[72].
В исполнении долга он будет видеть смысл своей жизни, да и сама смерть его в Севастополе есть исполненный до конца долг.
От Канарских островов до Рио-де-Жанейро
Двадцать восьмого ноября вышли, наконец, из Портсмута. Оставив за кормой Францию, Испанию и Португалию, при попутном ветре без происшествий дошли за 12 дней до Канарских островов, где встали на якорь в порту Санта-Крус. Этот быстрый переход вознаградил команду за проволочку первых месяцев экспедиции.
О Тенерифе, самом крупном острове архипелага, Нахимов читал у Ю. Ф. Лисянского:
«На самом рассвете увидели мы остров Тенериф, находившийся от нас на юго-западе в 45 милях. Но поскольку в это время над высотами носился еще туман, то Пик (вулкан Тейде высотой 3718 метров — высшая точка Испании. — Н. П.) показался нам только в 7 часов утра, и потом до самого полудня эта славная гора почти беспрестанно представлялась нашему взору. Покрытая снегом, ее вершина, освещенная солнечными лучами, представляла прекрасное зрелище. Признаюсь, что вид этого огромного исполина привел меня в восхищение. Хотя прежде я и проходил мимо острова Тенериф, но, по причине пасмурной погоды, мало видел его берега.
Город Санта-Крус по всем правам заслуживает имя столицы Канарских островов. В нем имеет пребывание губернатор островов и производится самая большая торговля. Город состоит из каменных строений, лежит у подошвы горы и с моря представляет прекрасный вид. Он невелик, улицы в нем весьма чисты. На берегу построены три крепости: Сан-Педро, Сан-Рафаель и Сан-Кристобал. Из последней ядром оторвана была рука у славного лорда Нельсона во время его нападения в прошедшую войну. Укрепления весьма исправны и достаточно снабжены медными пушками»[73].
За 20 лет, прошедших со времени экспедиции Лисянского, на острове ничего не изменилось: так же процветала торговля, которая привлекала корабли, закупавшие вино, свежие фрукты, овощи, баранов и птицу.
Принимал участие в закупках и Нахимов, а потом вместе с Завалишиным и Бутеневым отправился в долину Оротава. Здесь неразлучная троица посетила ботанический сад, впервые увидела цветущий чайный куст, а поднявшись на гору, полюбовалась видом Канарских островов. Осмотрели батарею, о которой писал Лисянский, послушали рассказ о ранении Нельсона и убедились, что испанцы очень гордятся этой историей.
На время стоянки на острове пришелся день рождения императора Александра I — 12 (24) декабря. На русских кораблях отслужили молебен и произвели 101 выстрел из пушек. Испанцы-католики, отмечавшие навечерие Рождества Христова, пригласили моряков на торжество. Площадь перед кафедральным собором была заполнена празднично одетым народом, дома украсили фонарями и по местной традиции беспрерывно палили из петард, устраивая фейерверки даже днем. Ужинали офицеры у начальника национальной гвардии, дочери которого — по определению Завалишина, «первые красавицы города» — услаждали слух моряков пением и игрой на арфе.
Нахимов описал дни, проведенные на острове, кратко: «…купили вина для себя и команды и в четвертый день вступили под паруса».
На пути через Атлантику ветер всё время дул в паруса, штилей не было, так что экватор пересекли без происшествий. Правда, с непривычки перейти второй раз за год из зимы в лето было непросто. «Ах! Как трудно было сначала привыкать к жарким климатам, но теперь благодаря судьбе несколько попривыкли»[74], — жаловался Нахимов в письме, адресованном Рейнеке.
Но жарко или холодно, штиль или шторм — офицер стоит вахту. Ежедневно час посвящался обучению команды обращаться с парусами, еще час — учению при орудиях (на фрегате артиллерийских офицеров не было, и артиллерией занимались флотские офицеры). А еще в их обязанности входили проверка журналов, которые вели штурманы, определение местоположения корабля, описание берегов, уточнение карт. Во время кругосветного плавания вели метеорологические наблюдения и записывали их результаты в журнал (в 1882 году их издадут отдельной книжкой [75]).
На фрегате впервые в русском флоте была введена должность старшего офицера — он заведовал общими делами; остальные офицеры несли вахты. Согласно Морскому уставу тех лет, морские сутки начинались не с полуночи, как гражданские, а с полудня и совпадали с вахтами: первую вахту стояли с полудня до шести часов вечера, вторую — до полуночи, третью — с часа пополуночи до пяти утра, четвертую — с пяти до девяти утра и пятую — с девяти до полудня. Обычно команду делили на две половины, поочередно несшие вахту. Но в дальних плаваниях это сильно изматывало людей, и Лисянский во время кругосветки одним из первых разбил экипаж на три вахты. «У нас старший офицер с Тенерифа не правит вахтою, а занимает должность капитан-лейтенанта. А с Рио-Янейро стоим на четыре вахты», — писал Нахимов Рейнеке.
Павел Новосильский, товарищ Нахимова по Морскому корпусу, так описывал распорядок дня офицеров в экспедиции 1819 года к Южному полюсу: «В 8 часов утра мы собирались в кают-компании пить чай. Тут рассказывали новости, если были какие на ночных вахтах… В 10 часов делали солнечные наблюдения, по которым вычисляли время на шлюпе; сравнивая это время с хронометром, получалась долгота места. После полудня все офицеры являлись на палубу брать секстанами полуденную высоту солнца. Особенный звон колокола „рында“ возвещал полдень. После чего каждый спешил вычислить широту места шлюпа в полдень. В час сходились к обеденному столу, не роскошному, но всегда хорошо приготовленному; капитан Лазарев обедал и пил чай вместе с нами… Карты (игральные. — Н. П.) решительно изгнаны были на нашем шлюпе: капитан Лазарев не мог терпеть их»[76].
Едва ли порядки на фрегате «Крейсер» сильно отличались от заведенных Лазаревым на шлюпе «Мирный». Свободные от вахты офицеры «Крейсера» и «Ладоги» отправлялись на шлюпках в гости друг к другу, играли в шахматы, беседовали, читали. Книги для экспедиций покупали за казенный счет; в основном это были описания плаваний Крузенштерна, Лисянского, Сарычева, англичан Джеймса Кука, Чарлза Клерка и Джона Гора[77]. У капитана фрегата была своя библиотека, книги из которой на английском языке брали читать офицеры. Завалишин самостоятельно учил испанский и португальский языки, среди его книг было несколько словарей.
По вечерам и матросы, и офицеры любили слушать музыку. Конечно, музыканты по штату не полагались, но не запрещалось нанять оркестр на собственные средства. Флотские офицеры в большинстве своем были небогаты и жили в основном на жалованье, поэтому Лазарев закупил инструменты за свои деньги. Выбрал 20 наиболее способных к музыке членов экипажа, перед походом нанял для их обучения капельмейстера — и оркестр готов. При заходе в иностранные порты оркестр исполнял марши и гимны. Был на фрегате и матросский хор.
В тропиках устраивали купания для матросов: натягивали большой парус, два конца его крепили к фрегату, два других — к спущенным на воду шлюпкам; получалось что-то вроде бассейна, в котором акулы были не страшны. Особенно всех смешили ньюфаундленды, которые тоже купались и всё норовили вытащить кого-нибудь из воды. Купания устраивались ежедневно не только из гигиенических соображений, но и для профилактики заболеваний и укрепления здоровья. Если на море было волнение или корабль не ложился в дрейф, матросы обливались водой на носу корабля. В холодном климате на берегу устраивали баню в палатке из парусов, вместо каменки нагревали ядра.
Надо заметить, что по распоряжению капитана для сбережения здоровья команды на корабле были заведены особые порядки, которые кому-то могли показаться мелочными и ненужными, однако благодаря им на фрегате не было большого числа больных, а цингой не болели вовсе. А ведь в те годы на флоте еще не было ни опреснительных установок, ни консервов, а цинга — главный бич длительных переходов — случалось, выкашивала бо`льшую часть команды. Как же Лазарев добивался таких впечатляющих результатов?
Во-первых, везде, где делали стоянку, по возможности закупали птицу, баранов, свиней — благо они хорошо переносили качку; при длительных переходах старались вместе с солониной класть в щи свежее мясо. В постные дни варили горох, добавляли толченые ржаные сухари и масло. Во-вторых, во всех портах покупали фрукты и овощи, чай пили утром и вечером с лимоном или лимонным соком. В холодную погоду команде выдавали ром, «французскую водку» (так называли тогда коньяк), пунш. В жару крепкие напитки заменялись красным портвейном или мадерой, в случае опасности дизентерии портвейн добавляли в воду, во время тяжелой работы матросы получали винную порцию три-четыре раза в день. Если появлялись тяжелобольные, офицеры старались присылать им еду со своего стола. Раз в неделю всю команду осматривал доктор.
Большое внимание Лазарев уделял экипировке команды; когда не хватало казенных средств, докупали необходимую одежду на пожертвования офицеров и самого капитана. Чтобы не было больных и простуженных, на корабле соблюдали такой порядок: на жилую палубу в мокрой одежде не спускались, ее снимали и развешивали для просушки, а затем переодевались в сухую. С сыростью боролись, устанавливая переносные печи и посыпая палубу горячим песком, который хранили в устроенных на камбузе ящиках. Песком посыпали палубу и во время боя. Печи были необходимы не только для сбережения здоровья людей, но и для предохранения кораблей от гниения.
Такая жизнь матросам, которых рекрутировали из крестьян и мещан, нравилась больше, чем служба на берегу: «Вот так бы всю жизнь и плавали!» Грамотные матросы вели в походе записи, своего рода журналы, и доверяли офицерам читать их. Вот что, например, они писали о посещении Бразилии: «Пришли в город Абразил, владетеля короля португальца. Тут все арапы, это значит невольники, а господа — португальцы. А португальцы не лучше черных, народ грязный, а у них везде вода под боком, да и зимы нет, кажись бы всё так и купался». А вот о посещении Таити: «А были мы в англицкой церкви, англичане поворотили диких в свою веру, а церковь как есть пустая и помолиться не на что, не диво, что дикие ходят тайком молиться на своих болванов, что еще валяются на кладбищах их»