— Да? — Я скрестила руки на груди. — Между прочим, через мои пентаграммы с той стороны ещё никто никогда не пробирался! Сейчас я не успела, но чёрт подери, никто не успел бы! И ты отлично знаешь, что, когда я пытаюсь вернуть Тень, я всегда добавляю его имя. Ни один другой демон Подземья не станет чертить его в пентаграмме.
— Ой ли? Достаточно демонов знают, что Ниро — мой брат и рано или поздно я или ты попытаемся его вытащить. — Конте скрестил руки на груди. — А один хитрый вооружённый демон, вдруг возникший напротив безоружной тебя, — всё, что требуется, чтобы ты стала очень мёртвой Закладкой.
Я вздохнула:
— Ты прав. Наверное.
— Ненавижу быть правым всегда, но приходится, — согласился Конте. — А теперь предлагаю поесть и поспать. Скучные занятия, но куда от них деваться.
Я осторожно спрятала в карман пузырёк, вновь заткнутый пробкой. И торжествующе улыбнулась про себя. Конте ничего не заметил. А это значило, что у меня снова был шанс начертить пентаграмму и призвать Тень — и я не могла позволить себе потратить этот шанс зря, потому что во второй раз мне его никто не даст. Филастра пинками прогнали в Подземье, деревня была спасена, и пришла пора возвращаться домой и беречь себя и маленького Ниро. Хотя у меня было ощущение, что мой сын был бы не против, чтобы я махала клинками и дальше.
Интересно, что на это сказал бы Тень?
Тень…
Я закусила губу. Я попробую ещё раз сегодня ночью. Чего бы мне это ни стоило.
Вот только пентаграммы должны быть вычерчены с двух сторон, чтобы Тень очутился здесь. А кто сказал, что Тень вообще начертит свою? Что он захочет вернуться?
Никто. Но наивная, совсем детская надежда никак не желала уходить.
Глупость или любовь?
Не знаю. Но я просто не могу всё забыть, отвернуться, разбить пузырёк с кровью и выкинуть мел в канаву. И не стану.
Свечи горели ровным светом, когда я дочертила пентаграмму — и обернулась.
Конте спокойно спал, устроившись в нише на охапке ельника. После ужина мы, не сговариваясь, сели по одну сторону от костра, Конте достал из рюкзака заранее заготовленную отполированную дощечку, передал мне другую и мы принялись за дело: вырезать силуэты птиц и зверушек. В каждом была проколота невидимая дырка на месте глаза, и Конте собирался подвесить каждый звериный силуэт к деревянному кольцу — и повесить над будущей колыбелью.
Колыбель. Такое странное слово. Неужели в нашем доме появится ребёнок? И я… стану матерью?
Не верится. Но это всё-таки произойдёт.
Неужели Тень этого не увидит? Ни меня, ни маленького Ниро?
Я перевела взгляд на спящего Конте, на лбу которого залегла горькая складка. Он тоже не забыл брата. Мы говорили о Тени нечасто, но всё же говорили, и в каждом разговоре невидимой нитью проскальзывала его тоска — и моя надежда. Что, если Тень всё-таки вернётся?
Глубоко внутри Конте тоже надеялся, я знала. Но рано или поздно любая надежда исчезает.
Я склонилась над пентаграммой, заключённой в круг. Помедлила — и дописала такое близкое теперь имя.
«Тень».
С замиранием сердца я достала пузырёк с кровью. Внутри оставалось совсем немного, но на одну попытку должно было хватить. Возможно, на две, если очень повезёт.
В Подземье тоже была глубокая ночь. А это значило, что где-то там…
…Тень думает обо мне. О нас.
— Тень, — прошептала я. — Где бы ты ни был, я жду тебя. Тебя ждёт Конте и ждёт твой сын. Мир, полный солнца и ветра, клубничного варенья и настоящих друзей. Помнишь, ты мечтал об огромных кораблях? Мы можем быть с тобой рядом в этом мире. Всю жизнь. Навсегда.
Я вздохнула. Вряд ли Тень захочет вернуться ради клубничного варенья. Нужно было подобрать аргумент получше. Хотя бы для того, чтобы чувствовать себя увереннее. Ведь он всё равно меня не слышит.
…Тень. Там, в другом мире, в Подземье, у разбитого Зеркала, у мёртвых порталов. О чём он думает? Что чувствует?
Я глубоко вздохнула и встала. Пора.
Первая капля крови. Вторая. Третья. Я отмеряла кровь очень осторожно, чтобы хватило на вторую попытку, но сердце колотилось, а пальцы дрожали так, что я чуть не расплескала весь пузырёк.
Последний шанс. Пожалуйста, пожалуйста, пусть у меня получится!
Пятая капля коснулась меловой линии. И пентаграмма вспыхнула, связывая миры.
Я застыла. Ну же, Тень, вот он, путь домой, перед твоими глазами, сделай только шаг…
Пентаграмма оставалась пустой. Я стояла на месте, кусая губы.
Может быть, Тень видит мою пентаграмму — и колеблется, не в силах всё бросить? И нужно только подождать…
Я вздохнула. Нет. Если он захотел бы, он бы шагнул внутрь давным-давно — ещё тогда, когда я начертила пентаграмму в первый раз. Посмотри правде в глаза, Дара. Тень просто не хочет возвращаться.
Я отошла к погасшему костру и села, глядя сквозь пустую пентаграмму. Конте был прав: это было безнадёжно. Тень принял решение, и он уже не передумает.
