Впрочем, это были временные трудности – все же старая закалка Вермахта давала себя знать. Немецкий солдат вынослив и неприхотлив, он быстро учится и приспосабливается, он всегда выполняет приказ, преодолевая любые трудности. А трудности вскоре обозначились. После взятия южной столицы русских (в этой варварской стране и столиц несколько, все не как у людей) уже маячил впереди и штурм Москвы, казалось, еще немного, и победа в кармане, поверженная страна сама упадет им в руки, как спелый плод. Но прошла осень, и внезапно пришла зима. Вообще-то, до зимы должно было все кончиться. Так все говорили и в штабах, и в ротах. Но эти дикари упорствовали, хотя победа высшей расы была всем очевидна. Азиаты, попав в плен, сами охотно признавали великогерманскую мощь… Но до тех пор, пока их не вынуждали к сдаче, дрались до последнего патрона. Какое-то животное упрямство. Цивилизованный человек, просвещенный европеец, именно тем и отличается от фанатичного безграмотного азиата – он понимает, когда не стыдно и даже почетно сдаться более сильному и умелому врагу. Это ведь как фехтование – врага не обязательно убивать, достаточно провести несколько уколов, или даже просто показать, что твое мастерство выше – и цивилизованный противник сам сложит оружие, признавая поражение и отдавая свою жизнь на волю благородного победителя. Нет, тут не пахло благородным поединком. Тут шла какая-то азиатская драка, разбойничья, без правил, насмерть. Да еще и эти огромные расстояния, ужасный климат, и вот – зима.
Победы стали даваться все тяжелее, а вот потери стали переживаться все легче – к ним стали привыкать. Награды стали давать все скупее, и тем неожиданнее для Лефлера стало награждение серебряным нагрудным знаком «За танковую атаку» в начале ноября сорок первого года. Награда нашла героя, и лейтенант, читая текст приказа о награждении, с некоторым (впрочем, хорошо скрытым, конечно же) удивлением узнал, что в тот злополучный день, его передовой отряд предотвратил попадание в засаду основных сил и сумел не только обнаружить врага, но и самостоятельно его уничтожить. Ценою потери всего двух танков с экипажами и отделения приданной пехоты и саперов, его отряд ликвидировал три засады русских, уничтожив около роты врагов и шесть средних танков, захватив так же один неисправный легкий танк. При этом героическими усилиями отряда был сохранен высокий темп наступления и выполнены все поставленные вышестоящим командованием задачи.
Ознакомившись с текстом, Лефлер не стал возражать, тем более что… Да и почему бы там не могло быть подбитых русских танков? В конце-то концов, им некогда было смотреть по сторонам – а в штабе лучше знают. Значит, нашли там эти средние танки. Тем более что потери врага в любом случае были огромны, так почему бы и нет? А что касается потерь его отряда… Ну, если танки парни из рембазы признали не уничтоженными, а поврежденными и, может быть, даже и восстановили… или списали по износу – то разве это потери? Конечно, немного нечестно то, что тех парней, что умерли от ран в госпиталях, не считают за потери… но, в самом деле – разве они погибли в бою под его командованием? Нет, они умерли в госпитале. Значит, и тут все, в общем-то, правильно. Все-таки награждают его, лейтенанта Макса Лефлера, за умелое командование и выполнение задачи – и тут не к чему придраться. Да, определенно – так все и было.
Прикрепив на китель награду, лейтенант отправился в свою поредевшую роту, заодно выбив на складе трофейный полушубок и коробку средства от вшей. Лучше бы, конечно, вместо наград прислали ему в роту танки вместо потерянных в боях. Но выбирать не приходилось. Оставалось только надеяться, что еще немного, и древняя столица русских падет, и на этом война закончится. В конце концов, они все еще наступали, и противнику не удавалось их надолго задержать. Ничто не остановит славных солдат фюрера!
На следующий день, десятого ноября одна тысяча девятьсот сорок первого года, далеко на севере, в лесах и болотах за Волховом, началась Тихвинская Наступательная Операция – первое крупное наступление Красной Армии в этой войне.
Послесловие
1. Кольман в действующую армию не вернулся по инвалидности. После госпиталя служил в армии резерва, во время путча генералов погиб в Берлине при не до конца проясненных обстоятельствах – не то на той стороне, не то на другой. Документы армии резерва полностью сгорели в 1944 году, так что все осталось неясным.
Но точно известно, что не по приговору трибунала.
2. Леффлер войну пережил, хотя и с тремя ранениями. Как разумный человек, в 1944 году приложил все усилия, чтобы перевестись с беспросветного Восточного фронта на Западный, где благополучно попал в плен к американцам. В 1949 году после долгого следствия загремел под британский трибунал по обвинению в расстреле французских военнопленных – негров. Да, это было, Лефлер решил, что не стоит их брать в плен и охранять, тратя на это ресурсы и силы. Пленные-то из низшей расы. К сожалению, ни сам офицер, ни его начальство не озаботилось вовремя почистить документы, свидетельства были более чем достоверны. Что особенно досадно – самим же Лефлером и написанные.
