– Что?
– Немцы. До роты. Пехота. Метров семьсот, в рощице обнаружены.
– Тащ кан, если пушечку притащим, – я их пугану, – уверенно заявил Кутин.
Пару секунд Берестов смотрел на невзрачного артиллериста испытующе, потом кивнул. Загрохотали по асфальту сапогами, рванув на окраину. С колокольни сверкали нити зеленых трассеров, от самой колокольни сыпало пыльными облачками – немцы приняли бой и вовсю отвечали.
Оказалось, что старательный Волков с земляком своим уже обошли деревню и прикинули возможные позиции, очень уж хотелось им показать свою работу лицом. И вот – случай удобный. Хорошо, «колотушка» была легонькой, прикатили на одном колесе мигом, поставили за низкой кирпичной оградой, прикрывающей от пулеметного огня. Рощица – прямо напротив, за забором, оттуда огоньки взблескивают.
Остались при орудии втроем, остальные побежали за боеприпасами. Волков собственноручно насадил на ствол тяжеленную дурищу.
– Килограмм десять, не меньше, – сказал зачем-то.
Никто не ответил. Берестов осторожно выглянул из приоткрытой калитки. Кутин старательно вертел ручками, поднимая ствол повыше.
– Готов! – сказал он.
– Охонь! – отозвался Берестов.
Бахнуло не так чтоб и очень громко. Странный снаряд, отлично различимый в небе, медленно поплыл по крутой траектории и шмякнулся с сильным недолетом. Солидно шмякнулся, впечатляюще. Дымный гриб внушительных размеров пополз кверху. Пушчонку посунуло назад отдачей, из-за кривой станины свалилась с подставленного вместо колеса деревянного ящика. Поспешно, пыхтя от натуги, восстановили статус-кво.
Наводчик опять закрутил рукоятки. Волков нахлобучил следующую дуру.
– Охонь по годофносси! – приказал начштаба.
Опять бахнуло – и через несколько секунд рвануло в рощице, наверху в кронах – видать, в дерево угодило.
– Тафай! – велел Берестов и, пригнувшись, побежал глянуть, почему о себе заявило только пять из имеющихся ручников. Также надо было глянуть, что с другой стороны деревни творится. Раненых пока не было еще, но сам медсанбат – тоже не шибко грозное формирование, не ровен час с той стороны какая сволочь полезет. Посыльного отправил к командиру – доложить обстановку.
Порадовался: все пулеметчики заняли свои места, бдят. Пушечка за спиной бахала и бахала, один раз даже восторженно там что-то заорали в десяток глоток. А потом знакомо загремела в три ствола зенитная установка, и опять радостно заоорали, на этот раз по всей окраине. Пока пробежался по окраине деревни – уже понял, что на медсанбат напоролась пробирающаяся втихую из котла группа.
Пальба разгорелась не на шутку, но, во-первых, вскоре в нее вписались и звуки выстрелов танковой пушки, а вместе с ней – и дудуканье дегтяревских пулеметов. Во-вторых, чуть позже затрещали и ППШ. Медсанбатовские пальбу прекратили, теперь громыхало вдалеке, там, где роща. Через полчаса не стрелял больше никто.
Зато по главной деревенской улице гордо продефилировали два маленьких броневичка из разведбата, а следом пеший конвой из разведчиков же погнал внушительную толпу пленных немцев, судя по сбродности формы и разнородности знаков различия – явных окруженцев. И красные окантовки погонов артиллеристов, и белые – пехоты, и розовые канты – танкисты, выделявшиеся своей одеждой от прочих, которые тоже были одеты по весеннему времени кто во что горазд. С десяток оказалось раненых – все легкие. Были ли тяжелораненые и если были, то куда делись, Берестов спрашивать не стал. Остальных забинтовали, но сначала оказали помощь пятерым разведчикам, неудачно подставившимся под пули. Впрочем, и среди них не было раненых тяжело.
Замыкала процессию новая «Тридцатьчетверка», из башни которой, словно римский триумфатор, гордо торчал командир, увенчанный ребристым шлемом.
Оказалось, что пока адъютант старший организовывал оборону, майор Быстров тут же затребовал помощь, и соседи прискакали моментом.
Когда взбудораженный боем капитан доложил своему начальству о том, что противник разгромлен, оборона медсанбата отработала хорошо, и подробно он все опишет в рапорте через пару часов, а сейчас просит разрешения сходить в рощу – глянуть что да как, майор усмехнулся и разрешил. Попросил только не идти в одиночку и взять с собой автоматическое оружие.
И Берестов, прихватив чешский ручник, старшину Волкова и героя дня – Кутина, отправился в рощу. На выходе из деревни к ним присоединился и замполит, усищи которого в кои-то веки победно торчали вверх. Оказалось, что Барсуков тоже принял участие в бою – как раз, по старой памяти, взявшись за пулемет. Даже за три сразу – именно он приказал выкатить грузовик с установкой ПВ и собственноручно врезал по роще. Правда, стрелял недолго, опять перегрелись стволы моментально, но закопошившиеся было на окраине лесного массива гансы сразу же залегли, а тут как раз и разведбат прискакал на подмогу.
