Зато шоферу той санитарной машины, на которой привезли его в МСБ, старшина искренне желал набить морду за вождение паскудное. Пока этого сделать никак не получалось, но зло Волков затаил, а это означало одно: будет время – и расплатится с процентами. И зла старшине хватит, даже и поднакопится.
Пока надо было учиться многому. Особенно хотелось Волкову уметь машину водить, дело это было для крестьянина очень почетное, денежное и чистое. После войны – самое оно, баранку крутить. Все девки наши! Но эта хитромудрая механика требовала учебы, и старшина вовсю корячился, старательно вникая в хитрости кардана и карбюратора, слова-то какие несуразные, покушать плотно надо, а то не запомнить. Кроме трех кухонь (две полевые, на колесах, а одна – переносная, с ручками) было в хозяйстве у Волкова и два грузовика, оба – советские, причем на одном гордо красовалась зенитная установка с тремя пулеметами. И работе с ними тоже надо было учиться, потому как максим пехотный на станке соколовском старшина знал очень неплохо, но тут совсем другой компот был, зенитная стрельба в небо по самолету требовала совсем других знаний. В свободную минутку приходил и Берестов, разбирались вдвоем. Сами пулеметы были с подачи комиссара уже исправны, починили их в рембате и даже зенитный прицел, кружевной, на паучью паутину похожий, присобачили, но опробовать их все никак не получалось.
Потому, когда в санбат притащили злобно ругающегося разведчика с раздробленным плечом, старшина увидел блестящую возможность попробовать машинки в деле. Даже за капитаном сбегал. И тот не замедлил явиться и выслушать возбужденные рассказы прибывших с раненым сослуживцем разведчиков.
– Снайпер, сука! Извините, тащ капитан! Вырвалось! Там дорога мимо леса идет, за лесом – болото, пехота там сидит где посуше, сплошной обороны нет, вот он и повадился, тварь. Мы с поиска уже шли – и вот, Сереге плечо прострелил. Там он что ни день кого-то зашибает!
Капитан определенно навострил уши. Позавчера там же санитара подстрелили, когда с ПМП ехали. Того – насмерть. Прищурившись, внимательно Берестов глядел на рассказчика.
– Нам толковали, что пехота, дескать, сама его отловит, не наше дело это, а вот некому там им заниматься. Пехтуры осталось – кот наплакал, фронт ниткой держат, – продолжал злой разведчик непонятного чина, потому как был в мешковатом камуфляжном халате, как раз по-весеннему грязном.
– Может, выкатим нашу трехстволку – причешем? – заинтересовавшись, спросил Волков, которому очень хотелось опробовать свою огневую мощь.
– Замаешься чесать, старшина. Эта сволота с дерева лупит, не зацепишь если – он вниз и затаится. Близко подъедешь – так он тебя сам срубит, оптика у него. А издалека – поди угадай. Надо его так взять, чтоб точно не ушел, – буркнул уверенно пожилой вислоусый разведчик, до того помалкивавший.
– Посему – на дедеве? – подался к нему Берестов.
– А иначе там никак, тащ капитан, – очень рассудительно и очень спокойно сказал пожилой. И тут же пояснил:
– Там по дороге валяли полгода со всех стволов, да с авиацией сверху и наши, и немцы, и венгры – потому только посередке пройти и проехать можно, а на обочине всякого хлама полно, если с позиции лежа, или с колена, или стоя примеряться – не выстрелишь, загораживает бурелом от расщепленных деревьев, пни-выворотки и всякие телеги-грузовики, раскуроченные сплошняком.
– И подлесок сильно битый, – добавил злой разведчик.
– Да, и подлесок. А если на дерево залезть – то дорога как на ладошке, выбирай, кого шмякнуть. А сам он в ветках, за хвоей – поди угляди. Мы с автоматов лес обстреляли, да там метров пятьсот, для наших пулек – далековато, даже если б углядели – не попадешь.
– Съездите с нами снапеда этого взять? – спросил разведчиков капитан, совершенно непроизвольно почесав рубцы на правой щеке.
Разведчики – а их было тут пятеро – переглянулись, и пожилой степенно ответил:
– С нашим удовольствием, тащ капитан!
Берестов кивнул, поднялся и быстро ушел, бросив на ходу старшине короткий приказ покормить разведку. Те есть отказались, а чаю выпили с удовольствием. Только закончили – и капитан поспел, видать доложился по начальству, получил добро, теперь был готов к вылазке и рвался в бой. Сам командовать не полез, сначала спросил разведку, засекли ли они место, откуда снайпер работал, удовлетворенно хмыкнул, когда пожилой внятно сообщил, что явно с сосны – есть там как раз у поворота несколько этих очень удобных для засидки деревьев – с ровными сучьями и не голых по весеннему времени. Совместно решили машину оставить вне зоны действия снайпера, а подобраться тихо по краю леса, осматривая подозрительные деревья и прикрывая друг друга.
– Попрыгали! – неожиданно предложил пожилой, и разведчики, послушно встав, несколько раз подпрыгнули. Ничего у них не звякнуло, не брякнуло. Выразительно посмотрели на медицинское подкрепление. Капитан со старшиной тоже подпрыгнули несколько раз, хотя Волкову и дернуло спину. Ну не малые дети – ничего не загремело.
