.
Император не желал оставлять форты горцам, и потому во время Восточной войны распорядился перебросить 13-ю дивизию на Кавказ. Нахимов, как видим, считал целесообразным сосредоточить все силы в двух фортах; освободившиеся сухопутные дивизии пригодились бы для укрепления Севастополя. Но Николай I считал иначе, а Меншиков «не смел» что-то предложить.
Не все разделяли мнение Нахимова, но все были единодушны в одном: гарнизоны крепостей спасались исключительно с помощью флота. «Если не пришла бы к нам 13-я дивизия, то мы были бы уже теперь в самом критическом положении», — сообщал командующий Кавказской береговой линией во время Восточной войны.
Крейсирование вдоль кавказского побережья историки флота называют беспримерным. Можно возразить, вспомнив аналогичную операцию англичан у Бреста в эпоху Наполеоновских войн. Но у англичан был огромный флот, который позволял часто сменять корабли, дежурившие у берегов Франции, да и мягкий климат акватории Атлантического океана не похож на черноморский, когда зимой снасти и паруса покрываются коркой льда, а осенние и весенние шторма выбрасывают суда на берег. Так что крейсерство, хотя и не завершило Кавказскую войну, стало «отличной школой мореплавания, нигде никогда не существовавшей»[210]. И главную роль в этом сыграла деятельность адмирала Лазарева и его учеников — Нахимова, Корнилова, Путятина, Панфилова, Метлина, Юхарина, Истомина.
Установка якорей
В Российском государственном архиве Военно-Морского Флота хранится план Цемесской бухты, собственноручно вычерченный Нахимовым в 1840 году, когда он получил приказ положить в бухте мертвые якоря. Новороссийская, или Цемесская бухта — одна из самых известных на Черном море, вторая крупная российская гавань после Севастополя. На ее рейде может одновременно стоять несколько кораблей, она не замерзает, защищена от ветров с моря. Но эта живописная и теплая бухта печально знаменита своей борой — внезапно появляющимся северо-восточным ветром с гор.
Предвещают бору легкие облачка, клочья которых возникают на совершенно чистом небе у самых вершин гор. Облачка то исчезают, то появляются; затем ветер крепчает, резко меняет направление, достигает бухты и поднимает там огромные волны; водная пыль кропит берег. Ветер усиливается настолько, что срывает железные крыши с домов, выворачивает с корнем деревья, валит с ног и катит к обрыву людей, которые, пытаясь удержаться, цепляются за корни и кусты.
Температура воздуха резко падает, рангоут и такелаж покрываются ледяной коркой, корабли переворачиваются и тонут. Если судну приходилось заходить в Цемесскую бухту в самые опасные месяцы — в ноябре и феврале, — капитаны старались выбирать место так, чтобы не оказаться под этим ветром. Разрушительной его сила бывает у берега, мористее она убывает, и случалось, корабли, стоявшие далеко от берега, оставались целыми. В этих местах и решено было положить мертвые якоря. Их укладку Лазарев поручил Нахимову.
На грунт укладывали два железных бруса по 400 пудов и соединяли их толстой цепью, к середине которой приклепывали двойную цепь — бридель, в свою очередь соединявшийся с бочкой, плавающей на поверхности и имевшей специальное кольцо — рым, к которому корабли крепили свои якорные цепи. Лейтенант Сущов, служивший на «Силистрии», подробно описал устройство якорей, заметив: «…мертвые якоря положены на разных глубинах, средняя цепь от них имеет длину 16 сажен и, по словам адмирала Нахимова, чтобы удержаться на ней в бору, не должно выпускать своего канату более 30 или 25 сажен. При зыби надо иметь канату вдвое более».
При установке мертвых якорей возникла непредвиденная ситуация: когда их уже уложили, у двух бриделей выпали болты. Адъютант Меншикова, бывший в то время в порту, написал в донесении о лопнувших болтах. То ли он не разобрался толком в происшедшем, то ли поспешил найти виноватых и доложить князю, но только крайними оказались мастера адмиралтейства и Нахимов.
Лазарев в объяснении Меншикову писал, что «никто болтов в Адмиралтействе не ковал и никакие болты не лопались», потому что цепи были выписаны уже готовыми, из Англии: «Они были доставлены и положены, как должно, с полной уверенностью, что всё исправно». За укладкой якорей наблюдал корабельный инженер, который сам неоднократно видел, как это делали в Англии. «Нахимова же я назначил потому, что никто другой лучше его таковою работою не распорядился бы». Лазарев не выгораживал ученика — он был уверен в его добросовестности и исполнительности. Но Меншиков желал знать причину аварии. Вскоре выяснили: в Англии ставят точно такие же цепи, в которых у болтов нет концов и чек; однако там волнение моря незначительное, а в Цемесской бухте тихая вода бывает только летом, и потому цепи нужно делать другими. «Несмотря на эту неудачу, — писал Лазарев Меншикову, — я беру на себя смелость уверить вашу светлость, что мертвые якоря в Цемесе, во что бы то ни стало, положены будут, как следует, хотя бы двадцать раз пришлось вынимать их!»[211]
Вот Нахимов их и вынимал два десятка раз. Как видно по рапортам и донесениям, он руководил работами в 1846, 1847 и 1848 годах; мертвые якоря усовершенствовали применительно к условиям местности, цепи меняли на новые, с чеками, после зимы заменяли бочки, перекладывали сами якоря. В итоге Нахимов стал специалистом по подъему, исправлению и перекладке этих якорей, а команда его «Силистрии» делала это настолько быстро и аккуратно, что даже когда контр-адмирал Нахимов держал свой флаг на фрегате «Коварна», то просил Лазарева для работ прислать в Севастополь «Силистрию».