Внутри сделалось пусто. Свечи по-прежнему горели ровно, и пентаграмма сияла, как и минуту назад; казалось, Тень вот-вот шагнёт наружу. Вот только теперь я знала, безнадёжно и отчаянно, что этого не произойдёт.
— Тень, — прошептала я. — Почему?
Неужели я ошибалась? Всё это время — ошибалась? И в сердце Тени не было сомнений, а желание быть со мной и с Конте не раздирало его душу надвое?
Нет. Не может быть.
В сердце вновь загорелась надежда. Тень любил меня, я знала. И он ждал меня. Единственная причина, по которой он мог не шагнуть в пентаграмму, — он почему-то не мог в неё шагнуть.
Я сжала виски. Думай, Дара, думай! Почему? Почему это могло произойти?
…Тень, каждую ночь ждущий у пентаграммы…
Которая оставалась мёртвой. Потому что здесь, наверху, никто не начертил точно такую же — с теми же символами.
Но… но я же дописывала его имя в каждую! Тень, Тень, Тень — десятки раз!
Внезапная мысль пронзила меня озарением.
Нет. Я не написала его имя ни разу.
Я вскочила.
Я была идиоткой всё это время! Как я могла не догадаться?
Его имя. Его настоящее имя.
Если я была права, если Тень действительно хотел вернуться, если он чертил пентаграммы каждую ночь, ждал и надеялся…
…Значит, он хотел быть собой. Настоящим собой, Ниро Мореро, рядом со мной и со своим братом.
Иначе не могло быть. Просто не могло быть.
— Ниро, — прошептала я. — Всё это время я рисовала неправильное имя!
Я одним движением стёрла прежние защитные символы. И крупно, размашисто написала слово, которое значило для меня весь мир.
Имя моего сына. Имя того, кого я любила.
«Ниро».
— Ниро Мореро, — тихо произнесла я, чувствуя, как глаза наполняются слезами. — Возвращайся домой.
Символы пентаграммы изменились, а это значило, что её нужно было рисовать кровью заново, но это уже не имело значения. Теперь я знала, что делать.
Ужасно хотелось разбудить Конте. Но если надежда вновь окажется ложной, если ничего не получится, ему будет очень больно. А так — будет больно лишь мне одной.
В пузырьке оставалось ещё несколько капель. Мне хватит. Должно хватить.
Лёгкой рукой я начертила линии, и первая капля крови упала в вершину пентаграммы.
Словно дождь. Капля дождя, палец, рисующий круги на ладони, чтобы тому, кто рядом, снились хорошие сны.
Я улыбнулась, подходя ко второй вершине.
Сны. Маленький остров под водопадом и звёздное небо. И бесконечное море, по которому можно долго плыть к горизонту, устроившись на такой родной широкой спине.
Мы вернёмся на этот островок. Обязательно. Потому что даже когда что-то драгоценное исчезает навсегда…
…Оно возвращается, когда ты по-настоящему в нём нуждаешься.
Один скалистый островок. Один упрямый демон-полукровка. Разве я прошу столь многого?
Капля крови упала в третью вершину.
…Две тёмные фигуры на крыше. Тень и я, стоящие спиной к спине с обнажёнными клинками. Готовые защищать друг друга — и умереть друг за друга, если потребуется.
Но мы одержим верх. В катакомбах и на ночных улицах, против диких демонов или наёмных убийц — мы победим и выстоим. Всегда. Вместе.
Я подошла к предпоследней вершине, и сердце замерло.
Потому что сейчас я думала о маленьком Ниро. О мальчишке с императорской кровью, который будет расти здесь, на поверхности, вдали от императорского престола, но не вдали от отца.
…Если только Тень вернётся.
Ведь это такое необыкновенное сокровище — воспитывать сына. Такое же захватывающее, как расти вместе с любимым братом. Целое приключение длиной в жизнь, когда учишься любить заново с самого начала.
Мне это только предстояло, и порой мне было страшновато. Но рядом с Тенью, рядом с моим настоящим Ниро Мореро я не буду бояться ничего.
В пузырьке оставалась последняя капля. Сердце вдруг сумасшедше заколотилось. Справлюсь ли я?
Я села на корточки, наклонилась в пламени свечей — и пятая капля, преломившись рубиновым блеском в свете свечи, полетела вниз.
И пентаграмма вспыхнула.
— Я люблю тебя, Ниро Мореро, — с улыбкой сказала я, щурясь на язычок пламени. — Впрочем, ты и так это знаешь.
— Знаю.
Пузырёк выпал из моих рук. Осколки стекла разлетелись по камню, сияя в полутьме бриллиантовым блеском.
Пентаграмма больше не была пуста. Передо мной были знакомые потертые сапоги.
— Тень, — прошептала я, поднимая голову. — Ты здесь.
Тень поправил безупречные складки плаща. Придержал катану, с которой скатывались тягучие капли крови. Сам он выглядел невредимым, значит, кровь была чужой.
— Я смотрю, ты по-прежнему ищешь неприятностей, — хмыкнула я.
— Как всегда. Долго же вас пришлось дожидаться.
Мы смотрели друг на друга одно бесконечное мгновение.
— Я знала, что мне всего лишь нужно будет позвать тебя по имени, — тихо сказала я. — И ты всегда отзовёшься.
Тень поднял бровь, глядя на пентаграмму:
— Тебе пришлось звать чертовски громко.
Я с облегчением рассмеялась и вскочила, чтобы его обнять. Тень протянул руки, и мы оба, не сговариваясь, уверенно позвали: