Пуля ударила парня в грудь и отбросила его на Светлану, которая сразу все поняла.
— Игорь, помоги! — воскликнула девушка, пытаясь удержать раненого парня, решившего спасти её ценой собственной жизни.
Но ответа от мужа не было, как и его самого в поле зрения девушки. Размышлять, куда пропал её благоверный, времени не было. Девушка с трудом уложила тяжелое тело на землю и бросила взгляд на стремительно бледнеющее лицо парня.
— Слава Богу… жива… — паренек неожиданно улыбнулся, в уголках его рта показалась пузырящаяся кровь, и только после этого он потерял сознание.
— Черт! Черт! Черт! — выругалась Дроздова, разрывая футболку на его груди, чтобы осмотреть ранение.
В районе пулевого отверстия так же обнаружилась пузырящаяся кровь и, если прислушаться, можно было явственно различить, как подсасывается в рану воздух при дыхании. А это могло обозначать только одно — повреждено легкое!
Забыв обо всем на свете, Светлана лихорадочно принялась вспоминать, что нужно делать именно в этом случае. Ведь она это проходила, как на уроках ОБЖ еще в школе, так и на практических занятиях по оказанию первой помощи уже в институте. Самое первое, вспомнила она, при отсутствии в ране инородного предмета надо прижать ладонь к пулевому отверстию и закрыть в него доступ воздуха. Если рана сквозная, нужно закрыть и входное, и выходное раневые отверстия.
Недолго думая, она приложила ладонь к груди парня, закрывая рану и одновременно ощупывая второй рукой его спину — нет ли выходного отверстия с другой стороны. К счастью, или к несчастью (Света не помнила) рана оказалась не сквозной.
Следующим этапом нужно было закрыть рану воздухонепроницаемым материалом — загерметизировать, а после зафиксировать этот материал повязкой или пластырем. Девушка сдернула со спинки стула свою сумочку, с которой пришла на вечеринку и безжалостно высыпала её содержимое на траву.
Действовать одной рукой было неудобно — рану она продолжала зажимать, но Света нашла в содержимом небольшой целлофановый пакетик и небольшой рулончик пластыря, которым время от времени заклеивала стертые жесткими туфлями до мозолей пальцы на ногах. Упаковка влажных салфеток тоже пошла в ход — нужно было чем-то отереть с груди парня кровь. Её было немного, но прилепить пластырь не получилось бы.
Работала она быстро и четко, как опытная полевая санитарка, хотя подобным в реальности ей раньше заниматься не приходилось. Её не сбивали даже продолжающие раздаваться выстрелы, крики и какая-то нездоровая суета вокруг. Однако, у нее все получилось, словно кто-то невидимый стоял рядом и направлял её руки.
Дальше следовало придать пострадавшему положение «полусидя» и приложить холод к ране. И если с холодом были определенные проблемы, то положением «полусидя» она тоже прекрасно справилась, подтянув раненного поближе к себе, приподняв его плечи. И только после этого она крикнула:
— Помогите!
Но можно было уже не кричать — рядом уже оказался отец Тимохи — Валентин Петрович:
— Сейчас, дочка… Сейчас помогу…
Пока она оказывала первую медицинскую помощь парню, возможно, спасшему ей жизнь, но однозначно сохранившему здоровье, события в саду развивались не менее стремительно и трагично — едва только грохнул выстрел, Хорька, стоявшего за спиной Бульдозера, в тот же момент обдало горячей кровавой кашей.
Не разобравшись в первый момент, в чем же тут дело, он заторможено наблюдал, как непотопляемый даже в девяностые Витя Бульдозер с раздолбанной в хламину башкой, в которой не осталось даже мозгов, словно куль с дерьмом рухнул на землю.
— Бах! Бах! — Раздалась еще пара быстрых выстрелов, и бошки бойцов, стоявших рядом с автоматами наизготовку, тоже разлетелись по сторонам кровавыми рубиновыми водопадами, красиво подсвеченными уличной светильниками.
Мгновенно припомнив бурную молодость, Хорек рухнул на землю, несмотря на травищу, заляпанную мозгами и сгустками крови — он и без этого уже был вымазан в кровавом дерьмище с ног до головы. Разжав сведенную судорогой руку Бульдозера, Хорек вырвал из нее ствол.
— Бах! Бах! Бах! Бах! — Трупы сыпались на траву, словно перезревшие груши в ночном саду.
Хорек понял, что из его бойцов, вошедших в сад, в живых не осталось никого. Уцелел в этой бойне только он один.
— Ну ты даешь, Филимон Митрофаныч! — нервно сглотнув и качая головой, произнес майор Поликарпов. — Никогда такого не видел…
— Опыт не пропьешь, — откашлявшись от едкого порохового дыма, ответил участковый, так и не достав свою пушку из-под стола.
— А Митрофаныч у нас в Нахаловке вместо Терминатора! — выкрикнул Серега, веселье которого взлетело до каких-то невиданных высот. — Вот подумываю, может тоже себе башку разбить и титановую пластину вставить?
— Да помолчи уже, хохмач! — Недовольно произнесла Катерина, отвешивая балдому лесорубу тяжелую затрещину. — Такими делами не шутят! Филимон Митрофанович у нас настоящий герой! И не надо над его ранением зубоскалить! Понял, дебил⁈
— Молчу-молчу! — потирая затылок, безропотно стерпел экзекуцию Серый.
— Только это, ребятки, — вновь подал голос Сильнягин, — у меня еще пуля осталась. Семерых я заземлил, а их восемь было! Покопайтесь там, в кучке, еще живой должен кто-то остаться, ежели только я двоих одной пулей не приласкал…
Серый, Борис и еще пара мужиков-лесорубов подорвались из-за стола и подошли к еще подергивающимся телам.
— Есть, падла! Живой! — Распихав трупы со сплошь простреленными головами, Серый обнаружил затаившегося Гошу. — Под жмура закосить хотел, мля? — Он выбил пинком ствол из руки Хорька, а затем основательно прошелся грубыми ботинками по его ребрам. — Самый хитрый здесь, сука!
— Давай, подъем! — Борис поднял уголовника за шиворот и поставил на ноги.
— Вы чё творите, отморозки? — Неожиданно тонко заверещал Хорек. — Вы знаете, кого завалили, утырки?
— А то нет! — В голос заржал Серый. — Ты про Витю Бульдозера, штоль? Так ему на том свете давно прогулы ставят — вот, наконец, и сподобился! А ты что за гусь? — Лесоруб крепко встряхнул щуплого авторитета за грудки.
— А это — уголовный положенец по области, — произнес вместо бандита майор Поликарпов. Убедившись, что его подчиненная в полном порядке, а вокруг раненного паренька суетятся родственники, оказывая первую помощь, он вновь нырнул в стремительный круговорот событий. — Кличка — Хорек, Хорьков Георгий Валерьевич…
— А! Хорек, значит? — Хищно усмехнулся Борис, заглядывая авторитету прямо в глаза. — Так вот, значит, кто нам палки в колеса вставлял, когда мы с китайцами мутить начинали… — И он с оттяжечкой пробил уголовнику в солнышко.
Гошан сдавленно выпустил воздух и «сложился», но устоял на ногах только лишь потому, что бригадир лесорубов продолжал удерживать его за грудки.
— Вы тут… все сдохнете, суки… — просипел он, хватая распахнутым ртом воздух. — У меня за оградой больше двух десятков торговцев мясом[1]! И все с волынами… Не выпустят без меня никог…
— Бах! — И башка Хорька тоже разлетелась кровавыми брызгами, как раньше у его подельников, слегка замарав кровью лесорубов.
— Митрофаныч, совсем с дуба рухнул? — возмутился Борис. — Так-то новая совсем рубашка была! А ты её в конец заговнял!
— Пардоньте, парни! — невозмутимо произнес старикан, вынимая винтовку из-под стола. — Мой косяк — палец дрогнул на спусковом крючке… — Он отщелкнул магазхин и принялся набивать его патронами, которые вынимал из кармана своего потертого кожаного плаща. — Староват я уже для таких вот фокусов.
— Хм, а удачно палец дрогнул! — рассматривая четкую дырку посередине лба Хорька, с завистью произнес Борис. — У меня бы так всегда дрожал…
— Ну, а вы чего встали? — Неожиданно рявкнул на лесорубов участковый. — Оружие разобрали, дятлы — за забором еще два десятка головорезов! Баб с детьми увести подальше и спрятать…
— А куда их? — Почесал пятерней затылок Борис. — К дому палево вести — наткнемся на кого…
— В сад идите! — неожиданно подал голос старый таджик, отвлекшись на мгновение от раненного внука. Все, что было можно, уже сделано — а, чтобы доставить его в больницу, нужно было разобраться с уголовниками, оцепившими поместье Махмуда. — Вон, по той тропинке идите, — он указал пальцем, — там у меня капитальный сарай для садового инструмента. В нем погреб. Все ясно?
— Понял, Ибрагимыч! — Кивнул Борис и, засунув пистолет Хорька за пояс. — Кать, давай, уводи девок и мелюзгу! А мы с остальными разберемся!
Дальше события понеслись еще более стремительно: едва женщины с детьми, и раненным парнем, которого под руководством Катерины утащили двое деревенских мужиков, исчезли в темноте ночного сада, на освещенный пятачок возле столов выскочили с территории двора двое бойцов из бригады Бульдозера.
— Чё так нашумели, пахан? — бросил один из них, сразу не разобравшись в ситуации. — Бакланы совсем не догоняют… Тля! — Едва его взгляд пробежался по окровавленным телам подельников, как он все понял и вскинул автомат, но выстрелить не успел, получив в висок рукояткой пистолета от резко подскочившего к нему Бориса.
Зато второй успел полоснуть неприцельной очередью по противнику и резко дать стрекача. Он ломанулся в сторону от света — только кусты затрещали.
— Все целы? — осведомился Сильнягин, передергивая затвор своего карабина.
— Вроде, целы… — Обежав глазами всех оставшихся, подытожил Борис. — Никого, сука, не зацепил.
— Значит так, — Сильнягин положил карабин на стол перед собой, — у кого нет ствола — уё к бабам и детя́м, чтобы под ногами не путаться! Майор? — Повернулся он к Поликарпову. — У тебя с этим как?
— Табельное, — Степан Николаевич показал старику пистолет.
— Добро! — кивнул участковый. — Значит, повоюем! Не думал, что еще придется… Ан, нет! — И он ласково провел пальцами по деревянному ложу винтовки.
Бой вышел дерзким, жестким, но скоротечным. Пришлые уголовники, не знакомые с территорией, да еще и прибывшие в поселок в сумерках, откровенно терялись на местности. Тогда как Махмуд знал каждую кочку на своем участке и вокруг него. Потребовалось буквально полчаса, чтобы выжившие бандюки, которых основательно попотчевали огнем, поджав позорно хвосты и бросив раненных на произвол судьбы рванули из этого ада. Но их судьба тоже была незавидной — ведь из Нахаловки до трассы вела только одна дорога, которую перекрыли полицейские наряды по звонку майора Поликарпов