— Какая подлянка?
— Она небось нарочно отпуск взяла и куда-нибудь свалила, чтобы ее дружки на свободе этого Горенича прощупали.
— Ты хочешь сказать, похитили?
— Гошка, а может, они его не похитили? Может, он сам от них скрывается?
— А бумажник?
— Что бумажник? Что бумажник? Да сам его потерял…
— А откуда тот тип про это знает?
— Ой, черт! Слушай, Гошка, я вот чего подумал: надо бы его как-то пугнуть… Мужика этого.
— Как? Зачем?
— Как — еще не придумал, а зачем — и ежику понятно. Чтобы задергался, занервничал…
— Не уверен, что это хоть что-то даст.
— А вообще-то, Гошка, тухлое это дело, ох тухлое! И одно бабье кругом.
— Какое бабье?
— Мамашка, бывшая жена, дочка, подружка какая-то подозрительная. Редакторша в отпуске, блин!
— А по-твоему, редакторша в отпуск уйти не может?
— Нормальные редакторши в это время в отпуск не уходят, в ноябре.
— Дурак ты, Лешка, в ноябре тоже можно хорошо отдохнуть.
— Ага, где-нибудь на Канарах, да?
— А почему бы и нет?
— А на какие шиши?
— Ну, Леха, это уже ты ерунду городишь. Может, ей этот Горенич сам денег дал. Или папа с мамой, да и вообще…
— Нет, мне эта Наташа определенно не нравится. Тухлая баба.
— Нельзя так заранее себя настраивать, Леха. Ничего хорошего из этого не выйдет. Кстати, вдруг она никуда и не уехала, сидит себе дома и слезами умывается. Может, они вместе с Гореничем куда-то собрались поехать, а он возьми и пропади.
— А я вот чего подумал, Гошка: кому на фиг этот фотограф понадобился и зачем?
— Мысль, конечно, интересная, но не слишком свежая… — усмехнулся Гошка. — Мы это уже обсуждали.
Внезапно зазвонил телефон. От неожиданности оба вздрогнули.
— Не подходи, — зашипел Леха. — Вдруг твоя мать проверяет, не прогуливаешь ли ты!
— Да ты что, маме это и в голову не вскочит.
Он схватил трубку:
— Алло!
— Гошка? Привет, это Маня!
— Привет, Маняша. Ты где?
— У нас физичка и географиня заболели, представляешь, какой кайф! А ты тоже заболел? Сашка сказала, что тебя не было и Лехи тоже, вот мы и подумали, что у вас какие-то дела.
— Мань, а Саша дома?
— А что, она тебе нужна? — ревниво осведомилась Маня.
— И она, и ты, и Ксюха.
— У вас что, опять что-то?
— Маня, мы с Лехой вас ждем, надо поговорить.
— Да? А Никита?
— Никита заболел. Короче, подваливайте ко мне, чем скорее, тем лучше.
— Да, бабье, бабье, кругом бабье! — поморщился Шмаков.
Глава IVЧТО ДЕЛАТЬ?
Когда девочкам рассказали всю историю с самого начала, Ксюша спросила:
— Гошка, а ты бумажку переписал хотя бы?
— Переписал, а что толку?
— Покажи!
Гошка подал ей бумажку.
— У меня есть идея…
— Какая?
— Надо ее немножко переделать, ну там цифры местами поменять, буквы…
— Зачем это? — вмешался Леха.
— Чтобы показать ее тому дядьке. Он вечером пойдет гулять с собакой, а вы подойдите к нему и скажите, вот, мол, нашли только какую-то бумажку.
— И что? — вырвалось у Гошки.
— А то, что вы сразу поймете, за чем они охотятся. Если не за этой бумажкой, то он на нее и не взглянет.
— А что это нам даст? — полюбопытствовала Маня.
— Кое-что даст все-таки, — стояла на своем Ксюша. — Во-первых, мы поймем, из-за чего весь сыр-бор… А во-вторых, завяжется какой-то разговор, может, он вам свой телефончик даст или даже какое-то поручение.
— Насчет поручений — это вряд ли, — покачал головой Гошка, — а вот записку показать можно.
— Эй, послушайте, записку можно показать, но только совсем-совсем другую, не с какими-то там цифрами-буквами, а самую обыкновенную записку, допустим, любовную, — затараторила Маня.
Все с любопытством на нее уставились, ожидая объяснений.
— Как вы не понимаете, — горячилась девочка, — если показать ему переделанную записку, он сразу что-нибудь заподозрит. Откуда мы знаем — вдруг он сразу заметит подделку? И тогда может такое начаться! Пострадает и ваш этот Горыныч…
— Горенич, — машинально поправил ее Гошка.
— Ладно, какая разница, Горенич или Горыныч, главное, что он может пострадать, и потом, этот дядька сразу вас раскусит. Смекнет, что вы с ним в какие-то игры играете.
— Да, Маня права, — поддержала ее Саша, старшая сестра.
— Точняк, — кивнул Леха. — Тогда нам кранты!
— Ну так лучше вообще к нему не соваться, — проговорила Саша.
— Да нет, пожалуй, сунуться стоит, только надо придумать какой-нибудь нормальный текст, чтобы он не подумал… — сказал Гошка.
— Нет, не надо никакого текста! — закричала Ксюша. — У меня дома есть куча бумажек, на которых пулю писали.
— Пулю? Какую пулю? — подняла брови Саша.
— Это когда играют в преферанс, ведут записи, — объяснил Гошка. — Да, Ксюха, это здорово. Он нас за полных придурков примет, а это очень полезно.
