Пока Корнилов бороздил Черное море в поисках турецкого флота, его нашел Нахимов. Какими же силами он располагал? Тремя 84-пушечными линейными кораблями — «Императрица Мария», «Чесма», «Ростислав» — и бригом. Идти в сражение с целой эскадрой, стоящей на рейде в своей бухте, под прикрытием береговых орудий, было безумием.
Лебединая песнь парусного флота
Свое решение Нахимов сообщил в рапорте, который отправил в Севастополь 11 ноября на пароходе «Бессарабия»: «Предполагая, что есть какая-нибудь цель у неприятеля, чтоб собрать такой отряд военных судов в Синопе, я положительно останусь здесь в крейсерстве и буду блокировать до прибытия ко мне двух кораблей, отправленных мною в Севастополь для исправления повреждений. Тогда… я не задумаюсь их атаковать». К этим двум кораблям Нахимов просил добавить хотя бы один из новых стопушечных и «Ягудиила», к усовершенствованию которого он приложил руку. И еще пароходы — «по крайней мере, два», поскольку «в крейсерстве пароходы необходимы, и без них как без рук». В том же рапорте Нахимов сообщил разведданные о нахождении английского, французского и турецкого флотов: «стоят в Босфоре», где французский флот делает подряд для снабжения провизией в Черном море[243]. К рапорту прилагался план расположения неприятельских кораблей в Синопе.
Двенадцатого ноября Меншиков отправил эскадру Новосильского из трех 124-пушечных линейных кораблей — «Константина Великого», «Парижа» и «Трех святителей», двух фрегатов — 52-пушечного «Кулевчи» и 44-пушечного «Кагула». Что же касается пароходов, то тут вышла заминка: два чинились в Севастополе, третий, не дойдя до Нахимова, тоже поломался. Вслед за эскадрой Меншиков послал Нахимову новое указание: он сам должен принять решение, как ему действовать в сложившейся обстановке, главное — истребить неприятельские суда в Синопе, а если они ускользнут — преследовать и уничтожить в море. Меншиков тоже думал, что цель собранного в Синопе отряда — «напасть на Сухум-Кале и содействовать горцам»: «Ежели оно удастся ему и войска, взявшие у нас Николаевскую крепость, одновременно двинутся на Редут-Кале, никем не защищаемое, ожидать должно отпадения Абхазии и всего восточного побережья».
Вот какова была цена возможной неудачи Нахимова. Он это прекрасно понимал, хотя само предписание Меншикова прочел уже после сражения. А пока терпеливо ждал, когда подойдет эскадра Новосильского, сторожил турецкие корабли, чтобы они не ушли к берегам Абхазии, и готовился к сражению.
Было ли искушение атаковать? В характере Нахимова решимость замечательным образом соединялась с трезвым расчетом, он не поддавался первому необдуманному порыву. Он умел ждать. Весь его накопленный к пятидесяти годам опыт говорил: военное искусство полководца заключается вовсе не в том, чтобы погибнуть как можно краше, главное — решить поставленную задачу с наименьшими для себя потерями.
Наконец, 16 ноября подошла эскадра Новосильского. Теперь у Нахимова было шесть кораблей и два фрегата, сила одного борта составляла 360 орудий; но береговые батареи Синопа оставались грозной силой. Шесть батарей, защищенных земляными брустверами, и сами по себе могли причинить кораблям немалый вред, а турки еще оборудовали их специальными печами для каления ядер; эти ядра пробивали деревянные борта кораблей и вызывали пожар. К тому же береговые батареи стреляли более точно, чем корабельная артиллерия, — на них не было качки, — и могли накрывать противника перекрестным огнем.
В истории найдется немало примеров, когда при поддержке береговой артиллерии флот, даже уступая в численности, выигрывал сражение. Так, в заливе Альхесирас в 1801 году, в период Наполеоновских войн, английский адмирал Джеймс Сумарес с шестью линейными кораблями, фрегатом и люгером{50} атаковал франко-испанскую эскадру из трех линейных кораблей, фрегата и семи испанских канонерских лодок. Несколько часов пытались англичане высадить десант на острове Верде, но французов поддерживал огонь двух береговых батарей, и Сумарес, потеряв один корабль, был вынужден уйти к Гибралтару.
Или вот еще эпизод. В апреле 1849 года во время войны между Данией и Пруссией за Шлезвиг и Гольштейн датские корабли попытались войти в гавань Эккенфёрде, но прусские батареи взорвали 84-пушечный корабль «Кристиан VIII», а фрегат «Гефион» заставили спустить флаг. Недаром артиллерист Наполеон Бонапарт говорил: «Я предпочитаю одну пушку на берегу десяти на борту корабля».
Нахимов прекрасно знал об этих событиях и представлял опасность атаки неприятельского флота, находившегося под прикрытием береговых пушек. Атаковать стоящие на якорях корабли можно было либо стреляя в движении, либо при помощи брандеров, но эти два способа не давали значительных результатов. Зато третий — подойти к противнику как можно ближе, встать на якоря и открыть огонь — был очень результативным, но требовал решительности от командующего и хорошей выучки от его подчиненных.
