— И что будет дальше? — Усмехнувшись, спрашивает она.
Комочек пепла падает на пол, на валяющиеся под ее ногами смятые шторы.
— Хотел бы я знать. — Признаюсь честно.
Хотя прекрасно понимаю, что девушка имела в виду не предстоящее дело, а нас с ней — ее и меня.
19
Честно говоря, я и не знаю, труднее теперь будет изображать его девушку или, наоборот, станет легче. Всё перепуталось. Между нами. И внутри меня самой… Будто давно точившая сердце вредоносная программа была обезврежена. Или кто-то очень заботливый чудесным образом смог сбросить настройки моего организма до заводских.
Так сложно. Так легко. И все время хочется улыбаться.
Немного похоже на сумасшествие.
— Что тебе взять? — Спрашивает Глеб, застегивая рубашку.
Мы проснулись ближе к обеду и пропустили завтрак, поэтому теперь приходится в спешке решать все рабочие вопросы.
— Не знаю. — Задумчиво пожимаю плечами. — То же, что и тебе.
— Хорошо. — Кивает он. — Сейчас спущусь в ресторан, а ты иди сразу к ребятам.
Мы не смотрим друг другу в глаза. Виной тому стыд и смущение, а еще мне просто хочется целовать его всякий раз, как вижу.
— Думаешь, все получится? — Подхожу ближе.
Глеб возится с галстуком.
— Ты же сама понимаешь. — Его лицо приходит в напряжение. — Пятьдесят на пятьдесят. Если он заинтересовался, то сам найдет меня. Поэтому я и должен сейчас идти.
— Знаю. — Произношу тихо и подхожу ближе. — Позволь мне.
Беру в руки ленты галстука и аккуратно перекидываю их друг через друга, закручивая в красивый узел. Чувствую пристальный взгляд на своем лице и застенчиво поджимаю губы. Каким-то чудесным образом ему постоянно удается разгонять по моему телу миллионы мурашек одними лишь глазами.
— Кто это сегодня был? — Спрашиваю хрипло. — Ну… Я имею ввиду… со мной.
— Ты о чем? — Он внимательно следит за моими руками.
— Ночью. — Приходится прочистить горло, так сильно волнуюсь. — Ты или Матвей Палыч?
Воспоминание о горячем колхознике вызывает у меня смущенную улыбку.
— Я. — Отвечает Глеб твердо. — Или ты думала, что я стал бы тебя делить с кем-то еще?
У меня ком встает в горле. Поднимаю на него взгляд и застываю.
Значит, мне не показалось: наш секс действительно был исповедью. Был настоящим откровением не только для меня, но и для него.
— Нам пора, — так и не дождавшись хотя бы какой-то вразумительной реакции на свои слова, Дымов перехватывает мои запястья.
— Конечно. — Соглашаюсь я.
И мы остаемся недвижимы. Смотрим, смотрим в глаза, буквально обдирая друг друга до мяса невысказанными эмоциями. Но поцелуем это так и не заканчивается. Мы оба не уверены в том, серьезно ли то, что происходит между нами, и не знаем, как на это в данных обстоятельствах реагировать.
— Либо да, либо нет. — Хрипло говорит Глеб и отпускает мои руки. — Сегодня все разрешится.
— Угу. — Опускаю голову, беру сумочку и направляюсь к двери, осторожно переступая через обломки стула.
Горничной вряд ли понравится то, что она увидит в нашем номере. Решит, что мы какие-нибудь извращенцы или вроде того. Ну, да ради Бога. Мне всегда было всё равно, что обо мне подумают. Вообще, фиолетово на всё, что происходит вокруг. Но сегодня… Даже не знаю…
Сегодня ночью меня любили.
И вряд ли для описания этого процесса подойдут какие-то другие слова, которыми я пользовалась прежде. Я чувствовала это каждой клеточкой своего тела, доверяла, открывалась, отдавалась полностью и впускала в себя, не боясь поранить душу. Хотя именно она, моя душа, сейчас и страдает сильнее — потому что больше тела требует продолжения этого полета в невесомость. Именно она чувствовала себя сегодня нужной, видимой и по-настоящему любимой.
— Всем привет!
— Почему ты не пришла вчера? — Свят набрасывается на меня буквально с порога. Остальные мужчины заинтересованно оглядывают мой наряд. — Я так ждал от тебя рассказа, как все прошло!
Плотно прикрываю за собой дверь в штаб-квартиру и прохожу. Под их пристальными взглядами скидываю пиджак и бросаю на спинку стула. Темно-красное платье длиной до колена и с рукавами в три четверти застегнуто наглухо, почти до основания шеи. Оно призвано скрыть синяки на моих руках — следы вчерашней борьбы с Глебом, а также алые разводы чуть ниже ключицы — результат его же не осторожных лобызаний. Попросту говоря, засос.
— У меня не было сил, Свят. — Смотрю на него серьезно.
Мой взгляд говорит: «пожалуйста, не лезь».
— Хорошо-хорошо. Ну, все нормально, да? Он же приходил к тебе в номер? Блин, если он тебя чем-то обидел, ты только скажи.
Брат отходит к окну.
— Нет. — Не рассказывать же ему о своей истерике? И не говорить при всех присутствующих, как я хлестала вчера вечером их босса по щекам, а еще колотила и даже царапала? — Вадим меня не обидел.
Сажусь на диван.
— Ну, ладно. — Немного успокаивается брат. — Жалко, что я не видел вас, зато мы побывали у него в номере. Порылись немного, кое-что прихватили. Я там еще видел фотку его новой жены.