— И не опасно ни для кого! — воскликнула Маня, больше всего беспокоившаяся о Гошкиной безопасности.
— Значит, решено, — подвел итог Гошка, — Ксюха принесет записку, а мы с Лехой вечером смотаемся в сквер, к тому дядьке.
— Слушайте, а у меня еще одна мыслюндия родилась… — перебил его Леха.
— Мыслюндия? — рассмеялась Саша.
— У народа, у языкотворца, появился новый подмастерье! — вдохновенно продекламировала Маня.
Все удивленно на нее посмотрели.
— Чего уставились? Это я Маяковского переделала. У него есть стихи «Сергею Есенину». «У народа, у языкотворца, умер звонкий забулдыга подмастерье».
— Манька, у тебя новая фаза началась? — засмеялась Ксюша. — Раньше ты сама стишата лудила, а теперь классиков переделываешь?
— Ничего я не лудила! — оскорбилась Маня. — И вообще отвяжитесь от меня.
— Да нет, Маня, что ты, у тебя просто клево это получилось, насчет подмастерья, — успокоил ее Гошка. — Кстати, какая там у тебя мыслюндия родилась, подмастерье?
— А я забыл, — смутился Леха, — вы как начали тут про поэзию дундеть, я сразу и увял.
— Цветочек наш нежный, увял он от нескольких строчек, давайте, подруги… Нет, не так! Наш нежный цветочек увял от трех строчек! — закричала Маня.
— Ну, Маня, это уже ближе к норме, — заметила с хохотом Ксюша.
— Наш цветочек Шмакодявый, белокурый и кудрявый! — уже несло по кочкам Маню.
— Заткнись, Малыга! — буркнул Леха. — Тут дело серьезное, а она…
— А она такая дура, все культура да культура…
— Манька, уймись! — прикрикнула на нее Саша, хотя все уже покатывались со смеху, даже Шмаков.
— Тихо, Манечка, уймись, замолчи, уйди, заткнись!
— Маня! — схватила ее за плечо и начала трясти Саша. — Это же глупо! Охота тебе выглядеть дурой? Дело-то и вправду серьезное.
— Ладно, отвяжитесь. Я молчу!
— И отлично. Ну, Шмаков, ты вспомнил?
— Нет, забыл. Хоть убейте!
— Значит, не больно ценная была твоя мыслюндия, — заключила Ксюша.
— Кто ее знает, я не помню, — махнул рукой Леха. — Ну и фиг с ней.
— Погодите, надо поговорить серьезно, — начала Саша, — это не шутки: человек в беде. Пока только один, но их может стать больше.
— Между прочим, еще не факт, что эта самая Наташа тоже не угодила в лапы преступников, — заметил Леха.
— Ты же утверждал, что она сама преступница! — напомнил ему Гошка.
— Не исключено, между прочим.
— Дайте же сказать! — потребовала Саша. — Так вот, нас пятеро, начинаются каникулы, времени будет много, и мы должны действовать по трем направлениям. Первое — дядька с собакой, второе — мама и дочка этого Горенича и третье — Наташа.
Гошка смотрел на Сашу, слушал ее милый голос и соглашался с каждым словом, хотя она ничего особенного пока не сказала.
— Вообще-то нам очень нужен еще один человек, — заявила вдруг Саша.
— Какой еще человек?! — воскликнула Маня.
— Вместо Никиты, чтобы было три пары. В одиночку никто не должен действовать. Это опасно и неэффективно.
— Но где взять этого человека? — развел руками Гошка. — Мы тут уже понимаем друг друга с полуслова, и Никита свой в доску, а посвящать еще кого-то… Кстати, Лидия Павловна собиралась нам помогать.
— Гошка, ты сдурел, да? — закричала Ксюша. — Рассчитываешь на помощь старушки? Она что, будет с Лехой на пару следить за дядькой и его псиной?
— Зачем глупости говорить? За дядькой мы сами проследим, а вот за своей внучкой она проследить может. И с Наташей, наверное, что-нибудь сообразит, так что чужой нам не нужен, — пришел к выводу Леха.
Саша слегка покраснела от досады, однако возражать не стала, а только спросила:
— Но наметить какой-то план действия мы должны?
— Да что толку во всяких планах? — взорвался Леха. — Планы вечно горят синим пламенем.
— Шмакодявый говорит — планчик пламенем горит, — вырвалось у Мани.
— Ну, как хотите, — пожала плечами Саша. — Была бы честь предложена…
— Саша, не обижайся! — воскликнул Гошка, испугавшись, что она сейчас уйдет.
— Я не обижаюсь, просто не понимаю, что, к примеру, мне делать в этой ситуации?
— Я знаю! — подала голос Маня. — Мы с тобой поедем в это издательство и там попробуем что-то разузнать о Наташе.
— А что? Это не так уж и глупо, — одобрила предложение Ксюша. — Вот только теперь во всех издательствах охрана, вас могут туда просто не пустить.
— Да, действительно, — кивнул Гошка, — я тоже слышал, что в издательство просто так не пройдешь.
— Тогда я пойду одна, и меня уж точно пропустят! — заявила Маня.
Все опять с интересом на нее уставились.
— А что вы на меня вылупились? Я возьму тетрадку со стихами…
— С какими стихами? — испугалась Саша.
— С любыми! Перепишу в тетрадку разные стихи, покажу охраннику, он не разберется, мои это стихи или, допустим, Анны Ахматовой…
— Ну, Малыга, ты даешь! — помотал головой Леха.
— Я покажу ему стихи, скажу, что хочу проконсультироваться…
— И что дальше? — поинтересовалась Саша.