От этих слов на душе у меня потеплело — не даром я Махмуду в свое время помог и к себе приблизил! И не прогадал — он тридцать лет после моей смерти верен оставался, и слову своему тоже. А это в нашем насквозь лицемерном мире дорогого стоит! Очень дорогого — никакими общаками не измерить!
Я, кряхтя, словно старик, поднялся на ноги и уставился внутрь открытого сундука.
— Какие деньжищи-то здесь, а дед? — воскликнул я. — Откуда?
— Общак это старый, воровской, — пояснил Махмуд. — Именно на его поиски Бурят и притащил свою задницу в Нахаловку. Именно из-за этого Семена Метлу тридцать лет назад и грохнули. А я, все это время, доверенный мне паханом общак хранил…
— Серьезно, дед? Тридцать лет?
— Да поболе будет, с восемьдесят восьмого-то…
— Тридцать пять! — Нарочито ахнул я. — И ни гроша отсюда не взял? Отец рассказывал, что несладко вам было…
— Так слово давал… — ответил старый. — Слово, Тимка! И слово свое сдержал! Только… — на лицо старика набежала «тень», — не все я Семену рассказал… Хоть себе не взял ни копья, но и уберечь в неприкосновенности не смог… Старый стал — не углядел! Крысы местные нычку нашли и отщипнули немного… И с хабаром тем в городе спались — так на общак Бульдозер и вышел, и торпеду свою — Бурята послал. А там и кипишь остальной подоспел…
— Прорвемся, дед! Не горюй! — Решил я немного приободрить старика. — Разберемся и с Бульдозером, и с его босотой! Пусть только сунется!
— Крови много прольется, — мрачно произнес Махмуд. — Где Витя только не засветился — везде кровь рекой лилась!
— Ну, дед, ты прям как бабка Лукьяниха заговорил! Та тоже реками крови стращала…
— Знать, так тому и быть, — еще сильнее помрачнел Али-Баба. — Ведьма никогда напрасно волну не поднимала. — Ты это, Тимка, себя побереги! — произнес таджик. — Я старый, да и погулял изрядно, а тебе еще жить и жить…
— Не кипишуй понапрасну, стричок! — слегка понизив голос, произнес я. — Вынесем мы Витину шоблу, чеб он там себе не удумал!
— Пахан? Ты еще здесь? — дернулся ко мне старикан.
— Да шучу я, дед! Я это — Тимка, внук твой…
[1] Бес — плохой человек (уголовный жаргон).
[2] Ялдаш — азиат (узбек, таджик, туркмен) (уголовный жаргон).
[3] Путать рамсы — неправильно себя вести (уголовный жаргон).
[4] Багрить — курить (уголовный жаргон).
[5] Локшевой — плохой, дерьмовый (уголовный жаргон).
[6] Ябло — ложка говна (уголовный жаргон).
[7] Ругняк — часы с боем (уголовный жаргон).
[8] Прокнокал — узнал (уголовный жаргон).
[9] Скрысятничать — совершить кражу у друзей либо своих подельников, сокамерников (уголовный жаргон).
[10] Балабас — голова (уголовный жаргон).
[11] Заминехать — осквернить, паскудить (уголовный жаргон).
[12] Свой в доску — верный, преданный вор, который не выдает сообщников (уголовный жаргон).
[13] Кодла мазевая — компания хорошая (уголовный жаргон).
Глава 22
Деревенская гулянка, куда Игорек заявился вместе с приглашенной супругой, казалась ему неким древним анахронизмом, место которому в прошлом. Примерно там, где, по его мнению, находились изжившие себя телевизионные передачи типа «Играй гармонь» и «Поле чудес».
Он с некоей долей пренебрежения смотрел на веселье крестьян, но предпочитал благоразумно помалкивать — Светке все это действо отчего-то безумно нравилось, и попасть под раздачу благоверной ему не хотелось. Что она во всем этом находила, так же, как и в своей мусорской собачьей работе, он, ну, хоть убейте, никак не мог понять. Он бы ни за какие деньги не стал бы копаться в чужом дерьме, лазая по помойкам и «изучая» бесхозные трупаки.
Он до сих пор не терял надежды, что Светка, наконец, одумается и пойдет, как он надеялся, по очень прибыльной юридической части. Пусть, для начала, и в ментовке, но, не бегая за преступниками сбивая ноги, а так — бумажки с места на место перекладывая и зарабатывая необходимый. Глядишь — и в адвокаты двинет. А еще лучше было бы пропихнуть её в какую-нибудь нотариальную контору. А что? Нотариус — очень хлебное место. Сколько Игорешка не обращался к подобным деятелям, постоянно приходилось в очередях сидеть. Поток страждущих подобного вида услуг никогда не иссыхал.
Но любимая женушка даже думать об этом не хотела. Она, видите ли, с самого детства мечтала преступников ловить и преступления раскрывать, как гребаный комиссар Катани, либо чертов Шерлок Холмс. А быть её верным Ватсоном Игорьку совсем не хотелось.
Первым, что неприятно царапнуло «тонкую организацию» старшего менеджера по реализации бытовой техники, оказался роскошный трехэтажный особняк хозяина сего празднества. Уже второй солидный дом в этой захолустной дыре. В первом они со Светкой проживали. Этот особняк был менее роскошным, чем у Катерины, зато прилегающая к дому территория просто поражала воображение.
