Не хватало ещё, чтобы я решила, что моя свадьба с Бо — ошибка.
Впрочем, и его видеть сейчас тоже не хочется; быть может, он всё-таки был прав, когда решил временно съехать — мне действительно нужно время привести голову в порядок.
На основную работу тоже решаю не возвращаться — скорее всего, Николай Александрович всё равно ещё не вернулся с объекта, а я туда уж точно не поеду. Поэтому я просто звоню ему и говорю, что плохо себя чувствую (в какой-то степени это ведь так), и прошу разрешения уехать домой. Босс хмыкнул, но всё же дал «выходной», даже если ему и не нравилось то, что со мной происходит последний месяц. Я просто надеялась, что он, как и Богдан, спишет всё это на предсвадебное волнение.
Дома переодеваюсь в удобные шорты и топ и честно трачу целых десять минут на йогу, потом ещё столько же на обруч — в общем, пытаюсь отвлечься, но почему-то ничего не выходит. Решаюсь на крайние меры и впервые за последние несколько лет готовлю настоящий ужин — не какой-нибудь травяной салат, который обычно норовит выйти обратно, а настоящую еду. В моём холодильнике всегда хранятся и калорийные продукты — ведь Богдану не нужно соблюдать диету — поэтому я вытаскиваю говядину и тушу её вместе с картофелем в мультиварке. Такое нехитрое блюдо мама в детстве часто готовила мне, когда я болела — почему-то никакие бульоны в меня было не впихнуть, зато тушёное мясо всегда шло на ура. И пока ингредиенты тушились, а руки и мысли больше не были заняты готовкой, не зная, чем себя занять, кошусь в сторону телефона. Пальцы сами хватают гаджет и набирают номер мамы, и вот в трубке уже раздаются гудки.
Не помню, когда в последний раз я так душевно разговаривала с родителями; конечно, мама немало удивилась тому, что я стала вспоминать собственное детство вместо того, чтобы отделаться парочкой каких-нибудь шаблонных вопросов. Но я чувствовала в её голосе радость, и от этого меня накрыло чувство вины: родители всегда и во всём поддерживали меня, а что сделала для них я? Звонила два раза в месяц?
Что я за человек?
За разговором время пролетает совершенно незаметно; отрываюсь от телефона лишь, когда слышу настойчивый стук в двери — будто кто-то в неё головой долбился. Прощаюсь с матерью, обещая звонить чаще — выбить из меня обещание приехать она не успевает — и хмуро иду в коридор: если это снова сосед снизу, которого я раз в месяц стабильно «заливаю», пусть лучше сразу молится, потому что моё терпение на пределе.
Но всё оказывается гораздо прозаичнее: на пороге своего дома я вижу Матвеева, да не одного, а с группой поддержки — пьяной в хлам группой, которая едва на ногах стоит. Не без раздражения замечаю на себе их любопытные взгляды — видимо, «прицениваются».
Зачем он притащил их с собой? Думает, что при свидетелях я не смогу его отшить? Или настолько не уверен в собственных силах?
Если честно, не помню, что именно я говорила — помню только, что была чересчур эмоциональна и неоправданно груба; я видела, как его лицо снова становится злым и… решительным, что ли. Уж не знаю, с чем это связано — ему не понравился мой выпад в его сторону, и он продумывает план мести, или его просто раньше никто не отшивал (ещё бы, такой красавчик…), да и это не моё дело. Я просто захлопываю дверь перед всей этой дурдом_командой и чувствую, как меня начинает трясти мелкой дрожью, потому что хоть я и произнесла свою пламенную речь со злостью, на самом деле мне было жутко больно. Я никогда раньше не задумывалась об этом, но ведь Богдану не пришлось меня добиваться: у него был статус, у меня — внешние данные — мы идеально друг другу подходили. Я совершенно забыла, что «простым смертным» иногда приходится сражаться за собственные чувства всеми возможными способами. Меня никогда и никому не приходилось добиваться — во время учёбы я ни на кого не обращала внимания, потому что было не до этого, ну а с Бо у нас просто взаимовыгодное соглашение.
И вот сейчас, когда в мою жизнь ворвался Костя, который настойчиво не желал сворачивать с пути, мне начало казаться, что я слишком много важного в этой жизни упустила. Я много добилась, не спорю, но потеряла ещё больше. Я ненавижу ошибаться и тем паче признавать собственные ошибки, а дать Косте «зелёный свет» как раз и означало признаться самой себе в том, что вся моя настоящая жизнь — сплошная фикция, состоящая из красивых иллюзий и сахарной ваты. Я слишком многим пожертвовала, чтобы теперь просто взять и отказаться от неё; если мне суждено страдать от того, что в моей жизни не хватает любви — значит, так тому и быть.
Я осторожно прислоняюсь к двери спиной и медленно сползаю по ней на пол, глотая солёные слёзы, заливающие лицо в три ручья. Очень хотелось открыть дверь и кинуться за Матвеевым следом, но я не могу позволить себе такого; вместо этого я сцепляю зубы до скрежета и сжимаю ладони в кулаки до боли — так сильно ногти впиваются в кожу. Единственное, что позволяю себе — это поплакать и выпустить из себя хоть немного той боли, что мешала дышать.