Начштаба сильно сомневался, что немцы собирались атаковать белым днем, но свои соображения оставил при себе. Больно уж горд и рад был замполит. Пусть считает, что своим ходом сорвал атаку. Ломиться на зенитную установку и впрямь дураков поискать надо. Потому только уважительно кивнул, а в ответ усач тоже отвесил похвалу – не видно, что там стреляло, но разрывы были впечатляющи. Нет, все же побеждать приятно, и люди мягчают, определенно.
Потому капитан только предупредил всех, чтобы смотрели по сторонам внимательно, хоть и видно по стоящим у рощи броневикам и автомобилям, что разведчики рощу зачистили, но все же бдительность – штука полезная, мало ли. И, намекающе глянув на Волкова, особо отметил, чтоб не хватались за неизвестные предметы, не пинали и даже не катали. И напомнил, что медики повидали много таких «катателей», «пинателей» и «все подряд хватателей» с оторванными мужскими признаками, конечностями, пальцами, с выбитыми глазами и зубами.
Спутники кивнули серьезно, а Волков, как та кошка, что мясо съела, густо покраснел. Он и сам не понял толком, с чего вдруг катанул «бонбу» на позициях фольксштурмистов. Просто один из пацанов напомнил ему собственного сына, такой же белобрысый и курносый и на душе стало как-то так паскудно, что сам за собой недоглядел. Не хотел, чтобы сослуживцы слабину заметили, ну и форсанул по-глупому.
До рощи дошли без приключений. Стоявшие у броневичков автоматчики узнали, поприветствовали. Стоявший тут же укротитель «Харлей-Дэвидсона», ловко разбиравший ворох разных бумажек, используя загипсованную руку как столик и пресс-папье, усмехнулся прибывшим не без ехидства.
– Пришли спасибо сказать, братья славяне? – подначил, улыбаясь.
– Спасибо! – совершенно серьезно сказал замполит.
– Да не за что! Всегда пожалуйста! – ответил разведчик, сбиваясь с ироничного тона.
– Что это за штукари приперлись? – спросил усач деловито.
– Черт этих немцев разберет. Сброд какой-то. Да и вообще у них вроде как должен быть порядок, – а сплошная путаница и неразбериха. Взяли позавчера языка – офицер, обер-лейтенант. Форма – чистый вермахт, а на рукаве эсэсовская лента и написано «Гросс Дойчланд». Хотя вроде она не здесь, эта «Великая Германия». Неужели перебросили? Спрашиваем – откуда ты, сучий сын? Он и говорит: «Дивизия „Сопровождения Гитлера“», – начал рассказывать комбат.
– «Лейбштандарт», телохранители, – кивнул Волков.
Разведчик глянул на старшину, видимо, секунду-другую размышлял, стоит ли отвечать, потом поставил его на место:
– Вот и нет. Оказывается – есть и такая дивизия. Но нарукавную ленту собственную им не дали, пришивают великогерманскую, видно, с запасом навышивали. И хоть не эсэс, а вермахт, но вот так. Поди разбери. А неделю назад разгромили батальон каких-то хамов – у них лопаты на кокардах и нашивках были.
– Фойхсстудм, – вздохнул Берестов, вспомнив распотрошенных близким взрывом снаряда сопляков у опрокинутой пушки.
– Вот и нет!
Видно, комбат любил это словосочетание – подумал Волков.
– Фольксштурм – это опять же другая организация и начальство там другое. А эти – с лопатой – рабочая служба Рейха. Но при том – с оружием были, раздолбаи. Даже и оборонялись.
Берестов кивнул. Практически каждый немец и большая часть виденных им немок были в форме, другое дело – очень уж разные формы. Похоже, что все немцы служили если и не в армии, то в чем-то смежном. Вся нация служит.
– Вот и эти – с бору по сосенке. По документам – из трех разных дивизий, не считая разных отдельных шаражек. При том с двумя рациями, правда, прострелить успели, заразы. Но бумажонки целы, собираем.
– Потеди? – уточнил Берестов. Он видел между деревьев на опушке с десяток куч тряпья, которые могли быть только трупами.
– Тридцать семь убито, моих пятеро легкораненных. Два десятка телег с кобылами и всяким барахлом…
– Пуфки есь?
– Нет, артиллерии никакой. Фаусты были, но с ними просто: ближе ста метров не подъезжай – и все, не страшны. Эти фрицы из сообразительных, не упирались, схендехохали мигом. А третьего дня попались упертые, пока всех не поубивали – не сдавались.
– Эсэсовцы? – понимающе кивнул замполит.
– Вовсе нет. Всякие были. Теперь редко бывает, чтоб все из одной части – больше мешанина. Лепят из чего попало оборону, а мы их перемешиваем с землей. Кончились у Гитлера людишки, полно стариков и сопляков, – вздохнул разведчик.
– Видели уже, – кивнул усач.
А Берестов воспользовался моментом и попросил показать фаустпатроны в действии. Комбат пожал плечами, велел двум своим бойцам продемонстрировать что да как. Оружие это оказалось простейшим и, в целом, произвело довольно убогое впечатление – труба, к которой присобачен бронепрожигающий набалдашник. Прицел самый простецкий, применить и ребенок сможет. Главное – сзади не стоять, струя реактивная бьет нещадно, а летит головная бандура недалеко – метров на семьдесят самое большее, что разведчики наглядно и показали, зафуфырив пару фаустов в чистое поле. Ну и фыкнули разрывы очень как-то жидко, хоть головная часть и была здоровенной, а иная противотанковая граната помощнее бахает.