Его суждения о происходящем на Кавказе и в Черном море сразу выдают в нем человека с военным образованием, Синоп он отметил как блистательную победу русского флота и не мог не написать Нахимову, хотя и не был знаком с ним лично:
«Милостивый государь Павел Степанович! Подвиг Ваш, которым Вы и сподвижники ваши с высоким самоотвержением подвизаетесь за Россию, обратил к Вам сердца русских. Взоры всех устремлены на Вас, все исполнены надежды, что сама судьба избрала Вас для совершения дел, великих для отечества, спасительных для православного востока. Не сочтите странным, что пишет Вам русский, не имеющий чести лично [быть] знакомым с вами. Примите дружелюбно мои строки, примите присланную при них на благословение Вам от обители Преподобного Сергия икону Святителя Митрофана Воронежского, новоявленного чудотворца. Пред этой иконой братство здешней обители отслужило молебен угоднику Божию и с нею присылает Вам свои усердные молитвы о том, чтобы Святитель Митрофан содействовал Вам к поруганию врагов…»[264]
Вот на какую высоту Брянчанинов поднял синопскую победу — он ее видел победой над тяжким игом, под которым «стонет православие Цареграда, порабощенного последователями Магомета». Для православных спор о святых местах вовсе не был пустой формальностью и не сводился, как иногда пытаются изобразить, к разногласиям по поводу того, у кого будут храниться ключи от храма Рождества Христова в Вифлееме и кто станет чинить крышу храма Гроба Господня в Иерусалиме. Нет, вопрос стоял так: либо за православным населением Османской империи сохраняется право на получение покровительства и помощи от единоверной России, либо они лишаются этой возможности и навсегда остаются «райя» — скотом, как именовали христиан в Турции. И святитель напомнил об этом.
Получив письмо от архимандрита Игнатия, имевшего высокий духовный авторитет, Нахимов немедленно, среди забот о починке кораблей и подготовке к войне принялся диктовать Рейнеке ответ:
«Ваше преосвященство! Не нахожу слов для выражения глубокой признательности моей за внимание, оказанное Вами лично мне и товарищам моим по службе письмом Вашим от 1 февраля и за молитвы Ваши о нас и за благословение нас от Вашей обители иконою Святого Митрофания Воронежского Чудотворца. Ходатайство Церкви перед Господом Богом об успехах оружия православного царя нашего подкрепляет дух наш и упование на всесильную святую помощь Господа в защиту православия. Утешительные слова Ваши тем глубже проникли в души наши, что получены во время приготовления нашего к принятию Святых Таинств. Исполнив этот священный долг христиан, каждый из нас с новыми силами готов вступить в рать драгоценного отечества нашего. Икона святителя будет щитом нашим. Это изображение святого лика будет всегда сопутником моим на море и молитвы пред ним — утешением моим в час скорби.
Но простите, что и после такого внимания к нам осмеливаюсь, по общему желанию моих сослуживцев, еще утруждать Вас покорнейшею просьбою — молить Господа Бога об успокоении души бывшего начальника и благодетеля Черноморского флота адмирала Михаила Петровича Лазарева. Его неусыпным трудам и попечениям обязаны мы настоящим воинственным состоянием кораблей и бодростью духа, способствовавших при помощи Божией выполнить повеление нашего царя. Его деятельность, его бескорыстное самоотвержение поныне руководит нами в служебной и частной жизни. Да успокоит Господь душу незабвенного адмирала Лазарева и позволит удержать силы наши…»[265]
Благодаря этому письму мы знаем, перед каким образом возносил молитвы адмирал Нахимов, как причащался Святых Тайн Великим постом в 1854 году. Церковь Святителя Митрофания, по форме напоминавшую перевернутое днище корабля, воздвигли в Севастополе уже после гибели Нахимова, в 1858 году, на Корабельной стороне. В годы Великой Отечественной войны церковь была разрушена, от нее осталась лишь колокольня; ныне церковь возрождается на том же месте в новом здании.
В феврале или марте Нахимов получил еще одно письмо от неизвестного ему адресата[266]:
«Великий адмирал, победитель при Синопе! Посылаю тебе снимок с чудотворной иконы великого угодника Божия Николая Чудотворца. Прикажи с того великого угодника снять две иконы точно так, как здесь изображено: одну маленькую, которую носи на груди, а другую большую, и, осветивши их, отслужи молебен и поставь большую икону на корабле и со всеми тебе подчиненными молись с верою этому великому угоднику. Он даст тебе силу, и крепость, и победу на врага рода христианского. Без него ни твой ум, ни твоя храбрость не защитят тебя. Этот угодник Божий творил и творит великия чудеса на море и на суше, спасал утопавших, воскрешал их, укрощал бури и ветры морския, ходил по морю, как по суше, как делал наш Спаситель. Сей великий угодник Божий избран самим Богом для утверждения Церкви Христовой заступником и утешителем всех скорбящих, молись ему с верою, и он спасет вас всех, ибо его молитва велика у престола Божия. Он с вами и вы с ним, да никто же из вас не отчаивайтесь. Господь Бог сильнее всех и силу Свою Он явит вам чрез Своего угодника».
