Майор Быстров выводы сделал правильные. Вкратце свои соображения изложил подчиненному, и тот их понял. Искать то, на что не положит глаз руководство и люди из боевых частей. То есть – подходящий трофей. Как ни искал тут – по местам жестоких недавних боев, ничего подходящего не нашел.
Несколько раз не без вожделения приглядывался к стоявшей под дорожным откосом громадной немецкой противотанковой пушке. Непривычно длинный ствол, длиной и видом с телеграфный столб, со здоровенным жбаном дульного тормоза явно мог продырявить любой танк, и, может быть даже – насквозь, сама пушка впечатляла его как военного человека своей чудовищной, нечеловеческой мощью. Могучий тягач валялся неподалеку кверху гусеницами, вокруг все было засыпано великанскими унитарными снарядами. Но очень смущали габариты и явно колоссальная тяжесть пушки. Колеса и станины громадины глубоко погрузились в грунт. Такое не припрячешь, и чтоб везти это чудовище, грузовичок никак не годился. Окончательно разочаровался, когда поговорил со знакомыми разведчиками, прибывших на очередное занятие немецким языком.
– «Амбарные ворота» – так немцы эту дуру называют. Или еще «пушкой охотников на танки», но хреново им получается охотиться, – самую малость свысока, капельку снисходительно принялись объяснять бравые ребята начштаба.
– Но мощная? – вопросил даже как-то жалобно.
– Очень. Лютая машина, чего уж.
– Вот, – кивнул капитан.
– Да. Только весит почти пять тонн, не каждая дорога и не каждый мост выдержат, и сектор обстрела маленький, а развернуть во время боя – взопреешь. Потому, если на нее танк выскочит на свою беду спереди, то танку хана, за два километра продырявит, как из винтовки консервную банку. Но если сбоку или вообще вне зоны видимости – так и все, бесполезное железо.
– А для чего вам пушка? – прямо спросил самый молчаливый разведчик. И все внимательно посмотрели на задумчивого капитана.
Берестов минуту подумал, решился и потом рассказал, как мог, про разгромленные медсанбаты, про игрушечные вроде, но смертоносные танки, про то, что когда снова корпус пойдет в бой – всякое может быть. К его удивлению, разведчики восприняли сказанное очень конструктивно и тут же заспорили, что для медицины было бы удобнее.
– Этот ПАК–43/41 точно не годится, да и чересчур мощный, куда вам 88 миллиметров, – сошлись лихие бойцы в мнениях о немецкой дурынде.
– Для вас, тащ капитан, немецкая 37 миллиметровка – самое подходящее. И легкая, и неприметная, и любой броневик ухайдакает. И простая в деле, – уверенно заметил разговорившийся молчун.
– ПТР может сгодиться. Что наш, что немецкий, – приметил усатый красавец.
– Да слабый немец-то, – возразил молчун.
– Смотря какой. Ты помнишь самопал в Каменке? – резонно возразили ему другие.
– Он тяжелый тоже, мы его втроем тащили.
– Так не тонну же весил. Медикам вполне за глаза и за уши.
– Ну, может, и пойдет, – согласился молчун.
Занятие получилось скомканное, зато капитан получил развернутую лекцию о разных противотанковых орудиях и ружьях, в которых разведчики разбирались, может быть, и не так глубоко, как артиллеристы, например, но куда лучше, чем пехотный офицер, занимающийся штабными делами в медицинском военном учреждении.
Ухари из разведки заодно пообещали, что если им подвернется подходящее оружие, они не замедлят его притащить в медсанбат, благо и комбат у них имел уже опыт общения с медициной – трижды был легко ранен, и его как раз в медсанбате лечили. Оставалось только разжиться трофеями, что разведчики твердо гарантировали, только одна проблема была пока – до фронта надо было добраться. Здесь, в тылу, трофейные команды уже очень недурно поработали, собрав если и не все – то уж сливки точно.
Нищета угнетала. Под Москвой люди тоже жили бедно, особенно когда война прошлась огненным валом, спалив деревни со всем добром, но в сравнении с тем, что было вокруг, теперь та нужда смотрелась почти богатством. Немцы обобрали местных планомерно и успешно, отступая, вывезли все, что смогли, что не смогли – взорвали и сожгли. Одна радость – урожай в этом году был по всем приметам хороший, и вместо гилеровской армии достался теперь нашим. Хотя и тут проблем было полно: некоторое время, например, капитан проявлял чудеса изворотливости, добывая доски, из которых можно было сделать бочки для засолки капусты. Вроде пустяк, незаметный на фоне тысяч танков, самолетов и пушек, а нужны были и бочки, например. Врачи твердо уверили Берестова, что квашеная капуста – отличное средство от цинги, а что это за хворь – видал уже начштаба. Собрать хороший урожай мало, оказывается, надо еще и сохранить, а с этим опять много удивительного пришлось узнать горожанину Берестову. Правда, пообтерся он уже и показывал высший класс в доставании чего либо, нередко посрамляя и тыловиков.