Роскошный огромный сад, в котором щедрый хозяин расставил столы с угощениями, был засажен самыми разнообразными деревьями. Кое-где на ветках еще висели поздние сорта яблок и груш, доходя до кондиции и вбирая тепло мимолетного бабьего лета. Остальных деревьев Игорь не распознал, поскольку совершенно в них не разбирался, но он был уверен, что все они непременно плодоносящие.
Сквозь сад бежала небольшая чистейшая речушка, через которую был перекинут изящный мостик с фигурной кованой оградой. Немного дальше по течению, где рачительный хозяин устроил запруду, сверкал в лучах заходящего солнца заросший по берегам камышом и кувшинками пруд. В прозрачной воде которого Игорек разглядел стремительно скользящие тени. Огромные рыбины, выныривающие на поверхность за очередной мошкой, тоже неприятно царапнули собственное достоинство менеджера.
Он тоже хотел жить так же богато и роскошно, вот только горбатиться для этого, вывозя дерьмо из-под всякого рода живности, типа свиней, курей и коров, точно не желал. Как и впахивать на полях, не взирая ни на зной, ни на холод. Так же он не желал гробить свое драгоценное здоровье в тайге на лесоповале — Светлана уже успела поведать ему в первый день пребывания, откуда проистекает благосостояние хозяйки, предоставившей им нынешнюю жилплощадь.
Да, Игорешка хотел красиво жить, но работать для этого, надрывая жилы, не стремился. Поэтому-то и предложение Собакина — озолотиться на шару, он принял с таким энтузиазмом. Однако, пока что-то совсем не ладилось с поиском затерянных в этой чертовой дыре драгоценностей. Зацепок не было никаких. Но Дроздов пока не отчаивался, стараясь засунуть свой нос в любую дыру, и держа ушки на макушке.
И судьба, как бы это не показалось странным, оказалась к нему благосклонной. Устав наблюдать веселые хари надирающихся дармовым бухлом деревенских, успевшие опостылеть буквально за час-полтора, Игорек вышел из-за стола, шепнув благоверной на ухо, что пойдет прогуляться по округе. Светка понятливо кивнула — иди, мол, погуляй, а сама вновь погрузилась в обсуждение дальнейших следственных действий с коллегами, которое не прекратилось даже за накрытым столом.
Дроздов прогулялся по осеннему саду, временами срывая с ветки плоды, обладающие, к его изумлению, отменными вкусовыми качествами. Это расстроило менеджера еще больше. Ну, скажите, какого черта какой-то крестьянин, да еще, к тому же и таджик, живет лучше его самого, такого умного и красивого?
«Какая жестокая несправедливость! — подумал он, в раздражении забрасывая в кусты очередной огрызок неприлично сладкой и вкусной груши. — Так быть не должно…»
Покинув сад, Игорь направился к дому — после многочисленных разносолов его потянуло в туалет. А вот где он мог располагаться — Игорек не знал. Неожиданно его внимание привлек старый морщинистый таджик — хозяин дома, Махмуд Ибрагимыч, как его представила Дроздову жена. Старик тоже отлучился из-за стола и куда-то шел в сопровождении внука — Тимохи, бывшего наркомана, прошедшего курс реабилитации. Вот именно в честь его «победы» над зависимостью и был устроен весь этот сабантуй.
Хотя, как Игорек понял из рассказов жены, «вылечила» этого Тимоху от наркомании какая-то местная бабка-знахарка. И Дроздов глубоко сомневался, что дремучая старуха в состоянии излечить от подобной зависимости. Таких бедолаг Игорек в свое время насмотрелся в том же казино, где крутил рулетку Собакин. Подчас очень состоятельные люди садились на иглу, пуская под откос свою дальнейшую жизнь. И никакие дорогие клиники и реабилитационные центры уже были не в силах им помочь. А тут бабка…
«Зря они так радуются, — подумал Игорь, — пройдет неделя-другая, а в лучшем случае месяц-два и все повторится снова. Эта зараза просто так людей от себя не отпускает! Но мне на это плевать… Мне бы сейчас облегчиться… — Дроздов схватился за бурчащий живот. — Не надо было всякую гадость трескать! Говорила мне мама — мой пищу, сынок, перед едой! Вот они-то точно подскажут, — глядя в спину удаляющимся от него старику и парню, решил Дроздов, стремительно направляясь за ними, — где здесь туалет?»
Пожилой таджик с внуком в дом не пошли, а с комфортом расположились в большой беседке. И Дроздов направился прямиком к ней, радуясь, что не придется догонять хозяина особняка. Однако добраться до намеченной цели ему не удалось — живот так скрутило, что Игорешка даже присел на корточки, скрючившись и обхватив себя руками, пережидая приступ неожиданного спазма.
— Так и знал! — тихо прошипел себе под нос Дроздов. — Не надо было жрать эти чертовы яблоки! — Живот согласно откликнулся громким и болезненным урчанием.
— Давай, внучек, вываливай свой серьезный базар, — донесся от беседки сиплый голос пожилого таджика.
— Э́йяфьядлайё́кюдль еще курится! — Понес какую-то пургу якобы излеченный от наркоты его внучок. Ну, собственно, какие еще доказательства нужны?
Дальнейший разговор старики и внука, вообще показался Игорьку каким-то махровым сюрреализмом. Сначала пацан сообщил, что во время лечения он, якобы, умер. А затем попал куда-то, толи на тот свет, толи в преисподнюю, где его преследовала толпа мертвяков. Один из которых даже обратился к пацану с просьбой запомнить и передать старику эту дарацкую фразу с Эйтамчемто который до сих пор курится.