— Вы совсем холодный, — сказала она. — Вы отдали мне все мешки.
— Мне они не нужны. У меня пальто.
— Мы друзья, не так ли? — спросила Энн. — Мы же здесь вместе. Возьмете два мешка.
— Там еще должны быть мешки. Я поищу. Он зажег спичку и побрел вдоль стены.
— Вот два мешка, — сказал он, садясь подальше от нее, так, чтобы она не могла до него дотянуться. — Я не могу заснуть. Мне только что снился сон о старике. Я убил старика в этом сне. Он сидел за столом. У меня был бесшумный пистолет. Он упал. Я не хотел мучить его. Он для меня ничего не значил. Потом я положил ему в руку клочок бумажки. Мне было приказано ничего там не брать.
— Как так ничего не брать?
— Они мне не платили за то, чтобы я чего-нибудь брал. Чолмонделей и его хозяин.
— Это был не сон.
— Нет, это был не сон.
Молчание испугало его. Он быстро заговорил:
— Я не знал, что старик был один из нас. Я бы его и пальцем не тронул, если бы знал, что он был таким. И все эти разговоры о войне. Для меня они ничего не значили. Какое мне дело до войны? Для меня всегда была война. Ты много говорила о ребятишках. А почему бы тебе не пожалеть взрослых? Шел разговор — или он, или я. Двести фунтов, когда я вернусь, и пятьдесят фунтов сразу. Это большие деньги… Теперь ты от меня уйдешь?
В тишине Энн слышала его прерывистое дыхание.
— Нет, я не уйду.
— Это хорошо. О, как это хорошо! — сказал он. Он вытянул руку и нашел ее руку, холодную как лед. Он на секунду приложил ее к своей небритой щеке, он не мог дотронуться до нее своей изуродованной губой. Он сказал:
— Как хорошо довериться кому-нибудь во всем!
Энн долго не могла заставить себя заговорить снова. Она хотела, чтобы голос ее звучал нормально, чтобы в нем не слышалось отвращения. Она попыталась сказать что-нибудь, но ничего не придумала, кроме: «Нет, я вас не оставлю».
— Как хорошо, что можно кому-нибудь довериться! — повторил Рэвен.
И внезапно его рот, который не казался ей раньше особенно уродливым, возник в памяти, ее передернуло от этого воспоминания. И все-таки он должен найти Чолмонделея и хозяина Чолмонде-лея и потом… она отодвинулась от него в темноте.
— Они теперь ждут там. К ним фараоны из Лондона приехали, — сказал он.
— Из Лондона?
— Об этом в газете писали, — сказал он с гордостью. — Детектив Матер из Ярда.
Она с трудом сдержала крик отчаяния и ужаса.
— Здесь?
— Может быть, он сейчас как раз снаружи.
— А почему он не войдет?
— Им меня в темноте не взять. И к тому же они знают, что ты здесь. Им поэтому нельзя стрелять.
— А вам, вам можно стрелять?
— Там никого нет, кому бы я боялся повредить.
— А как же вы хотите выбраться утром?
— Я не буду ждать утра. Мне нужно только немного света, чтобы видеть, куда бежать. И видеть, куда стрелять. Они первыми стрелять не будут. Это мне на руку. Если я сбегу, они никогда не догадаются, где меня искать. Мне нужно только несколько часов. Ты одна будешь знать, что я в Миддленд Стил.
Она почувствовала отчаянную ненависть:
— И вы будете стрелять, ни о чем не думая?
— Ты же сказала, что ты за меня, не так ли?
— Да, — сказала она устало, стараясь придумать что-нибудь, — да.
«Спасти мир и Джимми — это было слишком много. Если уж дело пойдет об окончательном выборе, мир отступит на второе место. А что, — подумала она, — думает Джимми?» Она знала о его тяжелой серьезной честности. Потребуется больше, чем голова Рэвена на блюде, чтобы он понял, почему она действовала так с Рэвеном и Чолмонделеем, Даже для неё самой звучало слабо и неубедительно то, что Она хотела остановить войну.
— Давайте спать, — сказала она. — У нас впереди долгий-предолгий день.
— Наверно, я засну, — сказал Рэвен. — Ты не знаешь, как хорошо…
Теперь уже Энн не могла заснуть. Слишком многое надо было осмыслить. Она подумала, что может украсть его пистолет, пока он спит, и позвать полицию. Это спасет Джимми от опасности, ну, а что дальше? Они никогда ей не поверят. У нее нет никаких доказательств, что он убил старика. Да и в этом случае он может убежать. Ей нужно было время, но времени не было.
Пробили часы. Энн сосчитала удары, как она считала их всю ночь. Уже скоро день, а она так ничего и не придумала. Она кашлянула, у нее покалывало в горле, и неожиданно она поняла с радостью, что снаружи туман. Не тот, черный, верхний, а холодный, мокрый, желтый туман с реки. Человеку, если туман будет достаточно густ, нетрудно скрыться. Она вытянула руку и с трудом, потому что он теперь был ей противен, дотронулась до Рэвена. Тот сразу проснулся.
— Туман, — сказала она.
— Вот повезло, вот повезло… Так можно и поверить в бога, не правда ли?
Они видели друг друга в раннем свете.
— Надо было тебя стукнуть, — сказал он. — Тогда они не подумали бы, что ты со мной. Но я размяк. Я вы тебе не повредил и за деньги.
— Ну уж не за двести пятьдесят фунтов, — не смогла удержаться она.
