Однако на этом беды в тот год не закончились. «Несчастие, как говорят, кого начнет преследовать, никогда не кончится одним ударом! Так и для нашего бедного флота».
Сначала узнали о пропаже шхуны «Стрела», на ее поиски отправили бриг «Феникс» — тот самый, на котором ходил в первое заграничное плавание гардемарин Нахимов. Бриг разбился. К счастью, все спаслись. Затем взорвался корабль на малом рейде Кронштадта. Как выяснилось, артиллерийский офицер отправил людей очистить пороховую камеру от остатков пороха, они вошли туда с ручными фонарями, начали камеру скоблить; порох, осевший в щелях, вспыхнул… Командир корабля, находившийся в это время на берегу, был отдан под суд. «Вот тебе, любезный Миша, все наши горестные новости».
Но были и радостные события: построенные на Охтинской верфи бриг, тендер и шхуна — «отличные суда… отделаны в таком виде, в каком русский флот мало имел судов».
Они ни в чем не уступали, а кое-чем даже превосходили корвет «Князь Варшавский», построенный в Америке. Нахимов, как и его учитель Лазарев, находил суда, построенные за границей, очень дорогими; к тому же иностранцы часто строили еще не обкатанные модели, то есть экспериментировали за русские деньги. Вот мнение Нахимова об американском корвете: «Прекрасное судно, отлично отделано, но, по моему мнению, не стоит заплаченных денег, тем более что у него внутренняя обшивка гнила, ее необходимо переменить. Рангоут также не совсем исправен, фок-мачта гнила». Словом, получилось, переиначивая пословицу, «дорого да гнило». А что же хорошо? «Говорят, что он отлично ходит, до 13 узлов в бейдевинд; если сие справедливо, то это одно выше всякой цены».
Нахимов не из праздного любопытства рассматривал корвет; вскоре ему предстояло снова строить корабль — на сей раз знаменитый фрегат «Паллада».
«Флот идет к опасности»
«Насчет слухов о назначении моем на новостроящийся фрегат в Архангельске — несправедливо», — писал Нахимов Рейнеке в ноябре 1831 года. Осенью он был болен — простудился, однако ни на что не жаловался: «Поистине, я сим весьма доволен». А через месяц слухи подтвердились: в самый канун 1832 года его назначили командиром строящегося фрегата и перевели в 4-й флотский экипаж.
Император приказал отделать фрегат «с особенным тщанием и с применением способов для удобнейшего и чистейшего вооружения оного».
К моменту назначения Нахимова на «Палладу» на стапелях стоял лишь остов будущего корабля, который строил англичанин на русской службе полковник В. Ф. Стоке. Нахимову предстояло составить ведомость материалов и оборудования для фрегата «сколь можно поспешнее». К маю 1832 года ведомость из двадцати одного пункта была готова, а уже 1 сентября фрегат сошел со стапелей Охтинской верфи. За отличную работу Нахимову объявили высочайшее благоволение. Дальше — отделка и вооружение. Менее чем через полтора года — в августе 1833-го — он докладывает о выполнении работ, рядом с каждым пунктом ведомости стоит короткое: «Исполнено». Но сколько времени он провел в доке, сколько порогов обил, сколько бумаги исписал, чтобы добиться результата в столь короткий срок!
В тридцатые годы XIX века срок постройки корабля в России был определен в два года с перерывом на одно лето для того, чтобы набор на стапеле успел просохнуть. Даже в Великобритании, морской державе, полный цикл строительства корабля занимал в военное время четыре-пять лет, а в мирное — еще больше. Кстати, и там, несмотря на огромный опыт судостроения, нужен был глаз да глаз. Серия из сорока кораблей «Сервейер» («Surveyor») вошла в историю под названием «40 воров», поскольку вскрылось большое число случаев воровства и коррупции, корабли построили из сырой древесины, подряды на выполнение работ распределяли за взятки.
Кораблестроительная деятельность Нахимова еще ждет своего исследователя. Автор одной из немногочисленных статей на эту тему так оценил новый фрегат: «…процесс его постройки не менее примечателен, чем вся судьба „Паллады“, запечатленная в бессмертных очерках Гончарова. При создании фрегата были использованы многие достижения в области судостроения того времени. К таким новшествам, в частности, относились: усовершенствованный брандспойт, удобный как при пожаре, так и при повседневном использовании; железные румпеля{34} со шкивами; кожаные штуртросы; аксиометр{35} к штурвалу; железные тумбои (поплавки, служащие для указания места якоря), а также многие усовершенствования по части рангоута. На „Палладе“ впервые в практике русского кораблестроения применили медные полубортики с иллюминаторами, выходящими на жилую палубу, а также помпы для подачи воды на камбуз и в лагуны для питьевой воды. Эти и другие новшества сделали „Палладу“ совершенным кораблем, который свыше двадцати лет с честью носил русский флаг»[153].