Если бы такое письмо получил мичман Нахимов, то, наверное, усмехнулся бы и убрал в дальний угол, а то и вовсе выбросил. Теперь, на склоне лет, всё виделось яснее и проще. Во время Синопского сражения Нахимову был 51 год, в этом возрасте человек, склонный к осмыслению происходящего, думает о том, что уже большая часть его земной жизни миновала, и поневоле размышляет о жизни вечной. Нахимов просил Рейнеке заказать две названные иконы — одну большую, для корабля, и маленький образок у золотых дел мастера для себя: «Я бы носил его на груди, а большой грудной образ, не напишешь ли к Стодольскому, чтоб приказал в Суздале с этого рисунка снять копию и прислал бы сюда». Рейнеке думал послать рисунок в Феодосию к Айвазовскому, чтобы тот написал большую икону. Кто взялся за эту работу, установить не удалось, но она была выполнена — большой образ прислали в Севастополь с почтой в июле 1854 года.
Что касается маленького образка, то о нем Нахимов просил особенно настойчиво — и вот почему: «…любезный Миша, если золотых дел мастер не возьмется сделать образок, то купи мне в лавках с изображением Николая Чудотворца, освяти его и пришли мне. Совестно признаться, а у меня ни крестика, ни образка нет на груди!!!» Три восклицательных знака говорят сами за себя. Как говорится, лучше поздно, чем никогда. Племянник Нахимова, который был в Севастополе, сообщил Рейнеке: «Заветный образок Св. Чудотворца Николая он носит на груди постоянно»[267]. Значит, и эту просьбу «любезный друг Мишустя» исполнил.
В те дни Нахимов на берег не съезжал — жил на корабле. Он простудился, когда делал смотр кораблям. Болел так тяжело, что, по собственному признанию, не вставал с дивана и ничего, кроме лекарств, не мог проглотить. Рейнеке выполнил и еще одну просьбу своего занятого и больного друга.
«Мне хотелось бы, — писал Нахимов 24 марта 1854 года, — отдать военный приказ по эскадре, в котором высказать в кратких и веских словах, что это война священная, что я уверен, что каждый из подчиненных горит нетерпением сразиться с защитниками Магомеда — врагами православия, что павшего в бою ожидает бессмертие, за которое будет молиться Церковь и всё православие, победившего — вечная слава, и, наконец, самые летописи скажут потомкам нашим, кто были защитники православия! Но как ни бьюсь, не могу сказать, ничего у меня не выходит. Потрудись, дружок! Если ты здоров и в духе, составь мне приказ. Ты этим большое бремя снимешь с меня».
Но одно письмо — митрополиту Агафангелу — он всё же написал собственноручно и приложил список имен убитых и умерших от ран «для принесения молитвы о душах их». Другой список был с именами раненых и покалеченных в Синопском бою. Адъютант Нахимова вспоминал, как во время Севастопольской обороны каждый раз, проезжая мимо Михайловской церкви, куда приносили на отпевание убитых с ближайших бастионов, «Нахимов давал деньги, чтобы поставить к каждому убитому по три свечи, как это обыкновенно делается, и часто приезжал в эту церковь на панихиды; такие поездки требовали, можно сказать, самоотвержения, так как делались под неприятельскими штуцерными пулями»[268].
В память о Синопском сражении моряки ежегодно 18 ноября устраивали в Севастополе обед, на который собирались офицеры, служившие под командованием Нахимова. В 1886 году часть Морской улицы назвали именем Нахимова. Через 45 лет после сражения, 18 ноября 1898-го, в Севастополе на площади перед Морским собранием в присутствии императора Николая II открыли и освятили памятник Нахимову (авторы — художник-любитель генерал А. А. Бильдерлинг и архитектор И. Н. Шредер). К сожалению, в годы советской власти его постигла участь всех памятников «царским генералам»: он был снят, на его место водрузили памятник Ленину.
После Великой Отечественной войны памятник Нахимову был отлит вновь и установлен в 1959 году на том же месте (авторы — скульптор Н. В. Томский и архитектор А. В. Арефьев), только теперь он обращен лицом не к морю и Графской пристани, а к городу.
Глава восьмая. Восточная война. Севастополь
Перед большой войной
Победа Нахимова при Синопе заставила Британию пересмотреть свой план воевать руками Турции, однако переложить тяготы войны на других союзников англичанам удалось не сразу. Только спустя три месяца Англия, Франция и Турция заключили договор, спустя еще полмесяца, 15(27) марта, Франция, а вслед за ней и Британия объявили войну России. В этот день министр внутренних дел Британии лорд Пальмерстон, поднимая бокал, сказал: «Я хочу произнести новый тост… новый со времен Крестовых походов. Я пью за объединенные военно-морские силы Франции и Англии». Целью крестоносцев Средневековья было освобождение от неверных храма Гроба Господня, путь новых крестоносцев лежал в Россию. Правда, не все английские военачальники успели привыкнуть к смене союзников; говорят, командующий британскими войсками в Крыму лорд Ф. Реглан, участник битвы при Ватерлоо и адъютант герцога Веллингтона, по старой памяти называл противника «французами», на что союзники, естественно, обижались.