Когда заканчиваются и слёзы, я поднимаюсь на одеревеневшие ноги и бреду в ванную, чтобы привести себя в порядок, но моё опухшее и покрывшееся красными пятнами лицо не может спасти ни вода, ни маски, ни морозный воздух на балконе. Раздражённо смотрю в зеркало на свой красный нос, когда слышу новый стук в дверь — на этот раз довольно сдержанный. В душе теплится надежда, что это снова Костя, хотя теперь я вряд ли смогу его так просто отшить, если он решит заново попросить «дать ему шанс».
Распахиваю дверь и вижу… Богдана.
Который мои слёзы ожидаемо принимает на свой счёт.
Мне приходится проглотить раздражение, потому именно сейчас всё, чего я хочу — это остаться одной, и я пытаюсь спокойно объяснить Аверину, что сейчас не лучшее время для разговоров. Но мы с ним оба два слишком упрямых человека, которые в нужный момент не могут нажать на тормоз и пойти на уступки или найти компромисс, поэтому вместо разговора у нас вышло выяснение отношений, которое закончилось грязной ссорой. Грязной, потому что мы оба сгоряча наговорили друг другу много обидных слов; не удивлюсь, если завтра получу от его секретарши официальное уведомление о том, что свадьбы не будет.
Что ли, взять пример с Кости и на недельку-другую куда-нибудь пропасть?
Скажем, к родителям?
Выдыхаю и качаю головой: я так не смогу. У меня ведь работа и куча обязанностей, которые я не могу оставить.
Но обо всём этом я подумаю завтра.
В эту ночь заснуть я так и не смогла, хотя глаза слипались, а голова трещала по швам от боли; просто сидела на кровати в оглушающей тишине и пыталась выбросить из головы Костю, который — самой себе могу признаться — был мне симпатичен. Он не пасовал перед трудностями и пёр к своей цели как танк, несмотря на то, что цель сопротивляется довольно жёстко.
К утру мне всё же удаётся поставить себя на ноги, взять в руки разболтанные нервы и кое-как подправить лицо — сегодня мои завистницы явно будут довольны и не упустят случая побольнее задеть меня. Но вот в чём прелесть подобных бессонных ночей — включается безлимитный режим пофигизма, и тебе просто становиться всё равно на то, что происходит вокруг. Плохо? В отдельных случаях — очень может быть. Но касательно мнения других — не думаю.
В конце концов, это мой личный режим защиты от внешнего мира.
В офисе Богдан ожидаемо со мной не разговаривает; даже больше того: он делает вид, словно меня и вовсе не существует — просто всякий раз проходит мимо, то разговаривая по телефону, то читая какие-то бумаги, хотя раньше ему это не мешало уделить мне внимание. Но в этот раз и я вела себя совершенно по-другому: я не спешила за ним, пытаясь искупить вину, и не стелилась ковриком — просто копировала его собственное поведение.
С той лишь разницей, что я просто проходила мимо с гордо поднятой головой.
К концу дня это начало его раздражать, если судить по тому, как ходили желваки на его лице, но я упорно продолжала настырничать.
В этот раз ни за что не пойду мириться первой.
К концу рабочего дня я больше напоминаю себе выжатый лимон — в эмоциональном плане — и уже из последних сил плетусь на парковку к служебной машине, которая отвезёт меня домой к тёплой расслабляющей ванне, ужину, который я вчера приготовила, но так и не оценила, и полной тишине и неограниченности. Весь путь до дома проделываю в полудрёме, и не сразу выбираюсь наружу на парковке уже возле своего дома.
Со второго раза, если быть точной.
А если ещё точнее, с помощью чужой руки, которая подхватила меня под локоть и попросту выволокла из салона автомобиля.
Секундное замешательство, и я вижу перед собой лицо Кости, который рассматривает меня со смесью интереса и наглости.
А когда удаётся собрать мысли в кучку, чувствую его руки на собственной талии, которые забрались под пальто.
Слишком близко и слишком жарко.
— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю удивлённо.
Усталость как рукой сняло.
— Хочу предоставить тебе пищу для размышлений, — ухмыляется он уголком губ. — Ну и надо же тебе с кем-то сравнивать своего жениха.
Краем сознания замечаю, что из его поведения словно ветром сдуло осторожность и сдержанность — он будто просто выключил эти свои качества, оставив только решительность, наглость и самоуверенность.
Совершенно другая версия Матвеева.
Будто в замедленной съёмке наблюдаю, как Костя наклоняется ко мне с очевидными намерениями — медленно, чтобы я в полной мере осознала, что сейчас произойдёт — а я даже пошевелиться не могу, хотя безусловно должна отпихнуть его или даже ударить, как в прошлый раз. Но вместо этого я позволяю его губам накрыть мои и чувствую прошивающий насквозь удар электрического тока — так было, когда я случайно наступила на оголённый провод во время ремонта. Не получив с моей стороны сопротивления, Костя смелеет ещё больше и углубляет поцелуй, а его руки сходятся капканом уже где-то в районе моих ягодиц. Его пальцы впиваются в меня даже сквозь тонкие колготки и платье, прижимая к телу парня, от которого я получаю электрические импульсы, и вот я уже сама не замечаю, как прижимаюсь к нему, обхватив руками за шею. Это напоминает безумие, которое я потом спишу на усталость, невменяемое состоянии или что угодно ещё, но сейчас я хочу в полной мере ощутить этот чувственный и невероятно обжигающий поцелуй. Мне кажется, если бы где-то рванула трансформаторная будка — искр было бы в миллиард раз меньше, чем между нами сейчас; я задыха