— Он был чужой, — сказал Рэвен. — Это не то же самое. Я думал, он один из сильных мира сего. А ты… — он колебался, глядя на пистолет, — друг.
— Не бойтесь, — сказала Энн, — я придумаю, что им рассказать.
— Ты умная, — произнес он с восхищением, глядя, как туман проползал в щели и заполнял сарай. «Скоро он будет достаточно густ, чтобы попробовать». Он переложил пистолет в левую руку и пошевелил пальцами правой. Усмехнулся, чтобы подбодрить себя: «Они меня никогда не найдут в тумане».
— Вы будете стрелять?
— Конечно, буду.
— У меня идея, — сказала Энн. — Не стоит рисковать. Дайте мне ваше пальто и шляпу, я надену их и выйду первой, и пусть они за мной погоняются за свои деньги. В таком тумане они не разглядят ничего, пока меня не поймают. А как только услышите свистки, медленно досчитайте до пяти и бегите. Я побегу направо. Вы — налево.
— Ты с характером, — ответил Рэвен и покачал головой. — Нет, они могут стрелять.
— Вы же сами сказали, что они первыми стрелять не будут.
— Это-то так. Но ты пару лет заработаешь.
— О, — сказала Энн, — я расскажу им сказку. Я скажу, что вы меня заставили. — И добавила с горечью: — Они мне дадут повышение. Из хора в солистки.
— Если уж решила, то притворись, что ты моя девушка, они тебе ничего не привесят. Я им скажу об этом. Они отпустят мою девушку, — сказал Рэвен робко.
— У вас есть нож?
— Да, — сказал он.
Он обыскал все карманы, но ножа не было. Он, должно быть, выронил его на пол в гостиной Эки.
— Я хотела разрезать юбку, чтобы быстрее бежать, — сказала Энн. — Дайте мне пальто.
Он задрожал, снимая его, и казалось, потерял часть своей самоуверенности без тесной черной трубы, которая скрывала очень старый клетчатый костюм с дырками на локтях. Костюм плохо сидел. Рэвен выглядел недокормленным. Он никому не показался бы сейчас опасным. Он обхватил себя руками, чтобы скрыть дыры.
— И шляпу, — попросила Энн.
Он поднял шляпу с мешков и подал ей… Он выглядел униженным, а он никогда не примирялся с унижением без ярости.
— Теперь, — сказала Энн, — помните: ждите свистков, а потом считайте.
— Мне это не нравится, — сказал Рэвен. Он пытался безнадежно выразить глубокую боль, которую чувствовал от того, что Энн уходила, это уж очень было похоже на конец всему.
— Мы увидимся когда-нибудь? — спросил он. И когда она машинально согласилась, засмеялся с болезненным отчаянием.
— Вряд ли после того, как я убью… — но он даже не знал имени того человека, которого хотел убить.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Сондерс задремал; голос совсем рядом разбудил его.
— Туман густеет, сэр.
Туман и так был густ, рассвет окрашивал его в пыльно-желтый цвет.
— Передайте по цепи, чтобы люди сомкнулись, — приказал он.
— Будем брать сарай, сэр?
— Нет, там девушка. Нам нельзя с-с-стрелять. Подождем, п-п-ока он выйдет.
Но не успел отойти полицейский, как Сондерс заметил — дверь открывается… Он поднес ко рту свисток, спустил предохранитель пистолета. Еще было недостаточно светло, но он узнал черное пальто, когда силуэт скользнул направо, к платформам с углем. Он засвистел и бросился вслед. У черного пальто было полминуты форы, и оно быстро исчезло в тумане. Видимость была не больше двадцати футов. Но Сондерс не отставал и не переставал свистеть. Как он и надеялся, другой свисток ответил спереди; это сбило с толку беглеца; он на секунду замешкался, и Сондерс приблизился к нему. Ему было некуда деваться, и Сондерс знал, что это самый опасный момент. Он трижды резко свистнул, чтобы полицейские сомкнулись в сплошное кольцо, и свист был подхвачен в желтой бездонности, прокатываясь по невидимому кругу.
Но Сондерс потерял темп, беглец рванулся вперед и исчез. Сондерс свистнул дважды — «Продвигайтесь медленно, не теряя контакта». Справа и спереди один долгий свисток возвестил, что человека увидели. Полицейские бросились на звук. Каждый видел товарищей справа и слева. Беглецу не скрыться, пока круг не разорван. Кольцо смыкалось, а беглеца не было видно.
Внезапно Сондерс увидел его. Он занял удобную позицию, пустая платформа за спиной охраняла его с тыла. Полицейские не могли заметить беглеца, и он повернулся, как дуэлянт, показывая Сон-дерсу плечо. Пара старых шпал скрывала его ноги. Чэндерсу почудилось, что тот собирается отстреливаться — человек, должно быть, отчаялся: шляпа надвинута на лицо, пальто странно повисло, руки засучуты в карманы. Сондерс крикнул сквозь желтые клубы тумана:
— Лучше выходи спокойно!..
Он поднял пистолет и приблизился, не спуская пальца с курка. Но неподвижность фигуры, полускрытой туманом, пугала его. Сондерс, подходивший с востока, ясно вырисовывался на фоне неба. Это было подобно ожиданию казни, ибо он не имел права выстрелить первым. И все-таки, зная Матера, зная, что этот человек был связан с девушкой Матера, он мог бы и выстрелить первым. Матер будет на его стороне. Одного движения достаточно. Он резко, не заикаясь, произнес: