Королевская власть, казалось, восстановилась до такой степени, что Эдуард I попытался в последний раз восстановить феодализм в чистом виде. Бароны остались лояльными, но воспротивились попытке отмены Великой хартии вольностей: ему пришлось согласиться с тем, что любой, кто владел землей на момент восшествия на престол Ричарда I в 1189 г., по закону неприкосновенен, даже со стороны короля (отсюда берет свое начало выражение «с незапамятных времен»). С этого момента дом англичанина действительно стал его домом и крепостью, а не временным пожалованием короля.
Не добившись успеха дома, Эдуард обратил внимание на иностранные дела. В 1278 г. он направился в Гластонбери, чтобы присутствовать на открытии предположительной могилы короля Артура, а затем стал претворять миф об артуровской «Британской империи» в жизнь. В 1282–1283 гг. он провел обширную, методичную и безжалостную кампанию в Уэльсе. Победа была увековечена в камне: военный архитектор Жак де Сен-Жорж из Савойи построил крупнейшую в мире линию замков за колоссальные деньги. Эдуард частично компенсировал расходы, изгнав в 1290 г. из Англии всех евреев и объявив, что все деньги, которые люди ранее были должны евреям, теперь следует вернуть ему самому.
Попытка Эдуарда I сокрушить последний рубеж обороны романизированных бриттов
Затем король обратил свой взгляд на Шотландию. Войны Эдуарда на севере и западе несколько повысили статус англичан, поскольку ему требовалось огромное количество пехотинцев. Теперь эти люди стали второй по значению группой сразу после франкоязычной элиты. Это предложение напоминало то, которое сами англичане через несколько веков сделают сикхам и гуркхам: «Да, мы завоевали вас, но, если вы будете воевать за нас с вашими старыми врагами, мы возвысим вас над ними».
Запись о кампании Эдуарда I 1294 г. в «Хронике Лэнгтофта» открывается прекрасным образчиком антиваллийской и антишотландской риторики, причем на французском языке.
Gales soit maldit de Deus e de Saint Symoun! Car tuz jours ad este pleins de tresoun. Escoce soit maldit de la Mere De!
«Да будут прокляты валлийцы во имя Господа и святого Симеона! Ибо всегда они коварны и лелеют измену. Да будут прокляты шотландцы во имя Богоматери!»
Однако в нескольких местах Лэнгтофт вкрапляет в свой французский язык слова, которые он, вероятно, услышал от английских пехотинцев Эдуарда I.
The fote folke puth the Scotes in the polke, and nakned their nages.
«Пехотинцы заткнули шотландцев за пояс и обнажили их задницы».
Французский был языком конницы, английский – языком пехотинцев, fote folke (как, вероятно, они себя и называли). И они это знали. Постоянное, ежедневное присутствие элиты, носителей чуждой культуры, из поколения в поколение напоминало им об их великой национальной травме. Подчинение Англии эмоционально описывал Роберт Глостерский (ок. 1290 г.).
Thus com lo engelond in to normandies hond.
& the normans ne couthe speke tho bote hor owe speche…
Vor bote a man conne frenss me telth of him lute.
Ac lowe men holdeth to engliss & to hor owe speche.
Увы, случилось это! Англия в руках нормандцев.
А нормандцы могут говорить лишь на своем языке…
Если человек не знает французского, до него нет дела.
Но простые люди держатся за английский,
собственный язык.
Однако англичане все равно были готовы воевать со своими соседями под руководством франкоязычных офицеров – пращуров тех «рупертов»[16], которых нынешние английские солдаты тайно презирают, хотя и подчиняются им.
Огромные расходы на борьбу с валлийцами и шотландцами предоставили возможность проявить себя уникальному изобретению английской элиты – парламенту. Если бы Англия была нормальной страной с собственным правящим классом, Эдуард мог бы попытаться усмирить аристократию, дав крестьянам (которых легче было бы обложить налогами) права на землю. Именно это и случилось во Франции того времени. Но Эдуард, будучи франкоязычным королем, вряд ли мог прибегнуть к помощи англоязычных крестьян против собственной франкоязычной знати. Он признал необходимость вести с нею переговоры – parley. Так называемый Образцовый парламент 1295 г. уже имел знакомые нам очертания.
«Во Франции помещик проиграл; крестьянин выиграл. В Англии помещик победил; крестьянин проиграл».
Несмотря на все бесчисленные затраты, Эдуарду так и не удалось завоевать Уэльс. А когда в 1307 г. он лежал на смертном одре в своем походном лагере в Камбрии, до него дошли новости, что его войска разбиты в Шотландии Робертом Брюсом. Войны Эдуарда I придали новый импульс национализму всех трех британских наций, «оставив после себя глубокое ощущение разделения, которое длится с его времени и поныне», как пишет историк Марк Моррис. Благодаря войнам парламент активно включился в управление Англией.
В 1308 г. Эдуард II был коронован, причем не на латинском, а на французском языке. Дело было в том, что его бароны хотели услышать от него самого совершенно новые обязательства на повседневном языке. Оно до сих пор присутствует в коронационной присяге: король соглашался соблюдать законы, которые еще не существовали, но могли быть приняты сообществом королевства – парламентом.
Sire, grauntez vous a tenir et garder les leys et les custumes droitureles les quiels la communaute de vostre roiaume aura eslu?
«Сир, обязуетесь ли вы соблюдать и защищать праведные законы и обычаи, которые изберет сообщество вашего королевства?»
Эдуард не смог понять, куда дул ветер. Он осыпал титулами и деньгами своего гасконского фаворита Пирса Гавестона, пока в 1312 г. бароны не подняли открытое восстание и не убили Гавестона возле замка Кенилворт. Вскоре на короля обрушились и другие несчастья. Шотландцы уничтожили намного более многочисленную армию Эдуарда при Баннокберне в 1314 г. В 1320 г. его войска потерпели позорное поражение во Франции; чтобы сохранить их, ему пришлось приехать к королю Франции и принести ему личный оммаж.
Во время поездки у королевы Изабеллы начался роман с Роджером Мортимером. Она отказалась возвращаться домой с Эдуардом и организовала очередное вторжение в Англию из-за Ла-Манша. Эдуард был взят в плен, а в 1327 г. был убит – чудовищные подробности убийства обсуждаются до сих пор. Изабелла и Мортимер оказались фактическими правителями Англии. Вскоре они вступили в разногласия с юным королем, и в 1330 г. семнадцатилетний Эдуард III вместе со своими сторонниками подстерег Мортимера в Ноттингемском замке и казнил его. Так началось собственное правление Эдуарда III, которое продлилось небывалых сорок семь лет.
К 1346 г. Эдуард III, заключив мир с шотландцами и получив контроль над Ла-Маншем после великой морской битвы при Слюйсе (1340), был готов предъявить свои права на французский престол и осуществить масштабное вторжение. В битве при Креси (1346) английские и валлийские лучники, вооруженные длинными луками, скосили французскую конницу. Через десять лет при Пуатье (1356) Черный принц, сын Эдуарда III, снова обратил ее в бегство.
«Когда английские лучники увидели, что происходит, то сделали один шаг вперед и выпустили свои стрелы, которые стали падать и сыпаться на генуэзцев столь густо, что это напоминало снег»[17].
Теперь, когда французские войска стали откровенно бояться решительных сражений, Франция превратилась в охотничий надел для целого поколения английских грабителей и мародеров. Десятилетия войны против Франции сделали свое дело: английская знать посчитала странным говорить по-французски в присутствии своих солдат, и именно в это время она (за исключением самого короля и его двора) наконец перешла в повседневном обиходе на английский язык. Однако главными причинами перехода на английский язык оказались естественные причины.
Черная смерть (как ее называли тогда) скосила от 30 до 45 % населения Англии в 1349–1350 гг. После этого она снова возвращалась в 1361–1364, 1368–1369 и 1371–1375 гг. К концу четвертой эпидемии население сократилось вдвое и восстановилось только через двести лет.
«В 1300 г. рыцарь мог повелеть изобразить себя на надгробном камне в виде юного воина в расцвете сил; к 1400 г. в моду вошли изображения скелетов и гниющей плоти – напоминание о человеческой смертности», – пишет Барбара Такман в книге «Далекое зеркало». «Пляска смерти»: из Нюрнбергской хроники, 1493 г. Библиотека католической семинарии Страсбурга (© Claude Truong-Ngoc / 2013 Creative Commons)
Однако собственности чума не вредит. Выжившие богачи стали еще богаче, получив неожиданное наследство. Они выказывали свою благодарность многочисленными дарами церкви, что привело к созданию новых великолепных архитектурных шедевров – например, первого веерообразного, или нормандского, свода в Глостерском соборе.
Веерообразный свод. Глостерский собор, 1351 г. (© Zhurakovskyi / 2016 Creative Commons)
Настоящими же победителями стали счастливые уцелевшие представители англоязычного крестьянства. Мы должны представлять себе средневековое английское деревенское общество на двух различных уровнях. Франкоязычные хозяева поместий нуждались в доходе со своих владений; им не было дела до того, что за англоязычные крестьяне ходят у них в арендаторах – лишь бы ренту платили. Но в среде самих англоязычных крестьян удача, трудолюбие и хитрость привели к созданию собственной внутрисословной системы.