– Вы – шантажист!
– А вы, Маяковский, – но голос человека в пенсне потонул шуме выкриков:
– Объясните, в чем дело.
Маяковский протянул руку, усилил бас.
– Извольте, я объясню. Вот этот человек, – Маяковский протянул указательный палец в сторону человека в пенсне. Тот заложил руки за спину. – Этот человек – его фамилия Альвэк. Он обвиняет меня в том, что я украл рукописи Хлебникова, держу их у себя и помаленьку печатаю. А у меня действительно были рукописи Хлебникова, «Ладомир» и кое-что другое. Я все эти рукописи передал в Праге Роману Якобсону, в Институт русской литературы. У меня есть расписка Якобсона. Этот человек преследует меня. Он написал книжку, где пытается опорочить меня.
Бледный Альвэк поднимает обе руки кверху, пытаясь что-то сказать. Из рядов возникает неизвестный человек с пышными русыми волосами. Он подбирается к Альвэку, что-то кричит. Его оттесняют от Альвэка. Тогда он вынимает из кармана небольшую брошюрку, рвет ее на мелкие куски и, изловчившись, бросает в лицо Альвэку, крича:
– Вот ваша книжка! Вот ваша книжка!
Начинается драка. В дело вмешивается милиция, та самая, про которую было только что читано:
Розовые лица,
Револьвер желт,
Моя милиция
Меня бережет.
и вытесняет Альвэка из зала.
На следующий день в Ленинской библиотеке я беру эту брошюру. Имя автора Альвэк. Название «Нахлебники Хлебникова». В книге помещено «Открытое письмо В. В. Маяковскому», подписанное художником П. В. Митуричем, сестрой Хлебникова, Альвэком и еще кем-то из «оригиналистов-фразарей» – членов литературной группы, которую возглавляет Альвэк.
Авторы письма требуют, чтоб Маяковский вернул или обнародовал стихи Хлебникова – те многочисленные рукописи, которые он, Маяковский, захватил после смерти Хлебникова и держит у себя.
Кроме «Открытого» письма есть нечто вроде анализа текстов, дающих автору право обвинять Маяковского и Асеева в плагиате.
У Хлебникова: «Поднявший бивень белых вод» («Уструг Разина»).
У Асеева:
Белые бивни
Бьют
в ют
У Маяковского – «Разговор с солнцем».
У Хлебникова: «Хватай за ус созвездье Водолея, бей по плечу созвездье Псов» («Уструг Разина»).
«Плагиат» Маяковского явно сомнителен. Да и Асеева. Не такое уж великое дело эти «белые бивни», чтобы заводить целый судебный процесс.
В. Шаламов. Новая книга: Воспоминания. Записные книжки. Переписка. Следственные дела. М, 2004.
На моих глазах Маяковский разорвал в клочья халтурную брошюрку вождя «оригиналистов-фразарей» Альвэка «Нахлебники Хлебникова» и бросил автору в лицо.
В. Шаламов. Интонация Николая Ушакова // Собрание сочинений в шести томах. Том пятый: Эссе и заметки. Записные книжки 1954–1979. М., 2013.
Общеизвестно, что наряду с преданными поклонниками были у Владимира Владимировича и такие же стойкие противники, даже ненавистники… Так, например, существовал в те годы странный человечек, носивший непонятный псевдоним. Он называл себя «Альвек». (Впоследствии он писал слова для песен и романсов; главным образом, подтекстовывал готовую музыку; его перу, например, принадлежат «бессмертные» слова: «Утомленное солнце нежно с морем прощалось.») Этот Альвек посещал все вечера Маяковского и по нескольку раз на протяжении вечера выскакивал с осуждающими репликами.
Впоследствии Владимир Владимирович, перед тем как начать выступление, спрашивал своих администраторов:
– Альвек пришел? Значит, можно давать третий звонок!..
В. Ардов. Этюды к портретам. М., 1983.
Оказывается, этот парикмахерский текст романса «Утомленное солнце нежно с морем прощалось» писал Альвэк, тот самый Альвэк, который имел претензию считать себя душеприказчиком Хлебникова и, кажется, действительно бывший его последним, единственным другом. Я сам видел, как однажды этот Альвэк что-то выкрикивал обидное Маяковскому на одном из его вечеров.
А. Гладков. «Всего я теперь не понимаю»: Из дневников. 1940 // Наше наследие. 2014. № 111.
Больше писем от Маяковского до самого его приезда в Киев, в марте 28-го года, я не получала. И приблизительно с самого начала января для меня начались очень тревожные дни. В Киеве появилась пасквильная книжонка Альвека под названием «Нахлебники Хлебникова». В магазинах эта «книга» не продавалась, ее распространяли в Киеве «друзья» Маяковского, и не так легко мне было заполучить ее в возможно большем количестве экземпляров. Тем не менее через подруг и знакомых я собрала этого произведения штук пятнадцать. Ничего не зная за это время о Маяковском, я терзалась невероятно, представляя себе всякие ужасы: публичные скандалы, анонимные письма и так далее.
Наконец в начале марта появились афиши Маяковского, а затем я получила письмо <…>
Чтобы застать Владимира Владимировича непременно до часу, бросилась я в «Континенталь», даже не переодеваясь. Захлебываясь и заикаясь, считая необходимым рассказать ему об этом и боясь обидеть его, по возможности осторожнее, говорила ему о всяких сплетнях и гадостях, ходящих по Киеву в связи с выходом книжки Альвека. Говорила, что боюсь, что кто-нибудь затронет этот вопрос на лекции.
Слушая меня, Маяковский стоял в светлой полосе окна в своей классической позе с расставленными ногами, с руками в карманах и улыбался.
– Не волнуйтесь, Натинька! Никто на лекции не посмеет обидеть такую хорошую девушку, как вы, а значит, и меня не тронут. А если все-таки тронут, обещаю вам, как лев, защищать свою и вашу честь, – смеясь сказал Маяковский. – А книжки пусть читают, черт с ними!
– Книжек читать не будут, книжки, кажется, все у меня.
– Как у вас книжки, откуда? – удивился Владимир Владимирович.
Я смутилась. Еще раньше, когда я собирала их, мне приходила в голову мысль, что могут подумать, что я это делаю по поручению Маяковского. Но так как Владимир Владимирович не писал мне три месяца, то я сочла себя вправе поступить, как сама считала нужным. Уж очень мне не хотелось, чтобы в родном Киеве распространялась эта пакость. По возможности короче я рассказала Владимиру Владимировичу, что постаралась все попавшие в Киев книжки собрать у себя. Маяковский, казалось, был растроган этой заботой.
– Хорошая Натинька, товарищ настоящий! – говорил он, гладя меня по голове.
Н. Рябова. Киевские встречи // Имя этой теме: любовь! Современницы о Маяковском. М., 1993.
Читали и сенсационную книжку Альвэка «Нахлебники Хлебникова», где автор упрекает Маяковского и Асеева в обкрадывании Хлебникова. Альвэку мы не поверили. Да и сами Маяковский и Асеев восторженно относились к Хлебникову и признавали его огромное влияние на их творчество. Скорей всего именно от них мы впервые услышали это имя.
Д. Самойлов. Хлебников и «поколение сорокового года»: Из литературных воспоминаний // Мир Велимира Хлебникова: Статьи и исследования 1911–1998. М., 2000.
Вопрос. Был давно такой термин: «нахлебник Хлебникова». Имеются в виду Бурлюк, Крученых…
– Этот термин пустил человечек, называемый Альвек. Он въедливый и надоедливый, такой маменькин сынок, который все ругал и со всем не согласен. Он писал такие вещи и все оспаривал. Но он был похож на человека у Достоевского в «Мертвом доме»: «Братцы, все умрем». Он надоедал Маяковскому, что он повторял Хлебникова. Потом он распустил слух, что Маяковский обобрал Хлебникова, что он стащил некоторые поэмы у Хлебникова. Наконец, его творчество закончилось романсом «Утомленное солнце нежно с морем прощалось». Вот этот человек пустил эту версию, а так как враждебно настроенные люди к Маяковскому подхватывали всякий слушок, то распространению этой теории способствовал этот человек, который существует до сих пор. И, конечно, из мелких щепочек и сплетен создавалась невыносимая атмосфера для Маяковского.
Н. Асеев. Из творческой истории поэмы «Маяковский начинается». Вступ. статья и публ. А. М. Крюковой // Литературное наследство. Том 93: Из истории советской литературы 1920-1930-х годов: Новые материалы и исследования. М., 1983.
Совершенно игнорируя характеристику, данную Альвэку Асеевым, комментатор почтительно отмечает, что романс Альвэка «Утомленное солнце» пользовался «большой популярностью». У кого? Здесь нельзя не вспомнить строку из стихотворения Пастернака «Шекспир»: «Чем вам не успех популярность в бильярдной?». Небесполезно также сообщить незадачливому комментатору, что образ «Утомленного солнца» похищен Альвэком у Бальмонта <…> Комментатору, очевидно, осталось неизвестным, что «Открытое письмо Маяковскому» П. Митурича, содержащее в себе абсолютно лживые обвинения, впервые напечатано не в пасквильной брошюрке Альвэка «Нахлебники Хлебникова» (1927), а в «органе» ничевоков «Собачий ящик» (1923). Вообще в позорнейшей борьбе с Маяковским Митурич не пренебрегал услугами различных окололитературных подонков. «Ничевоки», незадолго до того подвергнутые Маяковским «чистке», осмелились печатно назвать его «сволочью» <…>
Н. Харджиев. Из письма в редакцию серии «Литературное наследство». Цит. по: Московская Д. Из истории литературной политики XX века: «Литературное наследство» как академическая школа// Вопросы литературы. 2018. № 1.
Я ему <Маяковскому> раз это напомнил, и напомнил жестоко. Я на него очень сердился, что он не издал Хлебникова, когда мог и когда получили деньги на это, – и не только не издавал, но написал: «Живым бумагу!». Он ответил: «Я ничего такого никогда не мог сказать. Если бы я так сказал, я бы так думал, и если бы я так думал, я перестал бы писать стихи». Это было в Берлине, когда мне нужно было устроить так, чтобы нашлись рукописи Хлебникова – это была идиотская история, которая, конечно, взорвала Маяковского и очень обозлила его. Он не помнил, что случилось с рукописями, ничего об этом не