К счастью про расстрелянных и задавленных танками Лефлера советских пленных к тому времени уже никто не вспоминал, начиналась холодная война. Это спасло не только мелкую сошку типа самого подсудимого, но и более солидные фигуры.
Пятого мая 1949 года английское правительство решило прекратить судебные дела гитлеровского фельдмаршала Рундштедта и генерал-полковника Штрауса – крупнейших палачей, проливших реки крови на оккупированных советских территориях. Таким же образом были признаны «невиновными в агрессии» фельдмаршал Лееб, Кюхлер, Вейсс и многие других, пожиже чинами и преступлениями.
Единственно, до кого руки дошли у британского правосудия – да и то с подачи немцев же – так это до несчастного фельдмаршала Манштейна, бедолага помимо убитых русских, до которых дела уже никому не было, был виновен в ликвидации нескольких сотен НЕМЕЦКИХ раненых, которых не получалось эвакуировать при прорыве из окружения, а русским оставлять не хотелось, слишком уж много, советская пропаганда была бы рада, и шумиха помешала бы карьере.
Этого Манштейну западное общество прощать не собралось. На его счастье – все же простило, благо опасные документы пропали очень вовремя, а командир расстрельной команды эсэсовцев, которому отдавался напрямую приказ, уже был мертв.
Фон Левински отсидел всего три года – на свободе он был нужнее, готовилась новая война с СССР.
Лефлер и его боевой опыт тоже был востребован, вскоре он уже служил в бундесвере. Также в это же время пошел вал мемуарной литературы, требовалось и изучить опыт, и воодушевить новобранцев. Реабилитированный генерал Гальдер до того разошелся, что даже издал массовым тиражом брошюру «Гитлер – полководец». Разумеется, Лефлер не стал отставать от командования.
В 1956 году он написал книгу мемуаров «Броня и ледяной ад», которую в 2004 году переиздал «Центрполиграф» под названием «Герой в кошмарном ледяном аду восточного кровавого фронта», одобрительно встреченную известно какой общественностью. Она была недовольна только тем, что переводчик, как всегда, забыл перевести мили и фунты в километры и килограммы, ибо пользовался англоязычным изданием.
В книге особенно был выделен эпизод начала войны, где передовой отряд под командованием автора книги за один день практически без потерь проломил три оборонительных рубежа русских, прикрытых минными полями, и разгромил танковые засады большевиков, уничтожив роту советских танков, пехотную роту и больше сотни грузовиков и тракторов.
3. Рахметов сгорел в танке в 1942 году. Как относились к нему товарищи, показывает то, что его тело (точнее останки после выгорания танка) вытащили с нейтралки и похоронили честь по чести, в нормальной могиле, с теми почестями, которые можно было в прифронтовой полосе оказать – еловые лапы и салют. Многим в тот беспощадный год такое было недостижимо. Страшный был год, лютый, оставивший тысячи безвестных костяков на земле неприкрытыми.
4. Лиховид всю войну боялся сгореть вместе с танком, но благополучно демобилизовался, честно отвоевав от звонка до звонка и отделавшись только двумя ранами. Все-таки мехводы, сидя значительно ниже башнеров, могли выбирать куда ехать и прикрываться рельефом, что сам Лиховид не раз говорил новичкам. Благополучно работал после войны трактористом. В 1948 году сожжен вместе со своим трактором бандеровской сволочью.
5. Богатырев попал в число везучих людей, был пять раз ранен, но остался жив и даже не стал инвалидом. После войны вернулся к своей семье, которая вместе со всем его народом была депортирована в Среднюю Азию. Как человек рассудительный и умеющий считать и плюсы, и минусы, Харун учел то, что выселенных в армию не брали и потому живых и здоровых мужчин в племени осталось куда больше, чем если б все они воевали. Потерянное имущество было очень жаль, но опять же Богатырев насмотрелся за время войны всякого и прекрасно понимал, что могло было быть куда хуже. Работал преподавателем, и студенты его уважали. Свинину так и не полюбил. Мемуаров по скромности своей не оставил.
6. Левченко через год ухитрилась наступить на неизвестно кем поставленную мину – то ли румынскую, то ли советскую, и ей раздробило стопу. На ее счастье, если можно так написать, в тот момент большого потока раненых не было и хирурги сделали все, что могли, проведя ювелирную костнопластическую ампутацию по Пирогову, убрав сразу размозженные ткани и соединив кости голени с пяточной костью, что позволило обходиться в дальнейшем без протеза. Хирурги получили, правда, выговор от начальства, за то, что совместили первичную обработку раны с пластической операцией, но, к счастью, обошлось без осложнений. Выучилась после этого Левченко на медсестру и так и проработала в этой должности. А довоенную мечту о том, чтобы научиться красиво танцевать, она выполнить не смогла. Хотя ей и пытались помочь коллеги, воодушевляя ее примерами совсем безногих Маресьева и Логуновой, про которых писали, что они и на протезах станцевали, – а как отрезало. И культи своей стеснялась до конца дней, отчего всегда носила длинные юбки.