Мужик натянул на бомжиху простыню.
— Как она существовала с такой раной, — сказал он, — представления не имею, и вся медицина в моем лице разводит руками. А ты иди отсюда, иди, некрофилка. Кстати, так именуются глупые люди, которым доставляет наслаждение лицезреть смерть.
— Мне не доставляет, — сказала Верка. — Но я видела, как она вчера упала.
— Упала?
— И вроде бы ногу сломала. Мой друг сказал, что она ногу сломала. Она на него напала, а потом ногу сломала.
— Как так напала? — Мужик из морга интересовался куда больше милиционера.
— Только пойдемте отсюда, — попросила Верка. — Я вам расскажу.
На самом деле ей хотелось посмотреть, нет ли у ворот Олега Владиславовича.
— Пошли, — согласился усатый. Но не спешил, нагнулся, зашнуровывая ботинок.
И вдруг Верка закричала:
— Бегите!
Она схватила мужика за рукав и потянула за собой так резко, что тот чуть не грохнулся.
— Да ты что…
— Да бегите же!
Откуда у нее силы взялись?! Она помчалась к дверям, и мужик проникся ее страхом — наверное, страх бывает заразным.
Они выбежали в коридор, и в этот момент…
Сзади полыхнуло белым огнем.
Их ударило в спину, они покатились по коридору.
На какую-то секунду Верка даже потеряла сознание.
И поэтому она совершенно не представляла, сколько времени прошло…
Она лежала, жутко неудобно лежала, уткнувшись головой в стену коридора, а мужик навалился на нее, как мешок с кирпичами, и стонал. Верка стала выбираться.
В коридоре было столько дыма и пыли, что ничего не разберешь.
В ушах звенело.
Верка никак не могла выбраться из-под мужика. Может, он помер?
Грохнула дверь с другой стороны — от входа.
Кто-то вбежал и остановился.
— Есть здесь кто? — раздался громкий голос.
Потом уж оказалось, что первым к ним подоспел шофер милицейского «газика», что стоял у ворот.
Из большой комнаты слышался треск. Верка догадалась, что начинается пожар.
— Там есть кто? Кто там был?! — кричал милиционер.
— Он, кажется, раненый, — сказала Верка, имея в виду мужика из морга.
Внутрь вбегали другие люди, еще больше толпилось снаружи.
— Уходи! — крикнул ей милиционер и сделал несколько шагов к пламени. Но ему пахнуло в лицо огнем, и он отшатнулся.
— Пошли, — сказала Верка мужику.
Они поднялись и побрели к выходу из морга.
Люди расступились, лица их были внимательными и сосредоточенными.
Верка взглянула на мужика. Он был весь черный, даже волосы обгорели, и одежда — в клочья.
«Значит, и я такая же!»
— Как ты догадалась? — спросил мужик. Губы ему плохо повиновались.
— Я увидела в окне, — сказала Верка.
И в самом деле, их спасло то, что за секунду или несколько секунд до взрыва она увидела, что в низкое окно заглядывает детеныш. Он поднял руку, чтобы бросить гранату или что-то вроде гранаты.
Тогда объяснять было некогда. Верка поняла, что он сейчас это кинет!
— Кого увидела? — спросил усатый и закашлялся. Сзади громко трещало пламя.
— Кого? — переспросила Верка. — Одного ребеночка.
По высокой траве от лечебного корпуса к ним бежала Елена Борисовна.
— Господи! — кричала она. — Что случилось? Ну зачем ты туда пошла?
Будто Верка была виновата во взрыве.
Олега Владиславовича не было. Так и не пришел к воротам. Почему? Катастрофа какая-то! Ведь неизвестно, что делать, что можно говорить, а о чем лучше промолчать.
Верка чуть с ума не сошла. «Батюшки, я свихнулась! У меня крыша поехала!» Сказать это можно было лишь одному толстому очкарику по имени Олег Владиславович, хотя и он может притворяться. Все здесь притворяются.
Если у тебя крыша поехала или случилось психическое заболевание, бояться уже не стоит. Зачем бояться? Маленькие детеныши взрывают больницу, а в морге лежит девушка без внутренностей…
«Я ведь ребенок, правда? Мне хочется в куклы играть! Впрочем, я, наверное, преувеличиваю. В куклы мне играть не хочется, а хочется, чтобы кто-то умный и добрый купил мне компьютер, а еще лучше ноутбук, чтобы можно было в электричке играть…
Правда, в электричке у тебя этот ноутбук сразу же отберут — кто вступится за глупую пацанку?
О чем я только думаю? При чем тут ноутбук?»
Обняв Верку за плечи, Елена Борисовна повлекла ее за собой в приемный покой, там завела в душ, что-то спрашивала, но Верка плохо слышала. Она только кивала, соглашаясь.
В душе Елена заставила Верку раздеться. Тут и сестра Татьяна прибежала с пластырем и борной кислотой.
— Это газ взорвался? — спрашивала Елена Борисовна, будто хотела убедить Верку именно в этом.
Верка не отвечала. Ей было немного смешно — ну откуда в морге газ?
— Там баллон стоял, — догадалась Елена Борисовна. — Правда?
Только тут Верка смогла заговорить и сказала:
— Не знаю. Я не видела.
— Это было для тебя неожиданно?
— Неожиданно.
— Вот тут посмотрите, Елена Борисовна. Ее стеклом порезало, — сказала Татьяна. — Может, шовчик наложим?
— Обойдемся, — поспешила ответить Верка. — Только это не газовый баллон.
— Ты переволновалась, Верочка, — сказала Елена.
— Я видела.
— Таня, — сказала Елена, — там в шкафу халат Гуськовой висит. Она у нас маленькая.
— А носки я ей свои дам, — подхватила Татьяна. — У меня есть вязаные, на случай холодов.
Татьяна убежала — крепенькая, будто выточенная из пробки.
— Ты уже большая девочка, — сказала Елена Борисовна, — и не очень счастливый человек. Поэтому ты должна понять: вся история с погибшей женщиной, а особенно после взрыва — слишком сложна, чтобы в ней разобрался наш сельский детектив. Скорее всего, он тебе не поверит. В худшем случае заподозрит тебя в каких-то кознях. Но в любом случае к разгадке мы не приблизимся.
Верка кивала, не глядя на Елену. И не могла решить, говорить ли ей о детеныше с гранатой.
— У тебя есть с кем посоветоваться? — спросила Елена.
— Он почему-то не пришел, — сказала Верка. — Я его ждала, он у ворот обещал меня встретить.
— Я не спрашиваю, кто этот человек. Надеюсь, ты мне сама расскажешь… что сочтешь нужным.
Пришла Татьяна, в руке носки, через руку — белый халат.
— Я зайду к бабе Элле, — сказала Верка.
— А потом Ванечка отвезет тебя домой. На своей «восьмерке», — сказала Елена Борисовна.
— Ой, как здорово!
— Не ехать же тебе в электричке в одном халатике! — сказала Татьяна. — Конечно, подвезет!
Елена дошла с Веркой до палаты, чуть придерживая ее под локоть на всякий случай.
Глава 7
В бабиной палате царила паника.
Сама баба Элла сидела на кровати, свесив босые ноги, и громко требовала:
— Кто-нибудь, в конце концов, даст мне ответ: где моя внучка? Что вы с ней сделали?
Увидев Верку, баба Элла тон не сбавила.
— Я слышала ужасный взрыв! — заявила она. — Почему мне никто ничего не рассказывает?
— Да здесь она! — крикнула Клавдия Семеновна.
— Я здесь, бабушка! — поддержала ее Верка.
— Тебя что, ранило? — опомнилась баба Элла.
— Нет, я целая.
— А почему тогда в одном халате?
— У меня платье порвалось.
— Да ты что, с ума сошла? Ты понимаешь, что оно у тебя последнее? У меня нет денег тебе каждый день по новому платью покупать!
Бабушка входила в раж, будто залезла на высокую трибуну. Сейчас начнет кого-нибудь разоблачать.
Елена Борисовна, будто заранее знала, заглянула мимоходом, пробегая по коридору, и сказала:
— Девочка совершенно ни в чем не виновата!
— Да уж, разумеется! — откликнулась баба Элла. Она посмотрела на Верку, как Наполеон на блоху, и приказала: — Садись и смотри.
Верка села. Баба Элла протянула ей фотографию, небольшую, поляроидную. И зашипела, предупреждая: показ секретный!
Верка сразу узнала фотографию. Ее показывал милиционер, а потом, видно, забыл взять.
— И что? — спросила Верка.
— Неужто забыла?
— Я ее видела?
Верка сразу встревожилась, как заяц, который почуял волка, но еще не догадался, с какой стороны он идет.
— Папаню знаешь? Ну, Папаню?
— Еще бы не знать.
Баба говорила шепотом, чтобы не слышали соседки по палате. Правда, почти никого не было, а Клавдия Семеновна торчала у окна, смотрела на пожарную машину.
— Он же ее из Северодвинска привез! У лейтенанта увел! Это так судили, что его оттуда выселили, а может, и сам убежал. Точно не знаю, чужие дела меня не интересуют.
«Вот именно, — подумала Верка. — А что же тогда тебя интересует?»
— Как ее зовут? — спросила Верка.
У нее уже зародилось подозрение. Она же не дура, простите.
— Ее? У нас фотография должна дома быть. Она с Маринкой и этой, ну как ее… Устиновской! Три боевые подруги!
— Как? Ее? Зовут?
Если надо, Верка может спрашивать, как следователь на важном допросе.
— Как? — Баба задумалась. Она не притворялась. Просто забыла.
— Оксаной? — не выдержала Верка.
— А ты откуда знаешь? Вспомнила, да? Вспомнила?
— Так Оксаной?
— Ну а как же еще? Оксана. Они с Папаней сначала хорошо жили, он даже не пил. Представляешь?
— Баба, даешь слово, что на фотографии изображена Оксана, жена Папани и мамина знакомая?
— Никаких слов я тебе не дам. Я старая женщина, пожилая, у меня здоровье подкачало.
Баба притворялась немощной и растерянной. Боялась.
— Ты что-то знаешь?
— Да кто мне скажет? От меня всё таят.
— А что случилось с этой Оксаной? Почему я не знаю? Почему я о ней не слышала?
— А она пропала, — просто сказала баба Элла. — За год до твоей мамочки.
Баба Элла — папина мать, не мамина, поэтому она не переживала. Вот отца она всегда защищала. А маму ей не жалко. Она ее никогда не любила.
— Дай фотографию.
— Да забери ты ее! На черта она мне сдалась? Сама милиционеру отдашь.
— Она пропала — и не нашли?
— Папаня даже спился с горя. А теперь вот нашли. И зачем только ее взорвали?