Нахимову поручали проводить испытания присланных с Камско-Воткинского завода новых якорей для гребных судов. Он испытывал их в крепкий ветер, при волнении на море, осенью и зимой, определял, сколько человек могут поднять якорь, какой конструкции якоря лучше отдавать при разных условиях. По результатам этих испытаний были даны распоряжения всем гребным судам, на которые поставили новые якоря.
Долгое время моряки не любили Цемесскую бухту из-за боры, сырости и холода, предпочитая теплый Сухум. Мертвые якоря сделали Новороссийск более безопасным и потому привлекательным портом.
Якоря установили, а осадок, как говорится, остался. Как ни заступался за Нахимова его учитель, но награду за взятие фортов Лазарева и Вельяминовский в 1840 году ему не дали, официально объяснив тем, что кампания еще не закончена. А когда она закончилась, на вторичное представление Лазарева Главное адмиралтейство не ответило.
Заслуженную награду — орден Святого Владимира 3-й степени — Нахимов получил уже к двадцатилетию службы, в 1842 году. Еще раньше, в 1835-м, он был награжден греческом орденом Спасителя за Наваринское сражение, а в 1837-м — орденом Святой Анны 2-й степени — как говорилось в приказе, «за усердную и ревностную службу».
Схема подъема затонувшего тендера «Струя» 4 августа 1848 года. Морской сборник. 1848 г.
Ночь на 13 января 1848 года моряки-черноморцы запомнили надолго. Трое суток задувала бора. В ту ночь затонул двенадцатипушечный тендер «Струя» вместе со всем экипажем — 52 человека. Летом водолазы осмотрели тендер, и было принято решение его поднимать. Судоподъем в те годы был задачей новой и при существовавших технических средствах весьма непростой. Контр-адмирал Е. И. Колтовский, которому поручили эту операцию, нашел повреждения корпуса тендера настолько серьезными, что пришел к выводу: поднять его невозможно.
Нахимов в июле 1848 года занимался исправлением мертвых якорей в Цемесской бухте. Вот ему Лазарев и поручил попытаться поднять тендер. Поговорив с водолазами, Нахимов решил использовать два килектора — так назывались суда для подъема со дна якорей, бочек и других тяжестей. Один килектор он установил у носа затонувшего тендера, другой — у кормы. Под дно завели два толстых каната, которые образовали петлю на уровне ватерлинии, и при помощи лебедок начали подъем. Предварительно «Струю» облегчили — водолазы сняли с нее якоря, орудия, снаряды, паруса, мачты, цепи.
Операция была проведена успешно, и 5 августа Нахимов отрапортовал о ее завершении. Мичман П. М. Македонский, который участвовал в этих работах, подробно описал подъем тендера в статье, напечатанной в «Морском сборнике».
Руководство флота желало знать причины гибели тендера — Нахимов их представил в подробном рапорте, указав даже время трагедии: часы, найденные в кармане командира корабля, показывали 10.30. Другие находки, сделанные на поднятом со дна корабле, помогли понять происшедшее. Экипаж сделал всё для спасения: сбросили за борт якоря, носовые орудия перевезли на корму, расклепали цепи, державшие корабль. «Командир тендера, — докладывал Нахимов, — видя безнадежное состояние свое, хотел воспользоваться единственным средством, оставшимся ему для спасения команды, — выброситься на берег, но глыбы льда, покрывшие весь бак и, можно сказать, превратившие в одну сплошную массу брашпиль, цепь и носовую часть, не позволили этого выполнить… Изломанные топоры, интрепели{46} и другое абордажное оружие, найденные в разных местах на верхней палубе тендера, говорят ясно об усилиях, употребленных для обрубания льда»[212].
Отправляя предписание капитану парохода, который должен был отбуксировать тендер в Севастополь, Нахимов не преминул предупредить, что лучше держаться ближе к берегу, и напомнил: «…предусмотрительность и осторожность в море всегда нелишнее дело».
Морская библиотека
В 1837 году в самом центре Севастополя, рядом с местом будущего собора Святого равноапостольного князя Владимира, заложили фундамент здания, предназначенного для Морской библиотеки. Сама библиотека появилась в городе еще в 1823-м, книги в нее жертвовались и покупались самые разные: произведения российской и зарубежной словесности (последние — в переводах), специальная морская литература на иностранных языках, результаты научных изысканий. Со временем накопилось несколько тысяч томов, а вот здание книгохранилища сильно обветшало. В Севастополе несемейному офицеру в свободное время пойти было некуда — разве только в чайную или в питейное заведение. Эта праздность, по мнению Лазарева, и «ввергала их в такие проступки, кои даже лишали их чести»