Залезли в грузовик и покатили, благо – недалеко, километров десять самое большее, а дорожка укатанная.
Остановились в километре от поворота, сосны видно, но далеко, зараза. Споро выгрузились и цепочкой ушли в лес вместе с капитаном, аккуратно пробираясь через весь бурелом на краю дороги.
Остались у грузовика старшина да водитель. Волков встал у пулеметов, зарядил, приготовился.
Подождал, как велели, десять минут, а потом, выставив прицел на километр, длинными очередями щедро прошелся по ярко-зеленым пушистым кронам сосен на повороте. Не успел порадоваться – заткнулся центральный пулемет, а потом сразу же – и левый заело. Ругаясь, стал исправлять машинки, благо похоже все было на пехотный максим и причины заеданий были те же – 24 основные и 48 – которые пореже бывают. Водила тем временем тормознул две машины с ящиками, что шли к фронту.
– Погодьте лезть, снайпер там, – солидно сказал он сержанту-артиллеристу, вылезшему из кабины первого грузовика.
– Да наплевать, не такое видали, – махнул рукой парень с черными петличками, хлопнул дверцей, и машины, взревев, бодро покатили по дороге, брызгаясь весенней грязью.
– Вот неслухи! – огорчился водила.
Старшина быстро привел в разумение пулеметы, все время держа ушки на макушке и слушая – как там, куда он палил? Но было тихо.
А уже когда совсем невтерпеж стало, коротко стрекотнула очередь из ППШ – очень уж узнаваемый звук у «папаши», и опять все стихло. Извелся весь, когда наконец увидал идущих от леса цепочкой капитана и разведчиков. Берестов нес бережно винтовку со снайперским прицелом, шедший следом за ним разведчик – сверток одежды с белевшим нижним бельем, дальше в цепочке был боец с сапогами в руке, пожилой шел без лишнего груза, а замыкающий – здоровенный детина – на одном плече легко тащил вещмешок, которого раньше у него не было.
Радостно вздохнул – от сердца отлегло.
Капитан Берестов, начальник штаба медсанбата
Командовать не было нужды, разведчики каждый свой маневр сами знали. Когда старшина по уговору отбарабанил несколькими десятками пуль по сосняку, сразу же и не теряя времени, развернулись в короткую цепь и поспешно, но тихо принялись чесать мысок леса на повороте. Снег, к сожалению, уже почти сошел весь – эта весна не в пример прошлой была куда дружнее, и следы венгерского разгрома проявлялись вокруг медсанбата все отчетливее. Так что следов на снегу не было, правда, разведчикам это не помешало, скоро один остановился, закружился на месте, что-то поднял с земли. Когда Берестов подошел к нему, на широкой, как лопата, ладошке лежал пяток гильз – две свеженькие, блестючие, да три – уже потускневшие. Непонятно, что за гильзы, не видел такие капитан раньше, но он себя спецом по оружию не считал, видел много, конечно, пока трофеи собирал, но был точно уверен, что еще больше – не видел.
Разведчики шустро осмотрели крону над головами – пусто, конечно, пожилой выразительно показал веревку, висевшую вплоть к стволу и перепачканную всяким сором, отчего на фоне коры и не видна была почти. Потом, словно охотничьи легавые закружились вокруг сосны метрах в 10–20.
И все молчком, тихо-тихо, словно привидения, а не люди. Сам капитан на фоне этих ребят казался себе сопящей коровой, ломящейся через лес с шумом и треском. И это чувство было неприятно.
Один остановился, жестом подозвал остальных. Последним подоспел капитан. Ничего не увидел, только разведчиков, стоявших вкруг пустого места и направивших стволы своих автоматов в центр. А потом тот, что подзывал, присел, схватился за что-то и дернул, словно дверцу погреба открывая.
А и впрямь дверца оказалась – плетенка из прутьев, а сверху как-то старая прошлогодняя трава и мох прицеплены – с двух шагов Берестов не увидел. А под плетенкой в узкой, тесной ямке, поджав ноги и обняв винтовку, лежал живой немец и испуганно смотрел на нашедших его.
– Хенде хох, – совсем не по-немецки, а скорее по-хохляцки сказал разведчик и повел стволом ППШ. Весьма выразительно получилось. Лежавший в ямке послушно выставил вперед ладошки. Непонятно зачем, но капитан отметил про себя, что на руках у фрица – перчатки неплохой кожи.
Самый шустрый ловко выдернул из ямы винтовку с закрытым кожаным футляром снайперским прицелом. И винтовка какая-то странная – вроде и похожа на румынские Манлихеры, а другая. Впрочем, это капитана не сильно удивило – среди нескольких тысяч собранных похкомандой винтовок Маузера вроде бы одинаковых по системе и патронам было с десяток самых разных образцов. От легоньких полицейских коротышек до тяжеленных длинных бандур.
– Ком хераус! – приказал разведчик и опять очень понятно показал стволом, куда вылезать. Немец послушно вылез, неотрывно глядя на срез кожуха ППШ перед носом.
– Nehmen Sie Ihre Kleidung, Schuhe und Unterwäsche aus, – велел боец, по возможности незаметно глянув в клок бумаги с записями. Немец аж перекосился, но тут ему пояснили: «Die nackt und barfuß nicht entkommen!» отчего он явно повеселел и стал поспешно раздеваться.