Нахимов не ограничивался общим наблюдением за работами — он вникал в детали, его предложения были всегда продуманные и обоснованные. Когда выяснилось, что у корабельного инженера нет планов фрегата, Нахимов подал рапорт: «…не имея плана, я не могу приступить к правильной нагрузке фрегата». Не прошло и трех дней, как план предоставили, а на рапорте появилась помета: «Исполнено».
Он писал об увеличении числа гребных судов, о необходимости построить «полубарказ длиною 32 фута, который с большою удобностию будет служить для сбережения самого барказа, ибо, не имея оного, за всякою незначащею тяжестью должно непременно посылать барказ, отчего оный весьма скоро приходит в негодность»[154].
Не всё шло гладко, и не всем Нахимов остался доволен. Так, новым абордажным оружием фрегат не снабдили — дали старое, да и то «в дурном виде». Полупортики в жилую палубу сделали по чертежам, привезенным из Англии, но «нехорошо, так что вода попадает в оные, да и самые полупортики сделаны дурно». В круглый люк и над кают-компанией он требовал вставить стекла той же толщины и крепости, как кормовые; сделали, но в запас не дали ни одного, «хотя об оном и требовано было мною от управления конторы Кронштадтского порта». То же и с канатами: требовал прислать запасные — прислали, но не той длины. И снова Нахимов писал о недоделках и требовал их исправления.
Конечно, Нахимов был не одинок, М. П. Лазарев внимательно следил за деятельностью своих оперившихся птенцов, разлетевшихся по собственным кораблям, помогал советом и делом. Пересказывали забавный эпизод, случившийся при строительстве фрегата. «Во время отсутствия по делам службы капитан-лейтенанта Нахимова, вооружавшего на Охте назначенный в его командование фрегат „Палладу“, М. П. Лазарев посетил этот фрегат и заметил, что команда фрегата неправильно перевязывала выбленки на вантах; не сказавши ни слова, он немедленно сбросил с себя мундир, засучил рукава рубашки и принялся перевязывать выбленки, объясняя команде, как следует это делать. В это время Нахимов подходил на катере к фрегату и крайне был удивлен, увидя адмирала на вантах, работавшего с командой»[155].
Да, у Лазарева были жесткие методы воспитания — он перенял их на английском флоте и считал вполне оправданными. Но не одной строгостью он действовал — молодым мичманам, пришедшим к нему на фрегат «Крейсер», он еще и любовь к морской службе прививал, которую невозможно воспитать, если сам ее не имеешь. Адмирал, который не гнушался скинуть мундир и показать матросам, как вязать выбленки, беззаветно любил и море, и службу, и этому Нахимов научился у него.
Командовал «Палладой» Нахимов всего одну кампанию, но за это время произошло событие, которое на Балтике помнили долго.
В августе 1833 года эскадра под командованием вице-адмирала Ф. Ф. Беллинсгаузена крейсировала у восточного берега Балтийского моря. Ночью усилился ветер, небо заволокло облаками, начался дождь, и никто на эскадре не заметил, что, возвращаясь домой, сбились с курса.
Нахимов на «Палладе», увидев Дагерортский маяк, уточнил свое местонахождение и понял: эскадра шла прямо на камни. Что делать? Курс эскадры определяет флагман, задача остальных командиров — следовать строго за ним. Однако с флагмана никаких сигналов не подавали. Может быть, он ошибся? Нахимов перепроверил свои расчеты — нет, всё верно, курс необходимо изменить, иначе последует катастрофа, гибель целой эскадры.
Из шканечного журнала фрегата «Паллада»: «…В 17 день августа 1833 г., крейсируя под парусами в эскадре, случаи. В 1 часу ветр риф-марсельный, свежий; темно, облачно, высота барометра 29, 28; по термометру теплоты 7° (в XIX веке использовали шкалу Реомюра. 7 градусов по Реомюру соответствовали 8,75 градуса по Цельсию. — Н. П.). В начале 1 часа для уменьшения хода положили грот-марсель на стеньгу; в 1/2 2-го часа мы ночным сигналом известили адмирала, что флот идет к опасности…»[156]
Вспышка сигнального огня прочертила ярким белым светом ночное небо. Несмотря на непогоду, сигнал должны были заметить. Однако флагман «Император Александр I» не отвечал. Тогда Нахимов понял, что придется самому принимать решение — медлить нельзя.
«Поворот через фордевинд!» — прозвучала его команда. Фрегат лег на левый галс и вышел из корабельного строя — только так командир мог спасти свой корабль.
Произошла вещь неслыханная: командир корабля без команды с флагмана самолично изменил курс и покинул ордер. Самое удивительное, что на «Императоре Александре I» и этого не заметили. И только когда «Паллада» произвела два пушечных выстрела и сожгла еще один фальшфейер, флагман, наконец, дал сигнал об изменении курса. Но идущий первым «Арсис» уже успел наскочить на мель и получил серьезные повреждения, однако остальные корабли эскадры благодаря действиям Нахимова были спасены.