— Раздевайся, — сказал Рэвен. Бадди послушно разделся.
— Раздевайся, — сказал Рэвен.
Бадди послушно разделся.
С него сняли не только противогаз, но и белый халат и зеленый твидовый костюм. У него не оставалось никаких надежд. Нечего было надеяться, что война докажет его способность руководить людьми. Нет, он был просто-напросто полным, испуганным молодым человеком, дрожащим в одних трусиках в холодном гараже.
— Руки назад, — сказал Рэвен. Бадди Фергюссон подчинился. Рэвен связал розовые, как ветчина, сильные кисти Бадди галстуком. — Ложись. — И Бадди Фергюссон покорно лег. Рэвен связал ему ноги носовым платком, а другой платок засунул в рот. Это не очень надежно, но и так сойдет. Приходилось спешить. Он вышел из гаража, закрыл дверь. Он мог надеяться, что в его распоряжении несколько часов, но не мог рассчитывать полностью даже на несколько минут.
Он шел медленно и осторожно, поглядывая, нет ли поблизости студентов. Но их группы уже ушли. Главной опасностью был отбой, который мог прозвучать в любой момент.
Вокруг было много полицейских, он знал почему, но без колебаний проходил мимо них. Его план не предусматривал ничего большего, чем достижение стеклянных дверей Миддленд Стил. У него была слепая вера в судьбу, в поэтическую справедливость. Уж если он проникнет в здание, то найдет путь к человеку, который его обманул.
Из-за дверей Миддленд Стил выглядывал человек, следя за машинами, стоявшими на пустынной улице… Он был похож на клерка. Рэвен пересек улицу, взглянул через очки противогаза на человека за дверью. Что-то заставило его заколебаться — память о лице, которое он видел у дома, в котором жил? Он внезапно повернулся и испуганно поспешил от двери.
«Это ничего не значит», — сказал он себе, выходя на пустую Хай-стрит.
Мистер Дейвис слегка позавтракал: два тоста, две чашки кофе, четыре почки, кусок бекона, немного сладкого мармелада. Ему доставила большое удовольствие мысль о том, что Рэвену такого завтрака и не нюхать: приговоренному в тюрьме, может, и дадут, а Рэвену нет.
Единственное, что его заботило, если не считать неудовольствия сэра Маркуса, была девушка. Он зря потерял голову: ее нужно было убить. Во всем виноват сэр Маркус. Он и представить себе не мог, что сэр Маркус сделает с ним, если узнает о случае с девушкой. Но теперь все будет в порядке. Девушку задержали как сообщницу: ни один суд не поверит, если она обвинит сэра Маркуса. Он совсем забыл о газовой тревоге. Он спешил в театр, чтобы немного развлечься.
Хай-стрит была странно пуста, только полицейских было больше, чем обычно. Никто не пытался остановить мистера Дейвиса, хорошо знакомого всем полисменам, хотя никто из них не смог бы сказать точно, чем мистер Дейвис занимается. Но они сказали бы без улыбки, глядя на его редкие волосы, тяжелый живот, толстые морщинистые руки, что он один из мальчиков конторы сэра Маркуса. (Если хозяин так стар, трудно не быть по сравнению с ним молодым человеком.) Мистер Дейвис весело помахал сержанту и вынул из пакетика конфетку. В задачи полицейских не входило доставлять в госпитали отравленных газами, а потому никто по своей воле не остановил бы мистера Дейвиса. Они следили за ним со скрытым интересом и надеждой, как за человеком, который идет по скользкому льду.
По улице навстречу ему шел студент-медик в противогазе. Мистер Дейвис заметил студента не сразу. Вид противогаза испугал его. Он подумал, что пацифисты заходят слишком далеко: сенсационная чепухе. А когда человек остановил мистера Дейвиса и сказал что-то неразборчивое, мистер Дейвис подтянулся и ответил гордо: «Чепуха. Мы хорошо подготовлены…» Тут он вспомнил о тревоге, и к нему вернулось дружелюбие. Это ведь был патриотизм, а не пацифизм: «Ну-ну, — сказал он, — я совсем забыл. Конечно, учебная тревога». Лишенный индивидуальности взгляд сквозь толстые стекла противогаза и приглушенный голос смущали его. Он сказал, пытаясь обратить все в шутку: «Ну меня-то вы в госпиталь не потащите? Я занятый человек». Студент, казалось, задумался, положив руку на рукав мистера Дейвиса. Мистер Дейвис заметил, как ухмыляются полисмены на той стороне улицы, и почувствовал раздражение. В воздухе висели еще остатки тумана, и звено самолетов пронеслось сквозь него, летя низко над улицей, заполняя ее глубоким, гулом и уносясь на юг, к аэродрому.
— Видите, — сказал мистер Дейвис, — тревога окончилась. С минуты на минуту прозвучит отбой. Глупо тратить все утро в госпитале. Вы же меня знаете. Мое имя — Дейвис. Каждый человек в Ноттвиче меня знает. Спросите полицейских. Никто не скажет, что я плохой патриот. Мне нравится ваш энтузиазм, мальчики, — продолжал мистер Дейвис. — Надеюсь, мы как-нибудь встретимся в госпитале. Я там бываю на больших приемах. В конце концов ведь никто другой, как я, внес больше всех на сооружение новой операционной.
Мистер Дейвис хотел было продолжить путь, но человек встал у него на дороге, и было бы не совсем солидно сойти с тротуара. Человек подумает, что он хочет убежать, может завязаться потасовка, а с угла наблюдают полицейские. Неожиданно злость охватила мистера Дейвиса подобно щупальцам спрута, отравила мысли темным ядом: «Ах ты, усмехающаяся обезьяна в форме… я добьюсь, чтобы тебя уволили…» В то же время он продолжал весело говорить человеку в противогазе, маленькому, тонкому, мальчишке на вид.