Не знаю, почему, но мне неприятно колет сердце.
— И что? — Ерзаю.
Брови сами сходятся от напряжения на переносице.
— Ничего. — Свят виновато прикусывает губы.
Оглядываю собравшихся. Старик и Макс за круглым столом раскладывают карты, тот тип, которого представили Егором, что-то размешивает в кружке (кстати, какая у него, вообще, роль в этом деле?), Фил работает на ноутбуке, разложив вокруг себя склеенные из кусочков кассовые чеки.
— Кофе? — Спрашивает меня Егор.
— Не откажусь. — Благодарно киваю.
Этот мужчина чем-то напоминает мне Глеба: высокий, широкоплечий, подтянутый. И глаза такие же светлые и теплые.
— А ты хорошо сегодня выглядишь, Сонь. — Замечает мой брат. — То ли этот стиль в одежде тебе подходит, то ли… не знаю… Короче, ты посвежела.
Чувствуя, как загораются щеки, я негромко прочищаю горло.
— А ты… чем, вообще-то, занят там? — Вытягиваю шею.
На подоконнике разложены стопочками какие-то бумаги и несколько купюр.
— Упражняюсь. — Отвечает он дерзко.
— И в чем интересно?
Макс не удерживается от смешка:
— Тебя застукали, малец!
— Что там, Свят? — Злюсь я.
— Делаю «куклы», а что? — Брат оборачивается. В одной руке у него стопка аккуратно нарезанных под размер купюры тонких листов, в другой несколько пятитысячных банкнот, которыми он собирается обложить их с двух сторон, чтобы перетянуть банковской лентой. — Нужно уметь делать это аккуратно, вдруг пригодится?
— Лучше бы занялся уроками! Я же просила…
Передо мной вырастает крупная фигура Егора:
— Кофе.
Шумно выдыхаю с досады.
— Спасибо. — Принимаю кружку.
Он садится рядом и с улыбкой оглядывает меня с головы до ног.
— Потрясающе выглядишь, кстати.
Недоверчиво смотрю на него и делаю глоток ароматного напитка.
— С-спасибо.
Мужчина складывает руки в замок.
— Так как ты оцениваешь наши шансы?
Качаю головой. Меня начинает знобить от одной только мысли, что, если все не сорвется, то мне придется еще раз увидеться с Майором.
— Хорошо, если, конечно, я всё не испортила…
— Думаю, без тебя вообще ничего бы не вышло. — Говорит он вполне искренне.
— Мы общались с ним вчера вечером у меня в номере. — Тяжело вздыхаю. — И мне показалось, что он заинтересовался.
А еще говорил, что любит, хочет всё вернуть, бросить жену ради меня и прочее-прочее-прочее, что совершенно не гарантирует нам успех операции.
Егор кивает.
— Он согласится на участие, я чувствую это.
— А… — Не знаю, как сформулировать свой следующий вопрос, поэтому отхлебываю горячий кофе. — Какая у тебя специализация? Можно на «ты», да?
— Да. — Обаятельная улыбка делает его лицо очень открытым и приятным. — Я… ищейка или что-то вроде.
Еще один короткий смешок Макса приводит меня в замешательство.
— Ты… — пожимаю плечами, — ищешь объекты, разрабатываешь операции?
— Хм… — Растерянно усмехается он. — Можно и так сказать. Но я не часто работаю с Глебом. Вообще-то, это первый раз, когда я вынужден лично принять участие.
— Интересно. — Улыбаюсь я.
— Красивое. — Вдруг говорит он.
— Что? — Не понимаю.
Но тут же перехватываю его взгляд.
— Я про кольцо.
— А… это. — Бросаю взгляд на играющие в камне солнечные отсветы. — Просто реквизит. Всё ведь должно быть правдоподобно, понимаешь?
— Позволь. — Егор мягко берет мою руку, рассматривает колечко со всех сторон, затем поднимает глаза на меня.
Выглядит он при этом немного озадаченным.
— Интересно, во сколько же обошелся моему брату этот реквизит? — По-доброму, но как-то очень хитро улыбается.
Ничего не понимаю. О чем это они?
— Я даже отсюда вижу, дорогая, что это настоящий бриллиант, — деловито кряхтит Марк Иосифович.
— Да? — Я прячусь от их взглядов, опустив голову и уставившись на кольцо.
Интересно, что бы это все значило?
— Правда? — Восклицает Свят запоздало.
— Не поняла… — Облизываю пересохшие губы. — А ты сказал «моему брату». Глеб он…
Поворачиваюсь к Егору.
— Да. — Кивает он. — Сводный. По отцу. Наши родители поженились, когда мне было всего три года. Потом родился этот засранец.
Я улыбаюсь.
— Понятно. Вы чем-то похожи.
— Вовсе нет. — Морщится мужчина.
— Нет, я серьезно.
Он тяжело вздыхает.
— Буду рад, если дело выгорит. Мне очень не хочется, чтобы Глеб продавал дом, который купил своей матери, чтобы помочь мне деньгами.
— Это тот дом, что в поселке? У моря?
— Угу. — Он берет со стола свою кружку и отпивает кофе.
— Красивый. — Признаюсь я. — А почему она не живет там?
— Хм. — Мужчина задумывается ненадолго. — Наверное, он сам должен об этом сказать.
Перед глазами встает неприступный, суровый Глеб, который ни за что не пустит никого в свою душу.