Приказ – смена прицела. Опять гром выстрелов. Смена прицела. Серия мин. Калинин отлично понимал – минометы сопровождают своими подарочками идущих в атаку немцев. Для воодушевления и восторга нет ничего лучше, чем рвущиеся рядом мины, сносящие летящими над землей бритвенными осколками все живое, хоть бегущее, хоть идущее, хоть залегшее.
Отбой. Все тяжело дышат, словно загнанные кони, переглядываются. Но даже перекурить некогда, пустые ящики к чертям, новые на позицию. 40 килограмм каждый. А грузовики снабженцев укатили, как только разгрузились, не до пустой укупорки. Плохо. Очень плохо – значит, дело горячее и правила идут к чертям, не до них. Когда дотошно выполняют все параграфы – это значит, что смерть далеко. Когда рядом – остаются для выполнения только первостепенной важности правила.
Опять над головой рев, глянул – Илы возвращаются, идут на бреющем, голубыми брюхами почти по верхушкам деревьев стригут, тесно сбились – и трескотня сверху! Немцы их атакуют! Фоккеры! Много! Больше десятка! Давно такого не видал, очень давно. Шедший в хвосте и отставший от своих штурмовик тянул за собой хвост черноватого дыма, потом вдруг вспыхнул весь и без планирования рухнул в лес. Калинин ахнул в один голос со своим расчетом. Все смотрели и всем в голову пришло одно и то же: заваруха тут пошла в полный мах. Раз немцы наскребли на это направление свою авиацию – плохо все.
Корректировщики не дали расслабиться. Направление, правда, дали иное, отчего про себя Калинин вспомнил про молот и наковальню. Успел подумать, что наковальне мин отсыпали достойно, теперь по молоту придется бить, мимолетом пожелал неведомым братьям славянам, на которых в нескольких километрах отсюда идет такой навал – и больше думать было некогда. Команды, смена прицела, опять команды и изменение угла наклона ствола и направления ведения огня. Пуд за пудом смерть исправно летела туда, где оборачивалась жизнью для наших бойцов, отражающих тяжеленный удар агонизирующего чудовища – вермахта.
На фоне ударов по ушам от каждого выстрела тяжелого миномета, стрекотня из автоматов и стрельба из десятка винтовок на том крае позиции минометчиков показалась чем-то вроде треска кузнечиков или сверчков, но сержант встрепенулся, глянул, высунувшись из глубокого окопа встревоженным сусликом – и обомлел. Грязно-зеленая с серым масса неспешно перла, словно вода при паводке – причем была уже близко, метров четыреста, «самоваром» не влепишь!
Взводный с пистолетиком в руке кричит, петуха выдавая от волнения, оставить двух бойцов на миномет, вести огонь, как указано, остальным с личным оружием и гранатами – отражать немецкую атаку! Во рту пересохло мигом. Сержант глянул на свой расчет, пальцем ткнул в заряжающего и установщика, побледневшим подносчикам мотнул головой – за мной! Подхватил свой тяжеленный неуклюжий ППШ, торбу со вторым диском и подсумок с гранатами и, как мог быстро, кинулся по ходу сообщения. Из своего расчета Калинин был самым опытным в плане такого пехотного боя, потому лучше всех остальных понимал: дорвется эта куча немцев до дистанции броска колотушки – сомнут! Удивляло сильно то, что шли гансы плотной толпой, а не так, как должны были бы по уму – редковатой цепью, где каждый силуэтик выцеливать надо. И не пробовали ни перебегать, ни залегать. Видел такое один раз всего, но впечатлило – как немцы вскакивали в неожиданном месте, стремительно делали перебежку и падали, откатываясь тут же в сторону, хрен на мушку поймаешь, хрен угадаешь, где он сейчас, сволочь. А тут – прут стадом. Мишени живые. Но много их. Слишком много, несколько сотен.
Зигзагообразная траншея, в стыке с ходом сообщения – комбат–3. Послал влево. Стрельба по готовности. Как залег, порадовавшись, что предусмотрительные немцы хорошо оборудовали место пехотинцу, и в покрытой мягонькой весенней травкой выемке и враг виден, и удобно, так тут же и прикинул – не устоять. Точно до рукопашки дойдет. Пожалел, что нет пулеметов в штатном расписании, порадовался, что и у немцев что-то не видать стрекоталок в толпе, стреляют оттуда мало и редко, а уже прикинул расстрояние и прижался щекой к царапанному прикладу ППШ.
Толпа уже на паре сотен метров. Затрещал очередями, радуясь, что падают под огнем, хорошо падают, густо. Диск кончился внезапно. От немцев пара дымных дуг – фаустпатронами влепили, не дотянулись до траншеи, бахнули с недолетом. И показалось, что пальнули глупо, зацепив реактивной струей своих же в толпе.
Второй диск бил уже экономнее, стараясь одиночные выстрелы отсекать. Отдачу тяжелый Шпагин гасил полностью, стрелять было удобно, попадал хорошо. А потом добил остаток диска и схватился за гранаты, крикнув своим, чтобы готовились тоже к броску. Сердце молотило, как мотор мотоцикла, душа заледенела перед неминуемой рукопашкой, а пальцы сами выдернули кольцо с чекой из лимонки.
– Гранаты к бою! – крик трубный комбата–3, бывшего раньше пехотинцем и тоже понимающим в этом деле.
Немцы перешли на трусцу и наконец рванули бегом. Уже лица видно. Бледные, орут что-то, зубы оскалены.
Вот сейчас!
Как гранату не выронил – сам не понял, только пригнулся так, что в спине заломило – прямо в близкой уже куче фрицев ахнуло знакомо и потом следом гукнули выстрелы из дивизионных ЗиСов, только оттенок дребезжащий. Кто-то добрый поспел и врезал по куче фрицев из двух стволов осколочными. Страшная штука!
Киношники всегда показывают взрыв снарядов фугасных, чтоб земля столбом в небо, осколочные не так выразительно выглядят – просто черно-дымное моментом вспухнувшее грязное облако на земле, на долю секунды освещенное изнутри слепящей вспышкой. А секущие все вокруг осколки и не видны вообще. Только повалились фигурки на землю, как подкошенные.
Но для Калинина и его товарищей эти два взрыва в гуще атакующего стада были самым прекрасным, что они видели за последнее время. Фигня, что не зрелищно – зато атака сразу же спеклась, плотный ком немцев рассыпался – несколько идиотов еще бежали на позиции минометчиков, часть залегла, часть бросилась поспешно обратно – под прикрытие кустов.
Ахнуло дымно еще пару раз, а потом затрещали пулеметы, по звуку – немецкие, но несколько трассеров четко воткнулись туда, где в расползающемся дыму залегла основная масса фрицев.
До окопа никто не добежал, даже и гранату метнуть оказалось не в кого, последний немец с маху грянулся плашмя оземь метрах в семидесяти. Калинин хозяйственно наклонился и подобрал кольцо с чекой. Пальцы подрагивали, но вставил обратно не особо утруждаясь, разогнул усики. Так-то ценность одной гранаты была невелика, но сейчас, когда так обстановка поменялась – чем черт не шутит, может оказаться эта лимонка решающей в драке. Снабженцы привезут опять только мины, а тут вон как все покатилось. В сидоре у запасливого и предусмотрительного сержанта было несколько картонных пачек автоматных патронов, тэтэшек, диска на три хватит, но ППШ не зря называли Пожирателем Патронов Шпагина – лупил этот автомат со скоростью хорошего пулемета, да, собственно, и был таким карманным пулеметиком, только бы патроны были. Но проблема в том, что как-то не рассчитывали минометчики, что придется пехотинцами становиться. А у пехотинцев расход боеприпаса иной совсем.
Под пулеметным огнем (правда, так себе, жидковатым, хоть и с двух стволов) залегшие немцы почувствовали себе тоскливо, мигом замахали оттуда белым чем-то. По дальним кустам, откуда началась эта нелепая атака, рявкнули назидательно минометы второй батареи, дали два залпа на пределе минимальной дистанции. Если там кто и сидел сдуру, то вряд ли цел остался, и уж всяко в новую атаку быстро не рванет. Появились и спасители – две легкие СУ–76 выкатились с другой стороны, точь-в-точь как те «голожопики», что утром промчались по полю.
– Сучки! – радостно просквозило по траншее.
Скромные герои не без торжественности подкатили к позиции. Развернулись передом к лесу, открылись дверцы в низкой задней стенке. Собственно, потому эти самоходки и назывались в обиходе «голожопыми», что боевое отделение не имело крыши (имелся брезентовый навесик, но для боевой бронированной машины это даже как-то стыдно) и бронеплита задней стенки была сильно ниже бортовых и лобовой, потому скалящих зубы самоходов видно было без труда из окопа.
– Ну что, славяне, небось уже хвост поджали, а? – хохотнул кто-то из чрева самоходки, пока командир вылезал из машины. Из другой машины шуточки донеслись более соленого свойства. Комбат–3 пропустил явно все мимо ушей, потому как сам вылез навстречу мужику в рубчатом шлеме. Пожал тому лапу, хотя и был старше по званию. Что-что, а прибыли эти две броняшки очень вовремя, о чем комбат, не чинясь, сразу и сказал.
– День такой, – согласно кивнул своей, упакованной в матерчатый шлем, головой командир сушки.
– В смысле? – не понял комбат–3.
– Да мы по дороге сюда еще так же выручили самого Покрышкина! Во как! Там такие же дурноголовые толпой на аэродром напали. Вставили им ума, мы как раз поспели, а потом из Ютеборга комендантская рота прискакала на подмогу – ну и все кончилось благополучно.
– Йутербога? – уточнил пунктуальный минометчик.
– А я как сказал? Я так и сказал, – ухом не повел самоходчик.
– Так что, такие болваны сейчас везде лезут? – спросил комбат, глядя в поле, где серыми кучками валялись немцы и уже с десяток белых тряпок мотались в воздухе.
– Дыру ищут. Где-то у них там (ребристая башка мотнула в сторону немцев) боеспособное ядро с генералами. А всю шелупонь бесполезную тычут во все стороны, глядишь, и найдут прореху, тогда туда ядро и попрет. Этих-то командованию не жалко, как вояки эти тотальники – бестолочь несуразная. Зато их много, добра такого, пушечного мяса дешевого…
– Да, – согласился и минометчик.
– Пошли пленных брать, нам потраченные патроны надо возместить, – деловито предложил самоход. Привычно как-то прозвучало, буднично.
– Сейчас!
Комбат–3 быстро сколотил группу из полутора десятков бойцов, быстро, на манер пастушеских собак, прочесали лежащих на поле, поднимая в темпе уцелевших. Живых и пораненых оказалось много – больше сотни. По совету гостей пару десятков винтовок и автоматов притащили в расположение, вместе с собранными подсумками и патронташами, остальное оружие свалили кучей и самоход с хрустом прокатился вперед-назад пару раз. Пока водитель крушил гусеницами мощь Рейха, остальные деловито набивали винтовочными патронами черные зубчатые пулеметные ленты.