Опыт Наваринского сражения подсказал Нахимову необходимые меры подготовки. Вот почему в приказе от 3 ноября он советовал командирам после первых прицельных выстрелов, «когда неприятель и мы покроемся дымом, палить горизонтально, для чего необходимо иметь на пушечных клиньях градусы», и подробно разъяснял, как их сделать[244]. Следующим наставлением было «озаботиться иметь на грот-марсе или салинге офицера для наблюдения за движением судов», который должен производить корректировку огня, сообщая результаты на шканцы.
Необходимо было учесть еще одно обстоятельство в предстоящем сражении. 14 ноября Меншиков отправил очередное предписание: «Известно, что французы и англичане обещали Порте в случае нападения нашего на турецкие портовые города и гавани выслать эскадры свои в Черное море для защиты оных, почему необходимо стараться избегать действий против городов… желательно, чтоб при нападении на турецкие военные суда, стоящие на рейдах, как в настоящее время у Синопа, не было бы, по возможности, нанесено вреда городу»[245].
Меншиков понимал сложность, а то и невозможность исполнения подобной инструкции, а потому использовал такие обтекаемые выражения, как «необходимо стараться», «по возможности избегать». Единственный способ обезопасить город — вовсе не начинать сражение. Но как же тогда уничтожить турецкую эскадру, которая прижалась к берегу, и саму береговую артиллерию?
Конечно, турки могли безнаказанно вырезать гарнизон форта Святого Николая. Иное дело — их собственные города: сразу наберется немалое число желающих защищать их. Так что Нахимову приходилось учитывать и этот не столько военный, сколько политический момент.
Синоп основали в древности греки, отличные мореплаватели, всегда выбиравшие для своих поселений хорошие гавани. Синопская гавань считалась лучшей на всем побережье Анатолии, высокие горы защищали город от северных ветров, поэтому там и укрылись от шторма турецкие корабли, следовавшие из Константинополя к Черноморскому побережью Кавказа. Со времен Античности в городе сохранились остатки крепости с башней, именуемой башней Митридата. В городе проживало примерно десять тысяч человек, половину составляли турки. Собственно, им и принадлежал весь город, вытянувшийся вдоль побережья, с базаром, мечетью, расположившимися у бухты верфями, адмиралтейством, складами и казармами. Остальное население, в основном греки, ютилось в нескольких кварталах на востоке города рядом с башней. После прихода к Босфору англо-французского флота турки чувствовали себя в Синопе в совершенной безопасности. Координировал действия турецкого флота и занимался боевой подготовкой англичанин Адольфус Слейд, хорошо известный в Севастополе.
Слейд был двумя годами моложе Нахимова, окончил Морскую академию в Портсмуте, начинал службу у берегов Южной Америки, затем плавал в Средиземном море, участвовал, как и Нахимов, в Наваринском сражении. Во время Русско-турецкой войны 1828–1829 годов перешел на службу в турецкий флот, вел разведывательную работу у берегов Севастополя и Одессы на фрегате «Блонд». Командиром фрегата был тот самый капитан Лайонс, который без карантинного разрешения заходил в бухты Севастополя, за что ему и другим «исследователям» адмирал Лазарев советовал посылать пулю — если не в них самих, то хотя бы в их шлюпку. В 1840-е годы Слейд вторично обследовал Севастополь и представил в Британское адмиралтейство подробный отчет. Оценка возможностей Черноморского флота была невысока, иначе бы в английском министерстве знали, на что способна «камарилья» Лазарева.
Благодаря Слейду и другим агентам неприятель был хорошо осведомлен о состоянии русского флота. А что знали в России о турецком флоте, с которым собирались воевать? — Практически всё.
В Российском государственном архиве военно-морского флота хранится интересный документ — «Босфорский проект», составленный в марте 1853 года Корниловым на основании разведданных, собранных им во время пребывания с миссией Меншикова в Константинополе. Там анализируется возможность высадить десант на берега Босфора с целью предупредить действия англичан и французов в Черном море. К числу создателей «Босфорского проекта» ошибочно причисляют и Нахимова[246]. Однако доказательств причастности его к этому проекту найти не удалось; к тому же, как нам кажется, некоторая авантюрность плана не соответствует характеру и взглядам Нахимова.
Во второй части документа, никогда не публиковавшейся[247], подробно описывается турецкий флот: материальная часть, подготовка команд, вооружение; приводятся сведения о качестве металла и литье пушек, рангоуте и такелаже, состоянии артиллерийского двора и заготовке сухарей на сухарном заводе. Вообще, надо признаться, умение разведки собирать данные о чужих флотах превосходит все выдумки романистов. В одном из документов, к примеру, сообщалось, из какого количества нитей плетут канаты англичане, из какого — французы; узнали это, отрезав куски корабельных канатов.