немалой радости, поскольку они и сами толком не знали, что делать с пленным кораблём. Однако слово было нарушено, и с тех пор русские корабли имели инструкцию обходить юг Африки, который не сулил им добрых надежд.
Увидев в Рио-де-Жанейро неизвестный флаг, Лазарев приказал поставить орудия, убранные с палубы, и приготовиться к бою. Но вскоре всё разъяснилось: в эти дни португальские колонии в Южной Америке объявили о независимости и стали именоваться Бразильской империей во главе с португальским наследным принцем, коронованным под именем Педру I. «Неожиданная сия перемена португальской колонии в империю Бразильскую была причиною и перемены флага на крепостях и военных судах, рисунок коего имел я честь тогда же препроводить в Государственную Адмиралтейств-коллегию...» — сообщил Лазарев в рапорте.
Все португальские корабли после переворота были конфискованы новыми властями, а несогласные с переменой правления и провозглашённой независимостью посажены на купеческие суда и отправлены в Лиссабон. Для командования двумя фрегатами и несколькими мелкими судами пригласили иностранцев, по большей части англичан. К Лазареву новый император отправил своего адъютанта с огромной корзиной фруктов для офицеров, лодкой провизии для матросов и приглашением посетить его резиденцию.
Лазарев попал в щекотливое положение: а что, если русское правительство не признает новую власть и примет сторону Португалии? С испанскими колониями, незадолго до того объявившими о независимости, Александр I именно так и поступил. Посоветоваться было не с кем — русского консула в ту пору в Рио-де-Жанейро не оказалось. И Лазарев принимает решение представиться лично... в качестве путешественника. Так и сделали.
Император оказался доброжелательным и весьма демократичным. Почти ежедневно он, одетый в белую куртку и панталоны, в соломенной шляпе, приплывал на маленькой лодке к тому месту, где русские корабли ремонтировались после длительного перехода. Объезжал фрегат, внимательно осматривал его, беседовал с офицерами. «Мы видели нового бразильского императора Дон-Педро», — поделился Нахимов в письме.
Служба морского офицера предоставляла возможность не только расширить горизонты своих географических познаний, но и окунуться в события мировой истории, стать их свидетелем, а порой и участником. Всё это становилось предметом обсуждения в кают-компании, давало пищу для размышлений, а кому-то, как Завалишину, и для написания политических проектов.
К русским морякам император с супругой и вообще новые власти проявили самое гостеприимное отношение: балы и обеды чередовались с охотой на ягуаров и тигров. Моряки перепробовали все экзотические плоды, «...бананы сначала никому не понравились, а после их предпочитали всем фруктам: они, как у нас яблоки, никогда не надоедали», — вспоминал Завалишин.
Из Рио-де-Жанейро к Вандименовой Земле
В Рио русские корабли простояли 29 дней, «...причиною довольно долгой сей стоянки было то, что фрегат и шлюп требовали быть кругом выконопачены и работу сию должны были производить своими конопатчиками», — докладывал Лазарев. 22 февраля, загрузив ром, сахар и пшено, наконец, покинули рейд. Первоначально Лазарев предполагал взять курс на запад и, обогнув мыс Горн, идти в Тихий океан. О коварности самой южной точки архипелага Огненная Земля Нахимов читал у Лисянского: «Мыс Горн такое место, где случайно можно повстречаться с плохим и хорошим, с обстоятельствами, могущими содействовать успешному плаванию или препятствующими этому. О времени, когда лучше обходить Горн, а также и о расстоянии, на котором при этом держаться от берегов, имеется весьма много различных мнений. Мореплаватели, проходившие этот мыс четыре раза, уверяли меня, что самое лучшее время декабрь или январь».
«Крейсер» подходил к мысу в феврале, и Нахимов обсуждал с офицерами, какое же решение примет Лазарев. Командир приказал следовать на восток, мимо мыса Доброй Надежды, где свирепые западные ветра будут для них попутными.
«В Индейских морях бывают, правда, ураганы, но бывают, следовательно, могут и не быть, — слышится чуть насмешливый голос путешественника Гончарова, — а противные ветры у Горна непременно будут. Это напоминает немного сказку об Иване-царевиче, в которой на перекрёстке стоит столб с надписью: “Если поедешь направо, волки коня съедят, налево — самого съедят, а прямо — дороги нет”».
Переход к Вандименовой Земле, как назывался тогда остров Тасмания, оказался долгим — 85 дней, но однообразным не был — море не давало скучать. К тому же матросам было что вспомнить — например, как отмечали переход через экватор.
Распоряжались подготовкой к празднику фельдшер и канонир Воробьёв, уже не в первый раз пересекавшие экватор. Артиллерист трижды ходил в кругосветку и был неутомимым изобретателем и рассказчиком. Офицеры в приготовлении к празднику участия не принимали. Само действо выглядело так: на шканцах[18] была поставлена шлюпка, наполненная водой, — ей предстояло стать купелью для морского крещения тех, кто впервые пересекал экватор. Половина корабля была скрыта занавесом из флагов. Когда офицеры во главе с капитаном заняли свои места в «зрительном зале», раздался голос Нептуна, кричавшего в рупор:
— Что за корабль?! Откуда?! Кто командир?!
Капитан так же в рупор отвечал:
— Здорово, старый знакомец! Ты уже в третий раз жалуешь в моё царство. А нет ли на твоём корабле некрещёных?
— Есть, и много! Большая пожива тебе будет!
После этих слов занавес поднялся, и раздался дружный смех: показался Нептун со своей свитой, восседавшей на колеснице из пушечного станка. Кроме свиты у Нептуна оказалась семья — жена и сын; это добавление к мифологии матросы придумали сами, поскольку холостое и бездетное положение владыки морей казалось им неестественным. Особый восторг вызывала Нептуниха — на эту роль выбрали тучного и рябого матроса, обрядили его в покрывало, сплетённое из верёвок наподобие сети, а на голову водрузили жестяную корону. На коленях у Нептунихи сидел Нептунёнок — самый маленький по росту матрос, которого супруга владыки беспрерывно гладила и ласкала, вызывая хохот у зрителей.
Капитан подал Нептуну список «некрещёных». С офицерами Нептун поступал обходительно — кропил морской водой. Нахимов пересекал экватор впервые, так что он вместе с другими мичманами подходил под «благословение» владыки морей.
Главное развлечение началось, когда стали окунать матросов.
— Видишь ли ты Нептуна во всей славе? — спрашивали «крещаемого».
Услышав утвердительный ответ, Нептун советовал вести себя смирно в его владениях и обещал, если кому случится утонуть, принять его на дне морском как хорошего знакомого. Если же матрос желал покуражиться и отвечал отрицательно, ему советовали промыть глаза морской водой и направляли на него струю из пожарного шланга.
Когда обряд завершился, на столах появилось угощение: сахарные сухари, пряники, финики, инжир, изюм, сладости, горячий пунш. Корзины с подарками и угощением приготовили офицеры. Праздник продолжался почти четыре часа, и что самое удивительное, вспоминал Завалишин, — «хотя пуншу было изобилие, никто не напился пьян». Все были так увлечены подготовкой и самим праздником, что желающих напиться не нашлось. Потом ещё долго, до самой ночи, из матросского кубрика доносились хохот и шутки.
Те офицеры, кто служил на английских кораблях, рассказывали, что там начинали встречу с Нептуном ещё на подходе к экватору, едва пересекали тропик Рака: «Вина много, водки, джин, портер — целый день пьём. При каждой рюмке вспоминаем какого-нибудь государя. Перепились всё, что ежели шквал, паруса некому убрать...»79
Землю увидели лишь 17 мая. Но берег встретил негостеприимно: на корабль обрушился шквал ветра со снегом и дождём, не давая войти в гавань. Наконец Лазарев принял решение идти в широкий пролив Д’Антркасто, на юго-востоке Тасмании, позволявший безопасно лавировать и встать на якорь. Губернатор острова, английский полковник, принял русские корабли весьма любезно и предложил свои услуги. Однако, не без гордости рапортовал Лазарев, «ни в чём мы не нуждались, будучи снабжены по всем частям весьма исправно и достаточно, и принуждён я был, к немалому его неудовольствию, каждый раз отказываться от учтивых его предложений, происходящих, как казалось мне, единственно от уважения к российскому флагу, развевавшемуся в отдельных местах сих ещё в первый раз». Капитан оценил климат острова как «весьма здоровый», погоду нашёл прекрасной, проведённые три недели в порту — необходимыми для поправки здоровья команды и проведения неотложных работ на фрегате, которые происходили ежедневно, и довольно тяжёлые.
Нахимову, судя по короткому отзыву в письме, остров не глянулся: «...место почти пустое, да к тому же мы были зимой. За самую дорогую цену можно достать необходимое. Купеческих судов заходит очень мало, а военные наши были первые»80.
Девятого июня корабли оставили порт под салют из крепостных орудий — так губернатор острова отдавал им честь; фрегат ответил одиннадцатью выстрелами. «Должен заметить, что англичане никогда сего не делают и своим военным кораблям», — написал Лазарев в рапорте.
Согласно русской морской традиции самый полный салют — 31 выстрел — производился в честь императора; наследнику престола салютовали двадцатью пятью выстрелами, великим князьям, коронованным особам и президентам республик — двадцатью одним; в честь остальных начальствующих лиц производили, в зависимости от чина, от девяти до девятнадцати выстрелов (на русском флоте число выстрелов всегда было нечётное). Так что 11 выстрелов в честь губернатора — вполне в духе традиции.
Теперь путь лежал к Новой Зеландии. На переходе попали в сильный шторм, во время дождя с градом и сильного ветра потеряли из виду тихоходную «Ладогу». Фрегат был вынужден дожидаться её, подвергаясь сильной опасности, однако «Ладога» так и не подошла. Как выяснилось позже, на шлюпе разбило гичку, висевшую за кормой, выломало кормовые ставни и несколько пушечных портов. Лазареву ничего не оставалось, как в одиночестве следовать к назначенному месту встречи со шлюпом.