Потерю пушки, сам себе удивляясь, пережил неожиданно спокойно. Видимо, заразился хладнокровием от своего командира медсанбата. Быстров просто поведал, что выведенный из боев в середине зимы корпус пробудет тут до следующих зимних квартир точно, а может, и дольше. Потому сейчас пушка нужнее в обделенных на технику боевых частях, пусть они учатся защищать своих обожаемых медиков. Дмитрий Николаевич наглядно показал, что санитар Кутин – очень полезное приобретение, и впрямь может и раненых носить, и танки жечь. Так что, учитывая таланты начальника штаба и его знакомства, – когда корпус пойдет добивать фрицев, он, Быстров, ни на минуту не сомневается, что будет добыто что-то очень полезное и могучее. Ведь так, Дмитрий Николаевич?
Оставалось только кивнуть, соглашаясь. Пока они тут занимались хозработами и потной учебой, РККА громила вермахт на всех фронтах, откусывая кусищи территорий целыми областями и уничтожая войска Гитлера уже при каждой операции целыми армиями. Даже медики говорили о том, что под Курском в прошлом году оставили немцы свои танковые дивизии в виде горелого железа и гнилого мяса, и хотя великолепная промышленность Европы выпускала потоком новую технику на замену угробленной, но чувствовалось, что опытных вояк немцам стало сильно не хватать. Немного тревожило начальника штаба то, что чем дольше шла война, тем более страхолюдные и колоссальные образцы техники рожал Третий Рейх. В газетах писали о все новых и новых творениях немецкого сумрачного гения, а на фотографиях и впрямь стояли стальные громады, рядом с которыми наши танкисты и пехотинцы были совсем маленькими. Не танк, а цельный дом из стали! Ревущие медведи, Тигры, Пантеры, Королевские Тигры и прочая, и прочая.
Хоть и слышал от танкистов, что сталь у немцев стала не та по качеству, но приводимые показатели толщины брони просто пугали Берестова. И грызли сомнения, что такая пушечка, которую они недавно починили, справится с чем-то похожим, а уж тем более – короткоствольная и меньшим калибром. Но пока время «на подумать» было – корпус прочно сидел в тылу.
Старшина медицинской службы Волков
– Вот, товарищи, в нашем полку прибыло! В наш геройский медсанбат геройское пополнение, – сказал, чтоб все услышали, и представил двух новеньких – ширококостного рослого санитара и хрупкую маленькую медсестричку, назвав их по именам-фамилиям и званиям.
Сидевшие за столами и старательно восполнявшие запасы расходных материалов подняли головы и посмотрели на новичков. Работа была однообразной и скучной, но очень необходимой, потому как без тампонов, ватных шариков и прочего такого же помощь не окажешь. Вот и надо их делать в великих количествах, потому как при любой перевязке уходит этого добра много. Чаще, работая, девушки пели что-нибудь, иногда бывало, что и читал кто вслух, но книжек в этой разоренной местности не было, да и песни одни и те же надоедали, потому на новые лица посмотрели с интересом. Жизнь вошла в спокойное русло, была практически мирной и новостей было маловато.
– И почему героическое пополнение? – спросила полная младший сержант. Она постоянно цеплялась к старшине, стараясь показать, что как медик он – никакущий, хоть и прошел положенную аттестацию для смены эмблемки на петличках. Не принимала она пехотуру в свой круг.
– А пусть они сами расскажут.
– Да ладно тебе, старшина, ничего геройского не было. Жить захочешь – так и не на такое пойдешь, – забурчал ширококостный санитар.
– Приказ замполита слышал? Вот и действуй, Мыкола, по приказу, – негромко сказал ему Волков. И для всех – пояснил погромче, что новички смогли вырваться из плена фашистских палачей, прямо с места казни, что знать надо всем, потому как врага надо знать в лицо, то есть в харю.
Ширококостный, плечистый мужик обреченно покосился на безжалостного старшину, глянул на внимательные лица, потом как в холодную воду прыгнул. Начал медленно говорить, подбирая слова:
– В позапрошлом году попал я к немцам. Ранило меня вот сюда, кость задело (ткнул пальцем в бедро). Хлопчики меня на себе вытащили, и оказались мы под Житомиром. В лагере 358 номером. Раненых много было, и немцы даже разрешили врачам, что из пленных, лечить. Лекаря даже ампутации делали, были у них ножик и пилка по металлу. А золой дезинфицировали.
– Добрые немцы, значит? – очень каким-то нехорошим тоном спросила младший сержант.
– Не. Работники им нужны. В тылу рук не хватает, думаю. Поотбили мы им руки. Так вот, кто работать не мог, – а таких под сотню было – тех на акцию направили.
– Это что такое? – спросили с другой стороны, там, где катали ватные шарики.
– Убивство. Немцы любят всяко красиво это называть – экзекуция, обработка… Вот в декабре приехало к баракам два грузовика, и фрицы – не из охраны, форма другая была, городская полиция. Сначала тех погрузили, что с ампутациями были. Которые после этого выжили и на поправку шли.
– Немцы грузили? – удивилась стройная симпатичная сестричка, делавшая тампоны.
– Еще чего! Будут они руки марать. Мы и помогали, как могли. Но хорошего ничего уже не ждали. Нет, не ждали, – покачал головой новичок. Помолчал. Потом продолжил: