— Мам, тут и тебе тоже конверт есть…
— Какой конверт? Письмо, что ли?
— Не знаю, — соврал Гошка.
— А ты вскрой его.
Гошка пошелестел возле трубки бумажкой.
— Мам, тут деньги!
— Деньги? — искренне удивилась Юлия Александровна.
— Марки.
— Да? Отлично! Купим тебе новую куртку! Твоя уже никуда не годится.
— Нет! Никаких курток! Куртку папа прислал и еще штаны, свитера и шикарные часы. Словом, сама увидишь! И еще мне денег на карманные расходы…
Возникла пауза. Гошка не мог собраться с духом сказать, что поездка отменяется, а мама, уже все понимая, не могла решиться задать вопрос.
— Гошка, не расстраивайся, — вырвалось у мамы. — Ну, подумаешь, посидишь дома на каникулах, ничего страшного…
— Мам, а как… как ты узнала?
— Что, я твоего отца не знаю? Подвернулось что-то другое… Но ты не огорчайся, Гошка.
— Мам, его от фирмы послали на Маврикий…
— Куда-куда? — не поверила своим ушам Юлия Александровна.
— На остров Маврикий.
— От фирмы, говоришь?
— Да. На несколько месяцев.
— Ну, Гошка, тогда это уважительная причина и обижаться не стоит, — решила утешить сына Юлия Александровна. — Даже очень уважительная.
— Ты правда так думаешь?
— Гошка, зачем мне врать? А кстати, ты что, немецкие курсы бросил?
— Нет! Просто у нас преподаватель заболел.
— Понятно. Гошка, а ты хоть что-нибудь примерил из вещей?
— Нет, мне лень.
— Паршивец ты, Гошка. Ну да ладно, я приду, тогда и примеришь, а то два раза тебя не заставить этим заниматься.
— Точно!
— Гошка, спрячь деньги в мою тумбочку и не звони во дворе про это.
— Что ж я, совсем придурок?
— Нет, ты не придурок, но…
— Все, мам, я понял. Ну, пока, ты поздно придешь?
— Не очень, часиков в восемь. Ты там приготовь что-нибудь, ладно?
— Ладно!
И тут Гошку осенило. Он сейчас пойдет в магазин и на свои карманные деньги купит все мамино любимое. Розовый виноград и конфеты «Рафаэлло». И обязательно какие-нибудь цветы. То-то она удивится и обрадуется! Жаль, конечно, что поездка не состоится, но все-таки приятно чувствовать себя богатым!
Глава VIIIВЗРЫВ
— Гошка, Гошка! — вопил в трубку Шмаков. — Ты не представляешь, что стряслось! Такое! Такое!
— Леха, ты можешь нормально сказать, в чем дело? — не выдержал Гошка.
— У Витасика тачку взорвали к чертям собачьим! Одни головешки остались!
— Как?
— Вот так! Бац — и нету!
— А ты откуда знаешь?
— Да ты что? Все кругом гудит!
— А он?
— Целехонек!
— Точно?
— Ага!
— Интересно, кому это понадобилось?
— «Пока никто не взял на себя это преступление!» — подражая телевизионным комментаторам, сказал Шмаков. — Но, думаю, нам это на руку!
— На руку? Какое нам дело до этого, Леха? Мы что, в мафиозные разборки полезем? Еще не хватало!
— Но сейчас последить за ним — милое дело! Он без тачки!
— Да ну, Леха, на фиг нам это нужно? Горенич в порядке…
— А эта сучара Наташа, которая меня газом траванула?
— А она-то с какого боку? Они распрощались с Витасиком, и дело с концом.
— Слушай, Гошка, ты один?
— Один, а что?
— Я к тебе сейчас пришкандыбаю, тогда и поговорим, ладно?
— Валяй, шкандыбай!
Леха примчался через пять минут. Вид у него был чрезвычайно взволнованный.
— Гошка, как ты думаешь, кто его взорвал? А?
— Почем я знаю? Он в таких «кругах» вращается, что его кто угодно мог взорвать.
— Понимаешь, я чего думаю… Взорвали тачку ночью, в три часа.
— И что?
— А то, что значит — его хотели либо пугануть, либо предупредить — следующая очередь твоя!
— Похоже на то.
— Выходит, от него чего-то ждут, каких-то шагов.
— Предположим.
— Да чего тут предполагать? Захудалому ежику ясно. Он сейчас суетиться должен, чтобы самому не взлететь на воздух.
— Ну и что, Леха? Это его проблемы.
— Да как же его? Это и наши проблемы тоже!
— С какой стати?
— С такой, что он преступник. И еще… Я тут, Гошка, подумал… Помнишь, ты говорил, что когда Горенич звонил мамашке из этого…
— Из Амстердама?
— Вот-вот, из Амстердама! И будто было плохо слышно.
— Ну да.
— Понимаешь, это странно.
— Что странно? Что было плохо слышно? — удивился Гошка.
— Ага, именно!
— Что же тут странного?
— То и странно! Нам батин дружок часто из Израиля звонит, сеструха в Америке была, тоже звонила, слышно так, как будто в соседней комнате говорят. А тут из Амстердама какого-то… Ты припомни: твой батя из Германии когда звонит, хорошо слышно?
— Пожалуй, ты прав. Обычно хорошо слышно. Только это еще ни о чем не говорит. Сбои в любой системе бывают. Подумаешь, был неисправный автомат или помехи на линии, да мало ли… А что ты вообразил?
— А то, что ни в каком Горенич не в Амстердаме.
— Да почему?
— Мне так кажется.
— Перекрестись, если кажется. У тебя, Леха, зуд, тебе вынь да положь какое-нибудь расследование.
— А чего каникулам зря пропадать? Гошка, пожалуйста, давай хоть завтречка последим за Витасиком, а?
— Леха!
— Чего Леха? Я целых тринадцать лет Леха. Ну давай, интересно же!
— А ты думаешь, он теперь будет на метро передвигаться?
— Именно! Ему теперь любая тачка ужас внушать будет! Давай, давай, Гошка! А не хочешь, я один…
— Ладно, черт с тобой, но давай договоримся: если завтра ничего не нароем, пошлем все это к чертям собачьим!
— Согласен! — возликовал Шмаков. — А пошли сейчас поглядим, чего там делается.
— Где?
— Гош, ты что, совсем дурной? Во дворе у Витасика, покрутимся, послушаем, чего народ говорит.
— Ладно, пошли, только ненадолго.
— Смотря по обстоятельствам, смотря по обстоятельствам, — потирая руки от радости, твердил Леха.
— А ты что, уже там побывал? — поинтересовался Гошка, когда они спускались на лифте.
— Ясное дело!
— А откуда ты узнал?
— Севку Курочкина встретил, он же в том дворе живет.
— Что он тебе сказал?
— Как что? Как что? Сказал, у них во дворе ночью красную тачку «Шкоду» взорвали.
— И все?
— А что тебе еще надо? — удивился Леха.
— Может, это другая «Шкода»?
— Да брось ты, Гошка, я ж там был. Как раз у Витасикиного подъезда.
— И сильный взрыв был?
— Нет, не очень, говорят. Хлопнуло громко, а потом загорелось. Вроде даже стекла в доме целы. Говорю же, пугнуть хотели мужика.
От красной «Шкоды» Виталия Антоновича и впрямь осталось немного. Люди во дворе опасливо обходили почерневшие обломки. Смотреть на них было неприятно.
— Кошмар какой! — сказала пожилая женщина с хозяйственной сумкой. — Счастье еще, что никто не пострадал. А то ведь во дворе и ребятишки играют, и собаки бегают…
— Ну, в три часа ночи ребятишки во дворе не играют, — отозвался ее спутник, немолодой мужчина в длинном тяжелом пальто с каракулевым воротником. — Собаки тоже ночью спят, а жулью этому так и надо. Нехай друг дружку взрывают. Может, наконец подорвутся уже все эти гады!
И они ушли.
Мальчики еще потоптались в дворе, но ничего интересного не происходило.
— Леха, может, хватит тут торчать?
— Может, и хватит, — понуро отозвался Леха.
— Гуляев, Шмаков, вы что тут делаете? — раздался знакомый голос.
Тягомотина!
— Привет, Роза! А ты сама что тут делаешь?
— Мне сказали, тут машина взорвалась.
— Пришла полюбоваться на чужое горе? — довольно язвительно осведомился Шмаков.
— Можно подумать, у тебя тут совсем другие задачи! — хмыкнула Роза.
— У меня тут вообще никаких задач нету!
— Ладно заливать-то, будто я не знаю, Гуляев опять за этим мужиком следит, у которого машина взорвалась. Кстати, Гуляев, это не ваших рук дело?
— Ты что, с пальмы спрыгнула? — взбесился Леха.
— Ниоткуда я не спрыгнула, просто подумала… хотя тогда вы вряд ли бы тут околачивались, — усмехнулась она. — Только вам тут ничего не светит — упустили клиента!
— Чего?
— Я не с тобой, Шмаков, разговариваю, а с Гуляевым. Ты, Гуляев, не в курсе?
— Не в курсе чего? — нервно спросил Гошка. Он не умел разговаривать с Розой.
— Эти две дуры, Филимонова и Малыгина, сегодня с самого утра начали следить за этим дядькой. Крались за ним, как… Сыщицы недоделанные…
— Что?! — в один голос воскликнули Гошка и Леха.
— Что слышали. А я думала, вы знаете.
— Роза, — справился с собой Гошка, — ты можешь нормально рассказывать?
— А я разве ненормально рассказываю? По-моему, очень даже нормально. По-другому я не умею.
«Я ей сейчас врежу», — подумал Гошка.
— Роза, куда они пошли?
— А я почем знаю?
— Он был с собакой?
— Нет, без собаки. Он просто шел по улице, я его узнала, а потом смотрю, эти две дурищи закадычные крадутся. Что ж, мне еще за ними следить? Я больше в эти дурацкие игры не играю, что я, маленькая?
— Ладно, Роза, спасибо и на том. Пока, мы пошли!
— Из-за Сашеньки своей драгоценной беспокоишься?
Гошка не посчитал нужным отвечать на этот вопрос. И они с Лехой побежали прочь, подальше от Тягомотины.
— Гош, погоди, — выдохнул Шмаков, — куда мы несемся-то?
— Домой! Надо позвонить, а вдруг они уже дома?
— Ага, правильно. Слушай, а чего это им вздумалось?
— Делать им нечего. Действительно, дуры! А если он их обнаружит, тогда как? Он же их запросто может прикончить.
— Ну вряд ли он за ними угонится, они знаешь как бегают? Сашка вообще чемпионка по бегу.
— Чемпионка школы! Большое дело! А если он их застрелит?
— Среди бела дня?
— А что, это редкость?
— Не сходи с ума, Гуляев! С какой стати Витасику каких-то девчонок бояться?
Едва войдя в квартиру, Гошка бросился к телефону. У Малыгиных никто не отвечал. А куда, интересно, подевалась Маня? Тогда он позвонил Ксюше. Но ее бабушка, Агния Васильевна, сказала, что рано утром Ксюше позвонила Саша и пригласила на генеральную репетицию в какой-то молодежный театр. Бабушке показалось, что для театра это было немного рановато, но в наше время все может быть.