— Вы, ребята, замечательно работаете. Никто лучше меня не понимает этого. Если начнется война…
— Так вы себя зовете Дейвисом? — спросил приглушенный голос.
— Так вы себя зовете Дейвисом? — спросил приглушенный голос.
— Вы разбазариваете мое время. Я занятой человек. Разумеется, меня зовут Дейвис, — раздраженно ответил Дейвис. Он с трудом сдержал растущий гнев. — Послушайте, я деловой человек. Заплачу госпиталю, сколько вы пожелаете. К примеру, выкуп в десять фунтов.
— Да, — сказал человек.
— Я не ношу таких сумм с собой, — сказал мистер Дейвис и удивился, услышав нечто напоминающее смех. Это было уж слишком. — Хорошо, вы можете пройти со мной в контору, и я заплачу вам там. Но я надеюсь получить расписку от вашего казначея.
— Расписку получите, — сказал человек приглушенным голосом и отошел на шаг в сторону. К мистеру Дейвису вернулось хорошее настроение.
— Нет смысла угощать вас конфеткой, раз вы в этой штуке, — сказал он.
Потом мистер Дейвис сказал:
— Я уверен, мы где-то встречались. Но его спутник не отзывался.
— Вы случайно не тот паренек, который переоделся тогда девочкой и спел рискованную песенку? Вы неплохо спели там, на открытии новой палаты.
Мистер Дейвис громко засмеялся, вспомнив об этом. Он распахнул дверь в Миддленд Стил.
Вышел незнакомец из-за угла, и клерк за столиком для справок сказал сдавленным голосом:
— Все в порядке. Это мистер Дейвис.
— Что это? — спросил мистер Дейвис руководящим голосом. Он теперь был у себя.
— Мы проверяем, — ответил детектив.
— Рэвен? — визгливо спросил Дейвис. — Вы дали ему улизнуть? Какие идиоты…
— Вы зря волнуетесь, — ответил детектив. — Его заметят немедленно, как только он выйдет из укрытия. Ему на этот раз не удастся скрыться.
— Но почему? — спросил мистер Дейвис. — Почему вы здесь? Почему вы думаете…
— У нас приказ, — сказал детектив. Дейвис казался усталым и старым.
— Поднимитесь со мной, я дам вам деньги. У меня нет ни минуты свободной.
К лифту он шел впереди, неуверенно волоча ноги по коридору, устланному чем-то черным, блестящим. Человек в противогазе проследовал за ним. Они медленно поднимались, неразлучные, как две птицы в клетке.
Мистер Дейвис медленно подошел к двери, осторожно повернул ручку, словно опасался, что кто-то ждет его внутри. Но комната была совершенно пуста. Открылась внутренняя дверь, и молодая женщина с пышными золотыми волосами и в очках сказала: «Вилли», но тут же увидела его спутника и поправилась: «Мистер Дейвис, вас хочет видеть сэр Маркус».
— Хорошо, мисс Коннетт, — сказал мистер Дейвис. — Принесите мне, пожалуйста, железнодорожный справочник.
— Вы уезжаете? Сейчас?
— Взгляните, какие поезда есть после обеда.
— Хорошо, мистер Дейвис.
Они остались одни. Мистер Дейвис поежился и включил электрическую печку. Человек в противогазе снова заговорил, и снова приглушенный голос потревожил память мистера Дейвиса.
— Вы чем-то напуганы?
— Один сумасшедший вырвался на свободу.
Его нервы были напряжены, он прислушивался к каждому звуку в коридоре, к шагам, к звонку: требовалось больше смелости, чем он имел, чтобы сказать «после обеда». Он хотел убежать немедленно, подальше от Ноттвича. Он запер дверь. К нему вернулось ощущение безопасности Он был заперт в знакомой комнате вместе со своим столом, вертящимся стулом, буфетом, в котором хранились две рюмки и бутылка сладкого портвейна. Он запер двойное окно. Он сказал тоном, в котором слышалось нервное раздражение:
— Сэр Маркус подождет.
— Кто такой сэр Маркус?
— Мой босс.
Его раздражала открытая дверь в комнату секретарши. Ему казалось, что кто-нибудь может войти в нее. Теперь он не спешил. Ему хотелось общества.
— Спешить некуда. Снимайте эту штуку, в ней, должно быть, душно, и выпейте стаканчик вина.
По пути к бару он закрыл внутреннюю дверь, повернул ключ и вздохнул с облегчением, доставая портвейн и рюмки.
— Теперь мы в самом деле одни.
— Деньги, — сказал приглушенный голос.
— Ну уж, — сказал мистер Дейвис, — вы слишком невежливы. Вы могли бы мне и поверить.
Он подошел к столу, вынул две пятифунтовые бумажки и протянул их.
— Не забудьте, — сказал он, — я надеюсь получить расписку от вашего казначея.
Человек спрятал деньги. Его рука задержалась в кармане Он сказал: «Это тоже дутые деньги?» И вся сиена всплыла в памяти мистера Дейвиса — вкус «Альпийского блеска», убийца, сидящий напротив и старающийся рассказать о старухе, которую он убил. Мистер Дейвис завизжал. Это были не слова, не мольба о помощи, а просто беспомощный визг, который вырывается у человека, когда нож врезается ему в тело. Он бросился к внутренней двери. Он барахтался, будто в колючей проволоке между траншеями.