слишком успешно, судя по хрипам. Кашель второго сопровождался булькающими звуками, полагаю, что его рот заполнился хлынувшей кровью. Похоже, с обоими моими противниками приключилось несчастье. Интересно, поняли ли они, что произошло, и сейчас поддерживают друг друга, или каждый из них уверен, что погибая, он убил Тэрла из Порт-Кара. Наконец я услышал звук упавшего тела, а за ним второе. Кажется, кто-то из них еще попытался полти. Возможно, это был тот, кто оставался слева от меня. Я слышал скребущий звук металла по камню. Потом послышался кашель, закончившийся хрипом, стук упавшего на каменный пол ножа. Недалеко у него получилось отползти. Несомненно, камни сейчас стали липкими от крови. Кого-то утром ждет весьма неприятная уборка. Даже интересно, кого сюда пришлют, рабыню или, возможно, свободную женщину, которую мне предложили в начале вечера, ту, что была в распахивающейся тунике, Леди Лэбэйну, которая «сохранялась для друга». Полагаю, что надсмотрщицам могло бы понравиться заставить ее делают такие вещи, причем находясь рядом с плетью или палкой и контролируя ее работу.
Я продолжал вслушиваться в темноту, но уже ничего не нарушало повисшей в туннелях тишины. Думаю, что оба эти товарища были достаточно квалифицированы в своем деле. Сомневаюсь, что на такое задание послали бы новичков. Они всего лишь ошиблись с выбором жертвы.
Я терпеливо продолжал слушать еще несколько енов. Ни звука не доносилось снаружи алькова. По крайней мере, оттуда я ничего больше не услышал. Зато я услышал тихий звук позади себя. Я даже представить себе не мог, что был не один в этом алькове. Я резко обернулся, держа кайву в готовности к удару. Но в алькове опять было тихо. Переложив кайву в левую руку и вытянув ее вперед, я беззвучно вытащил свой меч из ножен. Кайва впереди для разведки и защиты, меч, короткий обоюдоострый гореанский гладиус, отведен назад и готов к быстрому колющему удару.
— Кто здесь? — спросил я.
Ответом мне была полная тишина.
— Говори, или я атакую, — предупредил я.
На этот раз, я услышал тихое, почти неразличимое, возражающее поскуливание. Я различил, также, отчаянное движение босых ног по камню. Кто-то дернул ногами вперед-назад, и застучал ими по полу. Потом до меня донес характерный звук, как будто кто-то дернул цепь. С мечом и кайвой, выставляя вперед, то одну, то другую руку, и держась подальше от источника звуков, я определился, к своему удовлетворению, что альков был пуст, за исключением меня самого и того кто издавал звуки. Затем, держа меч плашмя и аккуратно двигая им из стороны в сторону, я, с обеих сторон, коснулся прятавшегося в темноте. Каждое касание сопровождалось поспешным, испуганным движением. Кто-то подтягивал к себе ноги и хныкал. Определившись с точным местонахождением источника звуков, я убрал меч в ножны.
Я тихо приблизился к заинтересовавшему меня «объекту», держась справа от него. Проведя по телу рукой, и нащупав волосы, я ухватился за них и, приподняв голову, прижал острие кайвы к боку источника звука, как раз во впадину между ребрами. Ответом мне было протестующее мычание, но сам «объект» не пошевелился, надежно удерживаемый мной на месте. Я еще чуть увеличил давление на своем ноже. Мой «объект» затих абсолютно. Я немного ослабил нажим, но держал лезвие так, чтобы контакт с кожей был ощутим. Отпустив волосы, я провел рукой вниз, проверяя запястья. Они оказались скованы за спиной легкими кандалами, и прикованы цепью к кольцу. Кандалы были хотя и легкими, но довольно эффективными для «объекта» такого рода. Этот «объект» сидел в алькове, прижавшись спиной к дальней стене и поджав колени. Я со спокойной душой убрал кайву в ножны.
Ощупав рот «объекта», пришел к выводу, что он заткнут с гореанской эффективностью, кляп был привязан надежно. Снова послышалось тихое хныканье. Само собой, такие звуки могла издавать только женщина. Это безошибочно проявлялось, даже сквозь кляп, который ее похититель, или похитители, вставили своей жертве в рот, по-видимому, решив, что говорить ей особо не о чем. Она снова заскулила, возможно, пытаясь привлечь внимание к ее желанию что-то мне сказать.
— Тихо, — шикнул я на нее.
Интересно, была ли она рабыней. Я снова дал волю своим рукам, дабы определить, был ли на ней ошейник. В ответ женщина замычала в отчаянном протесте.
— Тихо, или мне придется Тебя ударить, — предупредил я, и она замолчала.
Под моей рукой было ее горло, без каких либо следов железного кольца неволи. Скользнув рукой ниже, определил, что груди у обитательницы алькова заслуживали внимания.
— Ты — свободная женщина? — поинтересовался я.
Она опять что-то промычала, что, по моему мнению, можно было считать утвердительным ответом. В памяти всплыл способ, который служительница борделя использовала в общении с рабыней Лале, весьма обычный, кстати, или, по крайней мере, один из наиболее распространенных, когда женщине приказано находиться в модальности четвероногого животного.
— Ты будешь скулить один раз, если хочешь сказать «Да», и два раза, если — «Нет», — приказал я ей. — Ты меня поняла?
Женщина проскулила один раз.
— Ты хочешь, чтобы я вытащил кляп? — спросил я.
Снова одиночное нетерпеливое мычание.
— Ты — свободная женщина? — уточнил я.
Она хныкнула один раз, и протестующе замычала, дергаясь и вжимаясь в стену.
— Я не нашел какого-либо клейма на твоем теле, — сообщил я ей, — по крайней мере, в обычных местах клеймения. Возможно, Ты говоришь правду.
Наиболее распространенные места клеймения гореанских рабынь это левое или правое бедро, чуть ниже ягодицы. Но встречаются женщины, носящие свои клейма и в других местах, например, слева внизу живота, на внутренней поверхности левого предплечья, на левой груди, или, совсем крошечные, за левым ухом. Что до меня, то я не одобряю выжигание клейма на груди. По моему мнению, женская грудь слишком красива, чтобы уродовать ее шрамом то раскаленного железа. Впрочем, против временной маркировки женщин в таком месте я не возражаю, скажем, жировым карандашом, помадой или краской, как делают это многие работорговцы. В идеале, конечно, учитывая необходимость клеймения рабыни, важность которого признает любой нормальный гореанин, это нужно сделать так, чтобы клеймо не умаляло красоту женщины, а скорее наоборот, подчеркивало ее и, причем значительно. Клеймение бедра, со своей стороны, имеет именно такой эффект. Также, клеймо, выжженное сбоку на ее бедре, помогает понять женщине, что ее рабство — это навсегда. Само собой, ее груди, в коих так естественно выражена большая часть ее соблазнительной женственности, и без клейма, не избегает быть отмеченной неволей. Ведь они столь же открыты и доступны хозяину, как и любая другая часть тела рабыни. В конце концов, ему принадлежит вся рабыня целиком. Соответственно и она сама знает, что ее столь соблазнительным и мягким, столь восхитительным и изумительным, столь замечательным и возбуждающим полушариям, как, впрчем и остальным ее частям, без долгих размышлений, будет уделено внимание, соответствующему статусу их носительницы. Например, они могут быть любовно потроганы, помяты, поцелованы и приласканы хозяином, как и сколько ему понравится. Также, их привлекательность может быть подчеркнута и усилена различными формами одежды или связывания. Например, часто для этих нежных восхитительных деталей применяют рабскую портупея, или обвязку веревкой. Их могут заключить, если на то будет желание открытые сетчатые бюстгальтеры.