В день отправки опять влез поперек доли Берестов – пообещали ему ранее невиданные им ампулометы, заковыристые агрегаты, состоящие из трубы на примитивном станке. Стреляли они стеклянными шарами с килограммом самовоспламеняющейся на воздухе горючей жидкости КС. Вышибало шар из ствола выстрелом холостого охотничьего патрона, а попав в цель и разбившись, расплескивал смесь вокруг, и она бодро вспыхивала. Самовозгорающейся смеси в хрупких стеклянных шарах только и не хватало медсанбату!
Взвинченный и запаренный, несмотря на зверский мороз, Быстров, и так изрядно замороченный хлопотами отъезда, с трудом сдержался, чтобы не возопить дурным голосом, чехвостя старательного не ко времени капитана прилюдно.
Только то остановило, что рядом сновали посторонние и подчиненные, а военврач второго ранга помнил про этику. Дорвутся ли до медиков враги, сумеют ли старые мужики, всученные в санитары, попасть куда надо из такого странного агрегата – вопрос большой. А вот таскать в багаже медсанбата хрупкие стеклянные шары со сгущенным керосином, который горит почти как термит и вспыхивает от соприкосновения с воздухом, начМСБ не хотел категорически. Только пожара от десятка литров КС не хватало!
С сотней хлопот, – а отправились, вроде не потеряв и не забыв чего важного.
Сначала было непонятно, куда направлены. Потом стало ясно – на Сталинград.
И как прибыли, так сразу же пошли вперед. В городе плотно сидела куча злых, голодных, больных и замерзших немцев. Дрались они отчаянно, но до Волги так и не смогли пробиться толком. А прибывший корпус врезал по обеспечивавшим фланг немцев румынам. И совершенно неожиданно для начальника медсанбата проломил с самыми малыми потерями оборону, стремительно рванув по тылам. Скоро стало известно – с противоположной стороны города точно так же прут навстречу другие соединения РККА, то есть немцам явно светит мешок – или котел, кому как нравится.
Полностью МСБ развернули перед началом наступления, а оказалось, что вхолостую, чему медики были очень рады, окружив прибывших малочисленных раненых заботой и вниманием, невозможным при густом потоке пострадавших. Пришлось быстро сворачиваться и поспешать следом за боевыми частями, першими вперед оголтело.
Сначала Быстрова удивило то, что в заснеженной степи густо попадались битые танки, не понял, почему так мало раненых, потом понял – это следы боев по прошлому году, потом уже пошла битая техника незнакомых очертаний и с непривычными опозновательными знаками – румынская, конечно. Со всеми делами устраивать экскурсии было некогда, но вот начштаба явно попал в свою стихию и чувствовал себя как рыба в воде, моментально воспользовавшись навыками трофейщика.
Мало того – с его подачи и разрешения вышестоящего начальства два десятка легкораненых были оставлены при медсанбате в команде выздоравливающих, чтобы как ценные спецы по излечению вернулись в свои подразделения. И большая часть из них в игрища капитана Берестова включилась с азартом, мальчишки же тоже.
Быстров только диву давался. Ему было странно, что с одной стороны, начштаба, например, не понимал, что надо документировать свои ранения как положено и потом это будет делать сложнее, это сейчас вроде легкое ранение – пустяк, а по мирному времени вовсе не так выходит, там от любой царапины публика в обморок падает, легкое же ранение – далеко не царапина, тем более – полученное во время боевых действий.
С другой стороны, в память запали случайно услышанные слова танкиста с орденом Красной Звезды на груди и рукой на перевязи, который не заметил медика и поделился своими впечатлениями с товарищами таким образом:
– А капитан уже вполне жуковито соображает! Годный вполне хоботун!
И это прозвучало как самая искренняя похвала.
Единственно, что смущало – не подведет ли под монастырь своими эскападами парень с простреленным лицом? Медсанбат что-то уж больно быстро стал набирать трофеи, по недавнему времени такое и боевому полку бы не снилось. С другой стороны, пяток французских грузовиков оказался более чем полезным приобретением. И это только то, что в глаза кинулось. И да, Быстров чуточку напугался, когда размечтавшийся капитан помыслил вслух, что здорово было бы с помощью танкистов из команды выздоравливающих оживить хотя бы один танк, простоявший тут с прошлого года. И пару дней военврач второго ранга посматривал – не появился ли уже в хозяйстве реанимированный танк. Потом наваждение прошло, а опасение все-таки осталось.
Капитан Берестов, адъютант старший медсанбата
Наконец-то судьба улыбнулась ему – и самой широкой, в тридцать два зуба, улыбкой. Мало того, что удалось не потерять никого во время переброски к фронту (еще и трое приблудилось пехотинцев, отставших от своего эшелона – то ли случайно, то ли по умыслу), так и развертывание перед наступлением прошло более-менее гладко. А потом оказалось, что планируемое количество раненых было рассчитано ошибочно – в расчете на немецкое сопротивление, а надо было бы делить на румынский коэффициент. В итоге вышло красиво – работы медикам, считай, и нету, можно было делать то, что обычно невозможно из-за постоянной перегрузки нечеловеческой, а именно – проверить умение личного состава, поучить его всякому полезному как следует, не ужимаясь, не урывками.
И начал капитан с шоферов. Паршивое дело, когда водитель блуждает со своей машиной, не понимая, куда ему ехать, или выбирает идиотский маршрут, слишком длинный, или – наоборот, срезая по-дурному, вваливаясь в непролазную грязь или снег и застревая там вместе с ранеными, для которых часики тикают не секундами, а драгоценными каплями крови, вытекающими из ран, просачивающимися через спешно наложенные повязки. Каждая минута дорога, когда речь идет о медицинской помощи, и глупая потеря времени работает, как немецкий пулемет с обученным расчетом, добивая раненых без пощады.
Потому капитан усилил учебу для транспортного взвода, помогая в этом его командиру. А попутно и сам садился в кабину к тому или иному шоферу, обучая его на местности отыскать тот или иной путь и вернуться на базу максимально быстро. Сначала публика подумала, что любит увечный на машинах кататься, многие-то до войны и вблизи технику не видали, не то чтоб как баре ездить, потому по себе судили. Но ошиблись.
Начальству своему он прямо сказал, что еще и затем так делает, что сейчас может добыть для своего медсанбата очень много чего полезного, благо и приказ январский прямо теперь разрешал боевым частям использовать трофейное имущество.
Военврач второго ранга Быстров по примеру доисторического и социально неблизкого царя Соломона принял мудрое решение и не то что завизировал действия своего подчиненного, но, во всяком случае – не препятствовал. Надо заметить, что и начальство бригадного уровня на это смотрело сквозь пальцы и даже где-то поощрительно, особенно, когда трофеи не служили личному обогащению, а повышали боеспособность.
С первой же выездки Берестов привез несколько бочек бензина, сняв вопрос о лимите топлива на учение. Со второй поездки приехал пустым (пяток винтовок он и сам не считал добычей достойной, просто вылез из кабины и выдернул воткнутые стволами в сугроб по краю дороги, не смог проехать мимо), а наоборот, забрал с собой и другого шофера. Вернулись цугом, волоча посторонний советский грузовик на буксире, правда, опознавательные знаки на прибылом почему-то были румынские. В кузове топырилось странное сооружение, похожее на зенитную установку, но почему-то пулеметов в ней было три, и это были не совсем привычные глазу максимы.
– Это еще что? – логично удивился Быстров.
– Танкисты подадиви, – бодро ответил Берестов. И дальше военврач с трудом, но понял из возбужденной радостной речи капитана, что это поломанная машина, но починке подлежит и силами транспортников будет приведена в порядок за пару дней, заодно отработают изучение матчасти отечественной грузовой техники, а сверху торчит – строенная зенитная установка из пулеметов Владимирова, делали такое в Сталинграде прошлым годом от бедности и отчаяния. Пулеметы тоже неисправны, но опять же грузовик в хозяйстве нужен, а пулеметы он в порядок приведет.
– Отберут ведь? – усомнился военврач. И тут начштаба с удовольствием пояснил, что вряд ли – сами же танкисты и отдали. У них сейчас исправных машин несколько сотен уже взято, да и пулеметы эти – авиационные, чужие. Тут капитан горестно вздохнул и пояснил, что хотел прибрать несколько французских крупнокалиберных зенитных пулеметов, но вот их скупердяи гусеничные категорически воспретили даже трогать и захапали себе. Хамы бронированные.
Быстров только носом посопел, очевидно, представляя себе бурелом и мешанину в ведомостях на вооружение. И как в воду глядел.
Отрабатывая взаимодействие с полковым медицинским пунктом танкистов, Берестов прибыл туда очень вовремя – корпус продолжал двигаться вперед, катил катком, начальник ПМП развернуться даже не успел (или не захотел), и нашел его неугомонный капитан как раз там, где оказалось очень уместно – а именно в автопарке румынском, где стояло вроссыпь две сотни заснеженных грузовиков, даже еще не оприходованных. Обилие трофеев сделало мазутников щедрыми (а равно и довод о том, что при наличии автотранспорта эвакуация раненых героев с ПМП будет моментальной и безостановочной), и уже до вечера пять не самых новых, но вполне годных грузовых «Ситроена» были представлены пред ясны очи начальника медсанбата, благо зампотех танкистов к просьбе своих медиков отнесся с пониманием.
Военврач глянул на прибыток, вздохнул и неожиданно произнес:
– Больно уж все хорошо идет.
– Компенсасия. За те годы, – постарался успокоить его Берестов. Особенно горевать военврачу было некогда, потому как не одно, так другое – медсанбат, пыхтя от усердия, догонял стремительно идущие части корпуса. Разворачивался, тут же практически – сворачивался и опять догонял. Встреча в заснеженной промороженной степи своих прущих навстречу стала праздником. Все. Завязали оккупантам мешок. Теперь немцы и всякие их сателлиты были отрезаны от и так убогого из-за бездорожья зимнего снабжения.