— Ларри, мальчик, иди ко мне! — ласково позвал Виталий Антонович.
Ребята едва успели отпрянуть за угол, откуда наблюдали за происходящим. Виталий Антонович подцепил поводок к ошейнику и медленно побрел по переулку. Мальчики, не сговариваясь, двинулись за ним, держась на почтительном расстоянии.
— Он в сквер идет, — определил Гошка. — Вдруг к автомату, звонить?
— Ты же говорил, он к метро ходит.
— Похоже… Эх, черт, темно, никак не получится номер углядеть.
— Думаешь, будет такая пруха, как тогда? Не надейся!
— Ладно, фиг с ним, с номером, но подслушать надо.
— А псина? Не залает?
— В прошлый раз даже носом не повела.
Между тем Виталий Антонович действительно шел в сторону метро, останавливаясь лишь тогда, когда это требовалось Ларри. Пройдя довольно значительное расстояние, он вдруг оглянулся. К счастью, Гошка с Лехой держались поодаль, и он просто не обратил внимания на две темные фигуры. И быстро зашел за угол старого дома.
— Там есть автомат! — прошептал Леха. — Бежим! Я знаю, где спрятаться.
Они вихрем кинулись в обход дома и присели за мусорным баком. В результате, когда Виталий Антонович приблизился к автомату, мальчики уже обратились в слух.
— Алло, — услышали они негромкий голос. — Привет, это я. Ну как успехи? Да? Молодец! Ничего, ничего, пока время пройдет… Да-да, я знаю. Заслуживаешь, заслуживаешь, не спорю! Встретимся завтра в метро! Ты просто пройдешь мимо меня, ах, тебя это не устраивает? Ну что ж, очень предусмотрительно. В таком случае приезжай на станцию Мичуринец к десяти утра. Устроит? Ну и отлично. Осторожность в нашем деле штука не лишняя. Одобряю, хотя недоверие несколько обидно. Да я шучу, шучу. Договорились? До свидания. А завтра я скажу тебе: «Прощай!» Все. Привет!
И он повесил трубку.
— Ну что, Ларри, идем домой? Ты не замерз, мой маленький?
И он двинулся в обратный путь, уже несколько быстрее.
— Пусть идет, — шепнул Гошка Лехе. — Фу, как ноги затекли. Что скажешь?
— Мичуринец — это по какой дороге? — вместо ответа осведомился Леха.
— Не знаю, но узнать, думаю, несложно.
— А выдраться сумеешь?
— Придумаю что-нибудь. А ты?
— Без проблем.
— Да… Лех, а ведь, скорее всего, к нам это отношения не имеет.
— Как это не имеет? Сам же говорил, что он преступник. Пусть даже тут совсем другое преступление… В прошлый раз он вышел сухим из воды, а теперь уж — дудки! Мы его не так, так сяк подловим. Тем более тот тип, которому он звонил, похоже, сваливает, он же сказал — завтра скажу тебе: «Прощай!» Одним словом, в Мичуринец ехать надо.
— Ладно, поедем. Только вот как быть с девчонками?
— А чего? Ксюха, наверное, не сможет, у нее бабка заболела, а у Сашки с Манькой мама в Москве, она их с утра не отпустит. Так что вдвоем двинем. Оно и лучше, между прочим, без бабья.
Гошка придерживался другого мнения, но счел за благо промолчать.
— Только ты им ничего не рассказывай, ладно? — сказал Леха на прощание.
— Про что?
— Про наши планы, про Мичуринец. А то им обидно будет. Все остальное расписывай как угодно. Про Яковоапостольский переулок, про крутую фирму, про колеса…
— Ладно, там видно будет. Пока, Леха.
— Пока! Созвонимся.
Мамы дома не было. Гошка в одиночестве съел две тарелки борща и глубоко задумался. Что сказать завтра маме? Ему ведь придется выйти из дому рано. Черт, надо же выяснить, где этот Мичуринец. Ксюхе, что ли, позвонить? Да нет, нельзя. И Саше с Манькой тоже. Остается Никита. Кстати, надо узнать, как он там. Недолго думая, он набрал номер. Трубку взяла тетя, Ольга Александровна, Никитина мама.
— Оль, привет, как там Никита?
— Привет, Гошка, ничего, получше немного. А то чего звонишь?
— Как это чего? — возмутился Гошка. — Он же мне не чужой, Никитка. Как-никак двоюродный брат и к тому же друг!
— Значит, просто интересуешься его здоровьем?
— Ну да. И хотелось бы с ним поболтать. Можно?
— Так и быть. Только недолго, он все-таки болен.
— Есть, ваша честь!
— Гошка, привет! — обрадовался Никита. — Я тебе сегодня звонил, но ты куда-то усвистел.
— Да, было дело. Слушай, Никит, ты случайно не знаешь, по какой дороге станция Мичуринец?
— Мичуринец? А тебе зачем?
— Надо!
— По Киевской.
— Точно?
— Точно! Переделкино знаешь? А Мичуринец как раз следующая.
— Блеск! Спасибо, Никитос!
— Гошка, вы там опять что-то расследуете?
— Есть немножко!
— Блин! А я тут валяюсь! Гошка, расскажи, хотя бы в двух словах, — взмолился Никита.
— В двух словах не получится, а Оля…
— Не страшно, к ней сейчас аспирантка пришла, если говорить будешь ты, то это ее не взволнует. Она следит, чтобы я поменьше горло напрягал.
— Понял. Тогда слушай…
— Да, история, — произнес Никита, выслушав двоюродного брата. — А вы, значит, с Лехой народные мстители?
— Чего? — не понял Гошка.
— Народные мстители, говорю! Надо не надо, все равно попретесь в Мичуринец, плохого дяденьку на чистую воду выводить?
— Ну ты что! — огорчился Гошка. — Откуда мы можем знать, надо нам это или нет. Поедем, посмотрим, послушаем, что там такое. Если речь пойдет про рассаду или, допустим, семена, так фиг с ним. Только я не думаю, что ради такого дела люди в автомат звонить ходят.
— А если у него телефона нет?
— Может, и нет, зато мобильный есть. Но он предпочитает автомат.
— Ну и дурак.
— Понятное дело, дурак! — обрадовался Гошка. — Еще какой дурак! В прошлый раз благодаря его дури мы столько узнали и вот теперь, если повезет, тоже кое-что разведаем. В таких делах всегда важно, чтобы твой противник дурей тебя оказался, хоть на самую чуточку.
— Ну, вообще-то, приятнее победить умного противника, чем дурака.
Гошка засмеялся:
— Это ты, братишка, говоришь потому, что сам не можешь с нами этим делом заняться.
— Прости, Гошка, ты прав. Мне просто-напросто завидно.
— Вот то-то же. Но ты на досуге все-таки подумай о нашем деле. Вдруг тебе какая-то светлая мысль в башку стукнет.
— Подумаю, — пообещал Никита. — Но и ты мне пообещай, что позвонишь, когда вернешься из Мичуринца.
— Обещаю.
Теперь оставалось что-то придумать для мамы, но тут на выручку пришел Шмаков. Он позвонил и таинственным шепотом сообщил:
— Гошка, порядок! Я все придумал! Мы с тобой завтра едем в Одинцово, к моим родичам, помочь при переезде.
— Что? При каком переезде?
— Ну, наши родичи живут в Одинцове, сейчас переезжают с квартиры на квартиру.
— Действительно переезжают?
— Ага! И мамка с папкой туда едут помогать. Хотели меня наладить, но я оторвался. Но как повод для твоей мамашки это сгодится, а?
— Идеально, Леха! — возликовал Гошка. — А я насчет Мичуринца узнал. Это по Киевской дороге, следующая станция после Переделкина.
— Отлэ! Гошка, я вот что удумал еще… Надо бы нам туда пораньше приехать, чтобы все там обсмотреть, как и чего, местечко найти для наблюдения, и вообще, на фиг нам с ним одним поездом ехать?
— Еще не факт, что он на поезде поедет. Только не говори, что надо опять ему шины прокалывать.
— Да ну, неохота опять в такую рань вставать, и потом, в Мичуринец он тогда может здорово опоздать, а нам это ни к чему, правда же?
Они приехали на станцию Мичуринец в половине десятого. Было холодно и солнечно. Платформа быстро опустела, и торчать на виду не хотелось.
— Черт, если они тут встречаться и разговаривать будут, мы ни фигашки не узнаем, — проворчал Леха. — К ним тут не подберешься.
— Да, действительно, — почесал в затылке Гошка.
— Ну правда, увидеть мы все увидим, а вот услышать… — И Леха с гордостью вытащил из сумки настоящий морской бинокль.
— Ух ты! Откуда, Леха?
— Батькин! Он же у меня на флоте служил…
— Класс! Хотя подслушка какая-нибудь была бы ценнее.
— Что да, то да, но где же ее взять-то? И потом, как узнать, где ее поставить?
— Сплошные вопросы. Ну ничего, по крайней мере мы увидим типа, с которым наш Виталик встретится, и можем проследить за ним…
— Ой, ты глянь, вон он чапает, видать, на тачке прикатил.
Действительно, к платформе неспешным шагом направлялся Виталий Антонович. Гошка глянул на часы. До прихода следующей электрички по расписанию оставалось еще минут пять. Виталий Антонович остановился у выхода на перрон. Эх, если бы он там и остался, они могли бы послушать разговор, спрятавшись за палаткой. Но не такой же он в самом деле дурак. Время тянулось медленно. И вот вдали послышался гул приближающейся электрички. Виталий Антонович поднялся на перрон. А вот и поезд! Он тормозит, двери открываются, и довольно много народу выходит из вагонов. Суббота, каникулы! Мальчики не сводят глаз с Виталия Антоновича, который тоже пристально всматривается в толпу приехавших.
— Охренеть! — вырвалось у Гошки.
— Чего? — толкнул его в бок Леха. — Мать честная, да это баба!
— Это Наташа! — прошептал Гошка.
— Та самая? — ахнул Леха.
— Та самая! — с трудом выговорил Гошка. Он не верил своим глазам.
Между тем толпа быстро рассосалась, и эти двое остались там, где были. Наташа подала Виталию Антоновичу какой-то конверт, а он передал ей пластиковый мешок. Она сунула туда обе руки, нагнула над ним голову.
— Что она делает? — спросил Гошка, подавленный ее появлением здесь.
— Похоже, бабки считает. И, между прочим, неплохие бабки, вон как долго считает.
Виталий Антонович в это время опасливо озирался. Но вот Наташа подняла голову, кивнула и улыбнулась, потом взяла пакет и сунула в небольшую спортивную сумку. Протянула руку Виталию Антоновичу, что-то, смеясь, сказала и побежала к переходу на другую сторону путей.
— Гошка, надо проследить за ней, за ним не выйдет, он на тачке.
— Попробуем, — ответил Гошка.
Виталий Антонович вернулся к машине и уехал. А Наташа осталась ждать электричку.
— Гошка, я поеду с ней в одном вагоне, она же меня не знает, а ты садись в другой.